Когда кино – товар

На рабочем месте, в монтажной.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)

-Владимир Иванович, вы снимаете телевизионный сериал «Гибель империи» – об истории создания контрразведки царским правительством.

– Да, вчера был последний съемочный день.

═

– Так вас можно поздравить с окончанием съемок?

═

– Да уж можно, потому что 166 съемочных дней – это, я вам скажу... До сих пор я снимал максимум 60 дней.

═

– Почему вас заинтересовала подобная тема?

═

– Сюжетная линия – становление контрразведки в начале ХХ века, а заинтересовала меня тема Первой мировой войны. Когда мне предложили сие, сначала я по разным причинам хотел отказаться. А потом подумал: вряд ли мне когда-нибудь еще представится возможность обратиться к этой фантастической теме – событиям 1914–1918 годов. Очень давно я не сталкивался с темой, которую бы так вынашивал.

═

– Предложили – кто, если не секрет?

═

– Последнее время я шью на заказ. Нашел общий язык с продюсерами Первого канала, сейчас они у меня заказчики. Причем мне поступают заказы, которые поразительным образом оказываются родными. Удается одновременно снимать и для души, и то, что, как говорится, «смотрят», – для меня вариант идеальный.

═

– Скажите, при отборе актеров вы учитывали, что до революции у людей были другие лица?

═

– Если бы я делал кинокартину – это было бы актуально (хотя очень сложно найти такие лица даже для массовки). А это телевизионный проект, и здесь правила игры иные. Законы телевидения – специфические и железные: если нет звезд, так называемых «медийных лиц», – не будут смотреть, что бы вы там ни сняли. Это на сегодня реальность. Я не верил в нее, когда пришел на телевидение, но я в ней убедился – к сожалению, наверное.

На телевидении в битве товаров все – товар. Соглашаешься играть по этим правилам – вперед. Нет – тогда лучше мучиться, страдать, ждать денег от государства... Всегда есть возможность сказать: нет, я по этим правилам не играю. Тогда ты выбираешь себе нищую судьбу, не поддаешься на манки и так и живешь. Но если ты принимаешь их правила... По ним не так легко играть, если хочешь себя сохранить. Я выбрал эти правила, я захотел, чтобы мое кино смотрели. А дальше – учился играть в эту игру...

Возвращаясь к «Гибели империи». У нас очень много персонажей и, соответственно, актеров, из них 30 – звезды первой величины. Слава Богу, мне никто никого не навязывал. Давно хотел поработать с Дмитрием Певцовым – у него не очень большая, но заметная роль генерала Духонина. Он поразительно, фантастически портретно схож со своим героем. Генерал Деникин у нас – Федя Бондарчук. Я так рад, что поработал с ним, и теперь знаю, какой он замечательный, тонкий артист.

═

– Думаю, вы должны быть чрезвычайно довольны своим предыдущим проектом на Первом канале – картиной «72 метра».

═

– Телеверсия легче, мягче, менее драматична. В нее вошло больше сцен, больше морских историй. В киноверсии, может быть, иногда терялись эмоциональные связи, появлялась скороговорка.

═

– Ваш фильм – что в одном, что в другом варианте – светел и позитивен. Наконец-то, после стольких лет стрельбы и кровавых рек российский кинематограф явил миру положительных героев. На мой взгляд, «72 метра» – это прорыв. И урок всем.

═

– Знаете, какую агрессию вызвал этот «прорыв»?!

═

– Быть не может!

═

– Не верите?.. (Хохочет.) Зайдите в интернет. Я потерял дар речи, увидев, сколько там яда. Кроме помоев на свою голову я ничего не получил, и это меня изумило крайне.

Это правда, что за последние годы «72 метра» – единственная нормальная картина без пальбы, проституток и всего джентльменского набора. Мне интересно было понять, есть ли в нормальной жизни художественный и драматический потенциал, может ли сегодня хороший человек быть предметом искусства. Но пример этот оказался никому не нужен! Думаю, знаете почему? Очень удобно стоять под знаменем, на котором написано: наше кино не показывает позитива. А отойти от знамени неудобно. И смех, и грех.

По количеству доставшейся ругани эта картина на втором месте после «Страстного бульвара» (фильм Хотиненко 1999 г. – «НГ»). Актриса Маша Миронова на днях застряла в «пробке», и таксист полтора часа рассказывал ей о фильме «72 метра» и несправедливой прессе о нем. Что облегчает участь раненого художника, но капли дегтя таки не уничтожает.

