Несостоявшаяся «красная императрица»

Цзян Цин слушает обвинительный приговор. 1981 год.

Жена председателя КНР и китайской Компартии Мао Цзэдуна Цзян Цин, как и Суха Арафат, в свое время стала молодой женой уже немолодого, обладавшего большой властью политика. И под зонтиком его громкого имени прошла немалый путь. Ее биография – живая иллюстрация того, что путь от положения домохозяйки до самых влиятельных постов в стране не так трудно пройти, если речь идет о супруге вождя. Однако с уходом его из жизни наступает конец и его культу. Прекращается и влияние жены, властвовавшей благодаря авторитету мужа.

Цзян Цин старательно готовила себе положение «вдовствующей императрицы» в социалистическом государстве. Сравнение с императрицей – ее собственное. Незадолго до смерти «великого кормчего», когда он был уже совсем дряхл и почти не мог говорить, Цзян Цин рассуждала в узком кругу: «Мужчина должен отрекаться в пользу женщины. Женщина тоже может быть монархом. Императрица может существовать даже при коммунизме».

И действительно, Цзян Цин вплотную приблизилась к верховной власти в самой многонаселенной стране мира. Не только по должности (член политбюро ЦК КПК и его узкой руководящей группы – постоянного комитета), но и по реальному влиянию – она возглавляла наиболее активную и сплоченную группировку левых в китайском руководстве.

Еще шаг – и в мире впервые появилась бы «красная императрица», правда, с идеологически более приемлемым титулом «председатель партии». Однако соперничающие силы ее опередили: ровно через месяц после смерти «великого кормчего» его вдова и ее сторонники были арестованы службой охраны китайского руководства.

В свое время Цзян Цин тоже была молодой женой вождя. В 1939 году, когда она вышла замуж за 46-летнего Мао Цзэдуна, ей было 25 лет. У Мао это был уже четвертый брак, у Цзян Цин – третий. Поженились они в Янани, на территории «освобожденного района» на северо-западе Китая, куда после долгого похода отступили силы Компартии Китая.

До этого она была актрисой театра и кино в Шанхае, центре китайского капитализма, имела тайные связи с КПК, а ее личная жизнь была достаточно скандальной. Настоящее ее имя Ли Юньхэ, сценическое – Лань Пин («Голубое яблоко»). Выйдя замуж за Мао, она стала Цзян Цин, что значит «Зеленая река». Каждое имя – этап в биографии, совсем иная жизнь.

В молодости Цзян Цин говорила, что выйдет за «первого человека в Китае», однако до того, как Мао возглавил страну, прошли еще годы. Цзян Цин родила Мао Цзэдуну дочь, как бывшая актриса посильно участвовала в культурных мероприятиях, не занимала каких-либо постов. Даже первое время после создания КНР, с воцарением Мао Цзэдуна в роли вождя китайского народа, Цзян Цин оставалась лишь домохозяйкой и была известна сравнительно узкому кругу людей.

В этот период она трижды – в 1949, 1953 и 1956 годах приезжала в Москву на лечение. По словам сопровождавшей ее переводчицы, Цзян Цин держалась крайне корректно, без каких-либо особых претензий. Политических разговоров она не заводила. Лишь однажды, когда жену китайского лидера привезли в московский ГУМ для покупок, она взволнованно сказала: «Может быть, не вы нам, а мы вам должны помогать».

Новый этап в жизни Цзян Цин ознаменовала так называемая «культурная революция», в которой жена Мао Цзэдуна возглавила одну из самых активных группировок. На трибунах самых важных митингов того времени можно было видеть аскетическое лицо бывшей актрисы. Как правило, она была одета на военный манер. В руках красная книжечка – цитатник Мао Цзэдуна. Пронзительным голосом Цзян Цин призывала молодежь «свергать буржуазные элементы», в число которых включали и интеллигенцию, и старые партийные кадры – практически всех, кто не проявлял такой же страсти к митингам и цитированию председателя Мао.

Все это не только принесло бывшей актрисе общенациональную известность, но и помогло вознестись на китайский Олимп – стать членом политбюро ЦК КПК. Правда, под стать известности была и ненависть со стороны людей, пострадавших от политических гонений. Цзян Цин они называли «демоном с белыми костями», иначе говоря – злобным чудовищем.

Известно, что именно тогда произошло отчуждение между Мао и его женой. Стареющий вождь оставался жить в центре Пекина в резиденции Чжуннаньхай либо на месяцы уезжал в провинции, а Цзян Цин поселилась в правительственном городке в западном пригороде Пекина. Однако в политической жизни Мао неизменно поддерживал левую группировку и лично Цзян Цин. При этом, правда, нередко беспокоился по поводу непрочности ее взглядов и нестабильного положения. «Цзян Цин – что бумажный тигр, ткни и разорвешь», – сказал однажды «великий кормчий». Похоже, не верил, что она долго без него продержится.

К концу жизни Мао взаимопонимание между супругами вновь наладилось. Они даже подобрали место для общего захоронения на «революционном» кладбище Бабаошань. «Завещание Мао» – слова вождя, сказанные посетившим его перед смертью членам политбюро, – в первую очередь касалось Цзян Цин (сама она была в поездке). Мао попросил присутствовавших «помочь Цзян Цин...». Далее последовало несколько настолько невнятных слов, что впоследствии их трактовали по-разному. Левые утверждали, что Мао просил помочь Цзян Цин «высоко нести красное знамя», а правые – «исправить ошибки». Вторая часть завещания – требование «действовать в соответствии с установленными принципами» – также вызвала разные толкования.

Когда тело умершего Мао Цзэдуна было выставлено для публичного прощания, рядом с гробом стоял венок, который сделала сама Цзян Цин. На ленте надпись: «От ученика и боевого соратника». И имя. Никакой ссылки на семейные узы. В это время интриги в китайских верхах достигли своего пика. Заспорили даже о способе захоронения Мао. Цзян Цин настаивала на том, чтобы поместить тело Мао в могилу на кладбище Бабаошань, однако ее оппоненты ратовали за мавзолей. Стороны не сошлись и в распределении постов. Спор решился сам собой, когда арестовали Цзян Цин и ее сторонников. Победители распорядились забальзамировать тело вождя и поместить его в мавзолее.

Последовал громкий политический процесс, на котором на «банду четырех» руководителей Компартии во главе с Цзян Цин и на их сторонников возложили вину за эксцессы «культурной революции» и подготовку заговора с целью захвата власти. «Я делала то, что говорил председатель Мао,– отвечала Цзян Цин. – Была его собакой – кусала тех, кого он приказывал кусать». Цзян Цин была единственной из подсудимых, кто не только не признавал своей вины, но и пытался выступить со встречными обвинениями. Поэтому ее дело из осторожности стали рассматривать последним – десятым. Процесс практически был закрытым – публике показывали лишь тщательно смонтированные телерепортажи из зала суда.

Приговор Цзян Цин – смертная казнь с отсрочкой исполнения на два года (как бы предоставляющей шанс раскаяться) позднее был заменен пожизненным заключением. В мае 1991 года вдова Мао Цзэдуна была освобождена по болезни и буквально через несколько дней повесилась в своей комнате.