Елена Кутловская
Александр Калягин. Как победим?
Фото Артема Житенева (НГ-фото)
– Александр Александрович, вам свойственна самоирония?
– Самодовольные люди мне кажутся смешными. Предпочитаю для себя самоиронию. Без иронии можно потерять верные ориентиры в жизни, причем везде, и самое главное – в профессии. Льстивое слово угадываю с первой секунды, терпеть не могу лесть, всякий раз прошу отложить ее до речей у гроба. Хотя чувствую себя хорошо, когда окружен любовью. Я – воин на поле любви, ненависть меня парализует. Все прекрасное рождается в любви – наши дети, наше творчество. Всем артистам известно, что хорошие спектакли получаются только тогда, когда на сцене царит атмосфера любви, я бы сказал, страстной любви – когда ссорятся, мирятся, когда перехлестывают эмоции, кипят страсти...
– Что для вас лично самое главное в актерской профессии?
– Воспринимать жизнь острее других. Уметь чувствовать чужую боль. Накапливать свой опыт боли. Быть личностью, иметь свой мир. Это все как бы прописные истины. Но других нет. Почему любят артистов? Потому что они проживают свои жизни более наполненно. Живут наотмашь, без остатка тратятся, отдают себя, не скупясь. Это все в природе актерской. За сценическое время они проживают целую жизнь, за свою жизнь – множество судеб. Вам должно быть известно, что, если артист долго не выходит на сцену, он заболевает. Ему необходимо отдавать свою энергию, но одновременно и насыщаться энергией зала. Это то, что держит его по жизни. Для артистов нет большего наслаждения, чем почувствовать на сцене, что ты «взял зал». Вот тогда ты ощущаешь свою власть – это непередаваемо.
– Вы уже два срока отработали председателем Союза театральных деятелей России. Пойдете ли на третий срок, имеете ли вы на это право?
– По уставу имею право – еще при Михаиле Александровиче Ульянове были внесены эти изменения. А что будет в октябре? Кто это знает? Пусть решает театральная общественность.
– Вам не жалко своего времени? Вам бы играть и играть┘
– Играть люблю больше всего на свете. Я актер прежде всего. Еще ребенком мечтал о своем театре, теперь он у меня есть. Это такое счастье знать, что после тебя останется потрясающий театр, в который будут приходить зрители много-много лет.
А времени, конечно, жалко, его катастрофически не хватает. Нет времени читать хорошие книги, слушать музыку, ходить на выставки. А что делать? Не надо было браться, если не можешь довести дело до конца. Меня тяготит не то, что я свое время трачу, а то, что все так медленно двигается.
Все, кто меня давно знает, удивляются, что я вдруг стал общественной фигурой. Меня никогда эта сфера не интересовала, меня не волновали внутритеатральные игры, я около 30 лет проработал во МХАТе и последним узнавал даже о романах в театре.
– Прошло уже какое-то время после того, как вы возглавили комиссию по культуре в Общественной палате РФ. Не потеряли ли веру в то, что Общественная палата действительно может играть серьезную роль в жизни страны?
– Если не веришь в то, что можешь что-то сделать, то надо уходить с любого места – не возглавлять театр, не руководить Союзом театральных деятелей России, не входить в Общественную палату┘ Я изначально знал – легкой жизни у нас не будет. Опыт хождения по высоким кабинетам у меня богатый – отпирать эти тяжелые двери ой как не просто. Нужно запастись терпением, быть дипломатом, нужно уметь идти на мелкие компромиссы, чтобы достичь главной цели. А еще я человек азартный, мне во всем надо дойти до конца, не люблю сдаваться.
– Наверное, азартны и в спорах? Я, разумеется, имею в виду споры об истине.
– Самое главное, мне кажется, не погрязнуть в разговорах! (Улыбается.) В рассуждениях о том, что у нас плохо. Надо предлагать свои решения, как сделать так, чтобы стало лучше. Аргументированно предлагать, опираясь на цифры. Да, именно на цифры. Добиться того, чтобы нам отвечали те, к кому мы обращаемся. Не друг другу жаловаться, что наше общество деградирует, а посадить рядом оппонентов и вступить с ними в диалог. Мы говорим, что идет разрушение нравственных норм и понятий, но надо понять, почему так происходит и что мы можем сделать. Это очень обидно, что в числе национальных проектов нет проекта по культуре. Огромное заблуждение думать, что, решив экономические вопросы, мы разрешим все проблемы. Конечно, курс, взятый на повышение экономики страны, верный, никто с этим не спорит. Но за счет чего растет материально-экономическая база страны?
– И за счет чего? Ваша версия?