В Доме кино был показ для жен и вдов погибших моряков. Ранить их – никакая идея не перетянет. Когда после просмотра я услышал от них точные слова... Это в сто раз важнее для меня, чем газетная брань.

═

– А за что конкретно ругает пресса?

═

– За многое. За «лакировку действительности». Моряки живут на Севере в нечеловеческих условиях. Быстрее, больнее даже – снять об их быте документальный репортаж. Штука в том, что им нужен свет за всем за этим, как и всем нам, – свет. Знаете, что я написал композитору Морриконе, возмечтав о его участии? «Нашей картине и нашей стране в этот период нужны красота и надежда, которые есть в вашей музыке». И он согласился нам ее написать. Как он работал!

Страшно подумать, что этот проект прошел бы мимо меня.

═

– Вы упомянули фильм «Страстной бульвар». А с ним что за история? Каюсь, не видела двух ваших фильмов – его и «Рой».

═

– И у той, и у другой картины – драматические судьбы. Обе – о безвременье.

«Рой» снят по роману Алексеева, появившемуся тогда в «Новом мире», это история распада большой семьи, живущей в тайге. Картина совпала с распадом Союза и с распадом проката – и рухнула в пропасть всех этих страстей, безразличия, бардака...

Эту картину не увидели, хотя она достаточно успешно прошла за границей.

Про «Страстной бульвар». Меня потрясла трагическая история актера Юматова. Существует огромное количество актеров, которые были кумирами и про которых забыли в одночасье. Практически – повыбрасывали членов семьи из дома. Страшная совершенно вещь.

Это похоже на то, как Розанов в своих «Опавших листьях» изумлялся – его поразило, как быстро народ-богоносец превратился в народ-быдло. Явление того же порядка. Трагедия всех нас – человеческая, социальная... Наше нутро вылезает в подобных ситуациях, поворачивается черная сторона медали. На эту тему я и снял картину. Она вызвала чудовищное раздражение, я до сих пор не могу понять этого феномена. На Московском кинофестивале ее порвали просто как тузик грелку. До того у меня были легкие замечательные отношения с критикой – «Страстной бульвар» как клин вбил.

Уж пять лет прошло – а шлейф того дикого раздражения тянется посейчас. В суете, конечно, забываешь, но мне все же было бы любопытно понять этот феномен.

═

– Может, их озлобляет ваше духовное превосходство?

═

– (Смеется.) Я так не могу про себя думать, это гордыня. Такую мысль в себя пускать ни в коем случае нельзя. Она, наверное, помогает защищаться, но пускать ее в себя нельзя – она разъедает.

═

– Вам нечего бояться – по всему, у вас сильный ангел-хранитель. Кино – это каста, и еще какая. А вы, из провинциального Славгорода, с дипломом Свердловского архитектурного института, – раз и в дамки. Минуя ВГИК – на Высшие режиссерские курсы, к Михалкову! Как в сказке, право.

═

– Ну, не совсем минуя... Я поступал во ВГИК, на первом же туре шуганули меня оттуда – вот что замечательно. В моей жизни было много случайностей, которые можно назвать уже и судьбой. Поперву я мечтал учиться в МГИМО, но, понимая ничтожность своего шанса, поступил в юридический – чтобы с базой какой-то идти в МГИМО. Быстро сообразив, что не мое, к ужасу родителей, юридический бросил. Шли мы как-то с другом с тренировки (я тогда занимался легкой атлетикой – прыгал в высоту) и обсуждали: а не поступить ли в архитектурный? Я всегда прилично рисовал – в детском садике до сих пор хранят мои рисунки. Поехали в Свердловск и поступили. Повезло дико, потому что золотая пора стояла в архитектурном. Там учились такие замечательные люди, как Слава Бутусов, там давали замечательное образование, близкое к тому, что когда-то давалось всем нормальным людям. По окончании института идеалы разбились о реальность: я понял, что ничего такого проектировать мне не придется даже и в помине – на дворе стоял 76-й год.

Я ушел в армию, чтобы хотя бы не отрабатывать три обязательных года по специальности. Попал в конвойные войска. Этот год жизни – и уроков жизни – я бы не поменял ни на какой другой. А дальше – стечение обстоятельств. В Свердловске совершенно случайно столкнулся с приехавшим туда Никитой Михалковым, разговорились. Михалков стал моим единственным крестным отцом в кино. Мы в архитектурном специалистами по кино были большими, чем сейчас учащиеся киновузов. Знали о кино все или почти все, что могли бы тогда знать. Смотрели, читали, устраивали подпольные просмотры – почва была взрыхленной. Думаю, все это называется «судьба». Случилось то, что должно было случиться, но дальше надо было пахать.

