Анастасия Машкова
Ларс фон Триер – брэнд датский.
Фото из книги 'Ларс фон Триер: Контрольные работы. Анализ, интервью'
В его давнем телевизионном «Королевстве», повествующем о некой фантастической больнице (этот сериал мыслился как европейский ответ «Твин Пиксу» и «Секретным материалам»), все персонажи, как врачи, так и пациенты, были датчанами. Кроме главврача и, как вскоре выяснялось, единственного нормального человека. Тот был шведом, и в минуты, когда жизнь становилась совсем невыносимой, поднимался на крышу вверенного ему медицинского учреждения, чтобы прокричать в сторону родной страны несколько заветных слов: «ИКЕА! Улоф Пальме! АББА!» Чем не пророчество самому себе?
Странная судьба: элитарный, по сути, режиссер («Королевство» – попытка доказать себя «в формате») вошел в коллективное бессознательное в качестве национального поп-символа. Наравне с Русалочкой Андерсена и принцем датским Гамлетом. А место ИКЕА в сознании миллионов занимает придуманная им идеология и кинематографическая технология «Догмы-95», этой прародительницы всех реалити-шоу мира.
Как истинный датский принц фон Триер задается неразрешимыми («гамлетовскими») вопросами и боится стать частью кинематографического истеблишмента, хотя многие готовы возвести его на трон и даже более того – присягнуть на верность и служить культу.
Между тем вечному принцу 30 апреля исполнится пятьдесят. И его биография в полной мере отражает непоследовательность, даже инфантильность личности Гамлета ХХI века.
Реформатор
Историю одной из самых впечатляющих режиссерских карьер рубежа столетий так легко превратить в реестр достижений. Список наград и всех впечатляет. Дебют с полнометражным фильмом «Элемент преступления» в 28 лет, первая поездка в Канн, приз Технической комиссии. Плюс – брошенное вскользь упоминание в интервью собственного кумира, русского классика Тарковского. Да, это был замечательный результат для дебютанта, за которым на тот момент не стояли ни индустрия, ни модная национальная кинематография, ни амбициозная страна-сверхдержава. Приз жюри Каннского кинофестиваля, общепризнанный пропуск в элиту международного кино, он получит уже в тридцать пять за пафосную и сложнопостановочную «Европу» (1991). Его фильм «Рассекая волны» (1996) будет удостоен на Каннском кинофестивале Гран-при жюри. А «Золотую пальмовую ветвь», высшую награду Канна, этот пропуск в элиту элит, он получит за «Танцующую в темноте» (2000), где пела и имитировала медленно прогрессирующую слепоту Бьорк, слесарила на конвейере Катрин Денев, а постаревший Джоэл Грей, «лицо» бобфоссовского «Кабаре», появлялся в крошечной роли чешского чечеточника-невозвращенца. И всем наконец-то стало ясно, кто теперь лидер мирового кинопроцесса.
Ларс фон Триер стал инициатором легендарного проекта «Догма-95». Благодаря антибуржуазному пафосу всего коллектива и уникальной способности своего вожака мыслить, даже чувствовать новейшими технологиями «Догма-95» осуществила давно назревшую, первую со времен «новой волны» 60-х реформу киноэстетики. На нынешний момент – также и последнюю. Пока эта миссия невыполнима, на трон последнего победившего революционера не претендует никто.
Голый король
Признаемся, что апологетическая версия именно этой режиссерской биографии выглядит несколько┘ настораживающе. Да, именно так теперь иногда расписывают жизненный проект под названием «режиссер-классик». Будто бы судьба подобного баловня есть только сумма продуманных бизнес-решений. Плюс талант циничного жанрового технолога и мастерство самопиара.
Он боится самолетов, он перемещается только на собственной машине да любимой лодке-каяке? Какой дешевый во всех смыслах способ попасть в светские хроники! Он готов покинуть свою хмурую северную провинцию только ради пафосного «чемпионата мира по кино», то есть Каннского фестиваля? Ну и что? Зато многочисленные «догма»-последователи объявляются везде, куда только позовут! И теперь уж никакой промо-тур основателю просто не требуется. И он с наслаждением ангажирует голливудских звезд: такому только бы затащить их к себе, на мрачную студию под Копенгаген, где индустриальный пейзаж (сплошь заборы и бараки) оживляет лишь глубоко концептуальный, «перевернутый» датский флаг! А дальше они начнут сниматься в таких сценах, о которых с ужасом и тайным восторгом где-то далеко за океаном повествуют их агенты. Иной раз и сами звезды, отойдя от гипноза обаятельного дебошира, в страхе задумывались: что скажут люди? Заигрались, да уж поздно, но, впрочем, некоторые все-таки пытались переиграть все заново. Так, Бьорк сильно переживала по поводу «фильма о фильме», повествующего о ее звездных капризах на съемках «Танцующей в темноте»: нескольких склеек в ехидном рассказе о концепции фильма оказалось достаточно, чтобы зритель несведущий предположил, что рок-дива была задействована едва ли не в порносюжете. И это при том, что в фильме о «Танцующей в темноте» сама Бьорк вообще не появлялась! А она ведь не просто получила за «Танцующую» приз в Канне и номинацию на «Оскар», но и написала музыку. А агенты Леонардо Ди Каприо пытались запретить американский прокат спродюсированного и смонтированного фон Триером «Кафе «Слива Дона» (1999). Николь Кидман согласилась сыграть в «Догвилле» (2003) роль Грейс, прекрасно зная, что это – первая часть трилогии. После фильма она туманно объясняла, что график съемок последующих частей ее не вполне устраивает (капризный датчанин, как и следовало ожидать, потребовал, чтобы всё снималось в Европе), но все предположили, что Кидман уже не устраивает режиссер. Актеры, снимавшиеся в его фильме «Идиоты» (1998), рассказывали об испытанном ими шоке на съемках: когда начали снимать откровенные сцены, на площадку пожаловал режиссер┘ в одних носках. Раскрепощать коллектив он начал с себя.