– Например, это же преступление позволять процветать игорному бизнесу по причине того, что он приносит доход в казну, не просчитав, что последствия такого расцвета обойдутся государству через несколько лет много дороже. Сейчас мы получили письмо из города Череповца, в котором жители с ужасом рассказывают, что у них на триста тысяч населения работает полторы тысячи игорных автоматов. Ведь даже полуграмотному человеку понятно, что подростки, которые «подсели на эту иглу», потеряны для общества. Какое будущее ждет этот город, в котором часть населения через несколько лет не будет трудоспособной? Эта же ноша забот ляжет на плечи государства, и очевидно, что сегодняшние сомнительные доходы не покроют будущих потерь. Поэтому я и говорю: языком цифр надо доказывать, что выгоднее. Например, в США проповедуют культ семьи, и не потому, что там живут более нравственные люди, а потому, что просчитано – разводы приносят материальный ущерб, ведь государству приходится дополнительно обеспечивать одиноких матерей с детьми.
Или же другой пример. В Японии в каждой школе серьезно занимаются музыкально-художественным воспитанием учеников, что способствует развитию творческого начала у детей. Они заинтересованы в том, чтобы в любой сфере деятельности работали люди творческие, инициативные, способные к созиданию. Ясно, что деньги, потраченные на такую программу обучения, окупятся с лихвой.
– К сожалению, мы в этом заинтересованы постольку поскольку┘
– Да, мы живем сегодняшней сиюминутной выгодой, причем чаще выгодой отдельных лиц. Вот недавно мы разбирали на своем заседании ситуацию с екатеринбургской школой, которая имела статус специализированной музыкальной школы, что позволяло ее выпускникам поступать в консерваторию. Но власти города решили перевести ее в обыкновенную общеобразовательную школу с музыкальным уклоном. Это при том, что таких специализированных музыкальных школ в нашей стране только восемь! Никто не подумал о том, что одаренным детям негде будет учиться, а через какое-то время не станет и педагогов, которые будут учить уже других одаренных детей. Мы подготовили серьезное письмо, и вопрос должен быть решен. Но это решение проблемы одной школы, а подобных проблем очень много, они возникают все время. Естественно, что мы будем этим заниматься. Но мне хотелось бы, чтобы наша комиссия по культуре занималась не только конкретными локальными проблемами, а предприняла какие-то действия, сподвигнув власть на формирование грамотной государственной политики в области культуры. Сегодня все законы принимаются, не учитывая специфики деятельности в каждой области, ведь ясно, что в театре своя специфика, в медицине – другая, в образовании – третья┘ Поэтому не просчитываются перспективы, нет правильной стратегии. В частности, именно так пытались реформировать театральное дело, игнорируя мнение наших театральных специалистов.
– Ваша деятельность в Общественной палате, по сути, продолжает то, чем вы уже занимались, будучи на посту председателя СТД?
– Конечно, мой опыт работы в Союзе мне помогает, я не понаслышке знаю, как живет Россия. Много езжу, встречаюсь с людьми, пытаюсь вникнуть в их проблемы. Все считают, что артисты живут шикарно, судят по глянцевым журналам, расписывающим жизнь звезд, но эти сюжеты только про столичных артистов, а в провинции ситуация очень тяжелая. Зарплаты нищенские, подработать негде, многие уходят из профессии. В некоторых театрах не укомплектованы труппы, средний возраст артистов – от 60 и выше.
Театр, как бы банально это ни звучало, есть отражение жизни, есть ее обобщение. Принято думать, что зритель приходит в театр, чтобы отдохнуть, развлечься, уйти от собственных проблем. Но я думаю, что еще и для того, чтобы понять себя, свое время. Без соучастия, сопереживания, сострадания, мне кажется, театр невозможен, особенно наш русский театр. Поэтому я очень боюсь, что сегодня, когда «порвалась связь времен», мы потеряем свои великие театральные традиции. Театр – это искусство, которое развивается от поколения к поколению, его тайны передаются от мастера к мастеру. Преемственность – вот то главное, что нельзя потерять. Ведь не зря мы говорим о театре как о доме, как о семье – здесь точно так же по наследству должны передаваться семейные реликвии, храниться легенды, собираться архивы┘
– Что вы передаете своим детям по наследству?
– Я им отдаю любовь – своих детей я обожаю. У меня очень хорошие дочь и сын. Мы с женой никогда не вмешивались в их жизнь, всегда с уважением относились к их выбору. Они не стали артистами, занимаются каждый своим делом, по-моему, делают это талантливо. А еще у меня есть внук. Из всех он меня выбрал в свои товарищи по играм. Я этим очень горжусь.
– Чем вы еще гордитесь?
– Конечно, я горжусь своим новым театром, хорошими спектаклями, когда они получаются. Горжусь, если благодаря нашим усилиям реконструирован где-то театр или построен Дом актера. Но это не гордость собой.