Надо было много чего преодолевать, много чем жертвовать. Одно дело, когда ты в Москве крутишься в этой среде, и другое – если приехал из Свердловска, не такой уж глубокой, но все же провинции. Комплекс – он все равно возникает, каким бы ты ни был гордым и продвинутым. Пока ты молод и глуп – комплекс провинции тебя беспокоит, сейчас я считаю это плюсом.

═

– Ваш фильм 95-го года «Мусульманин» – современен и актуален. И, безусловно, входит в сотню лучших фильмов всех времен и народов.

═

– Идея автора сценария Залотухи совершенно замечательная и в нашей многонациональной стране не устареет никогда. Но и там я столкнулся с агрессией и непониманием. Доходило до очевидных глупостей – например, мне говорили: как ты, православный человек, снимаешь картину во славу ислама. Ну совершеннейшая чушь! Мы много ездили с картиной, и я видел, как ее смотрят: так, как надо, но пара-тройка людей с обвинениями подобного рода в зале бывала. Тоже странная судьба у фильма... Невероятно сложная главная роль, одна из лучших ролей Жени Миронова – и он ни разу не был отмечен за нее хотя бы премией. Да, «Мусульманин» взял Гран-при в Монреале, но снимался-то он не для Монреаля!

═

– «Зеркало для героя» вышло в 1987-м и тоже не устарело: сегодня мы должны решать конкретную задачу, а что там станется из-за этого через 30 лет – пусть разгребают те, кто будует жить после нас. И в этом фильме очень силен мистический план.

═

– Без мистики я вообще кино не могу снимать. Мистика – это волнующее в жизни, ее аромат, то, что в суете уходит. В каждой картине пытаюсь этот аромат волшебный вытащить, без этого не могу начать картину. Не могу снимать, пока не найду такого сверхъестественного ключика. Для меня надреальный, надматериальный образ – это камертон всего.

═

– А «делали жизнь с кого»? Кто ваш любимый кинорежиссер?

═

– Бунюэль. В молодости в Свердловске я увидел его «Андалузского пса», который поразил меня на всю жизнь. Так что это Луис Бунюэль виноват, что я занялся кинорежиссурой. Снять в 80 лет «Смутный объект желания» – такую замечательную хулиганскую картину!

═

– А из ныне действующих?

═

– Из ныне действующих – нет такого, любимого. По одной простой причине – «пантеон закрыт». Феллини, Бергман, Антониони, Тарковский – этого киномира уже нет, двери закрылись. Сегодня функция кино – совсем другая. Кино все больше превращается в товар, в определенного рода пищу. Удаляется от пищи духовной в сторону пищи материальной. Кинопроизводство приближается к производству продуктов, обуви, одежды. Это моя твердая точка зрения. И по другому уже не будет.

А может, будет... Жизнь живет по своим законам: в одночасье может поменять все. Она выдает такие повороты... И мы не можем знать, что нас ждет за очередным.

═

– В экие горние выси мы с вами вознеслись. Вернемся к земному. Ваши впечатления от недавно прошедшего съезда кинематографистов?

═

– Впечатления печальные очень. Знаете почему? Собрались в основном немолодые уже люди, отравленные кино. Подавляющее большинство которых не имеет ни работы, ни денег, ни просто достойной жизни. А от этих людей хотят разумных решений. В итоге съезд вылился в действо стыдное, но неизбежное.

═

– А почему не хотели переизбирать Михалкова председателем Союза, чем он не устраивает? Вхож во все кабинеты, чай пьет с президентом, силен, умен, талантлив, наконец?

═

– Слишком успешен. Это довольно ведь длительная история. К Михалкову на протяжении всей его заметной жизни – двойственное отношение. Часть коллег его всегда ненавидела, физиологически просто. И по простой человеческой причине: зависть. Красивый, удачливый, богатый, да из какой детской – как такого не ненавидеть?! Так это, по-видимому, и передается из поколения в поколение. В конечном счете большинство проголосовало за него – все же, значит, устраивает.

═

– Когда мы все будем жить нормально, как думаете?

═

– Меня уже об этом спрашивали, тогда я ответил спонтанно, а сейчас повторю: когда у нас в России в салонах дорогих иномарок будут сидеть люди с человеческими лицами.