Вопрос, как он стал таким, понятно, уводит нас в родословную режиссера.
Триллер в благородном семействе
Эта история напоминает столь любимые «догматиками» фильмы про секреты-«скелеты», в некий роковой момент выпадающие из шкафов добропорядочных буржуазных семейств. Уже будучи зрелым мужчиной и всемирно известным режиссером Ларс фон Триер узнал, что┘ всю жизнь считал отцом человека, с которым не был связан узами кровного родства.
Ингер Триер была убежденной коммунисткой и, надо полагать, экстравагантной женщиной – решила осуществить невероятный проект ребенка с художественными генами и добилась своего. Родив Ларса от безупречно вычисленного ею кандидата, она воспитывала сына в атмосфере полной свободы, если не вседозволенности (и то и другое было полностью одобрено законным супругом, державшимся крайне левого крыла Социал-демократической партии). В результате мальчик с очень приличной успеваемостью так и не окончил школу, не вынеся обязаловки и диктата. Зато он много читал, писал романы и сценарии, пытался снимать кино. Дядя по маме был известным документалистом, он-то и помог Ларсу осуществить первые шаги в профессии, а потом определил на должность редактора в национальном киноархиве, куда Ларс, в ту пору всего лишь Триер, направился, провалив экзамен в киношколу. Спустя год, потеряв отца и подписав свою вторую короткометражку почти что псевдонимом Ларс фон Триер, он поступил учиться на режиссера. Дальнейшее, в общем-то, более чем известно.
Непонятно лишь, что имел в виду юный кинолюбитель, когда водрузил перед своей фамилией претенциозное «фон».
Его проблема усугубляется еще и тем, что муж мамы, чью фамилию Ларс радикально переосмыслил аристократической «добавкой», был евреем. И ровно до рокового признания Ингер перед ее смертью фон Триер считал себя на четверть евреем. В подростковом возрасте он даже пытался приобщиться к иудаизму, впрочем, в свойственной ему игровой манере. Ребенком он бежал от чрезмерной экстравагантности отчего дома в волшебный мир кино: лазил на киностудию через забор, ребенком сыграл большую роль в телесериале┘ А после смерти матери неожиданно для многих обратился в католичество. В юношестве киномания была предметом его почти религиозной страсти, крестившись, он неожиданно обрел интерес к левой идее, что исповедовали его родители. Да так преуспел, что российские поклонники в странном трансе выходили с фестивальных показов его последнего фильма «Мандерлей» (2005): «Это же просто комсомольское собрание какое-то! Грейс возглавила колхоз в Алабаме!» Кстати, своего единоутробного брата Триер величает «последним коммунистом в Дании». «Представляете, – умиляется Ларс фон Триер, – он до сих пор верит в правое дело СССР». У них это, кажется, семейное┘
Так в чем же вопрос?
Не то чтобы фон Триер позволяет сравнить себя с Гамлетом, а маму свою, например, с Гертрудой. Не то чтобы назначил одного из своих любимых режиссеров Тарковского на роль «тени отца»: тот, как уже упоминалось, счел необходимым посмотреть его фильм, правда, сказал нечто вроде «очень слабо».
Нет, фон Триер всего лишь позволяет себе «скромно» сравнивать Данию – с тюрьмой. Когда журналисты окончательно достают его вопросом о том, насколько хорошо он знает Америку, чтобы снимать такие фильмы, как «Догвилль», он любит хохотнуть: «Нет, но я же живу в Дании. Вся Дания тюрьма, как утверждал Шекспир».
Был ли Шекспир в Дании? Что бы он сказал, узнав, что одному датскому режиссеру, ввиду его больших заслуг перед человечеством и просто очень странного характера, разрешили повесить над своей студией флаг с национальной символикой, в буквальном смысле слова поставленной с ног на голову?
Уникальность фон Триера объясняется именно вот этим странным сочетанием правдоподобия и тотальной странности, поражающей всех зрителей его фильмов. Когда-то классик «новой волны» Франсуа Трюффо задался вопросом: что важнее – жизнь или кино? И пришел к выводу: важнее всего таки кино, но фильмы делаются людьми и о людях.
Накануне смены тысячелетий все режиссеры и все зрители задались запросом: быть или не быть кино? Ларс фон Триер доказал, что только в кино человек способен увидеть всю правду о себе, ибо целой жизни не хватит, чтобы узнать все, что может режиссер впихнуть в полтора часа экранного времени. Правильное и обратное: кино хранит все смыслы времени, даже если создатели стремились подменить истину мифом.
