Для Илзе Лиепы искусство – это способ заглянуть внутрь себя.
Фото Дмитрия Куликова
- Илзе, в последние годы вы постоянно говорите, что существует одна истинная ценность - вера. Остальное как бы мнимость. Искусство тоже? Но вы продолжаете быть активно действующей актрисой.
- Тогда надо делать выбор. Либо бросать то, чем ты занимаешься (что, кстати говоря, сделал мой брат Андрис), либо идти по выбранному пути, который у каждого свой. С одной стороны, есть закономерность в том, что мы родились в этой стране, в этой семье, попали на это место в жизни. С другой, великий певец Шаляпин после каждого выступления в роли Мефистофеля исповедовался и причащался, но продолжал петь. Так ли это было хорошо? Может быть, мы просто не доросли до того, чтобы сказать себе: этот путь для меня исчерпан и надо идти другим, более высоким путем?
Для меня балетная часть жизни давно уже стала не желанием, но послушанием. Продолжаю заниматься балетом не потому, что хочу танцевать, а потому, что жизнь предлагает мне ситуации, которые мне гораздо сложнее принять, чем отвергнуть. Балет - это трудно, мучительно, это внутренняя борьба с собой. Легче было бы сказать: все, этим не буду больше заниматься. Но пока не дают, что-то еще нужно сделать. Не могу сказать, что балет мне не нравится и что он надоел. Но я определенно от него устала.
- Многие представители Церкви утверждают, что театр и вообще искусство - это бесовщина. Вы, кажется, с этим согласны?
- На этот вопрос нет однозначного ответа. Для людей истинно духовной жизни, для монашествующих, например, искусство не нужно. Посмотрите любой акафист, и вы увидите, что церковное пение - высшая степень музыкальности. Для тех, кому это недоступно (к этим людям я отношу и себя), существует искусство. Оно - выход в высшее, возможность очищения, способ заглянуть внутрь себя. Но мы с вами понимаем, что искусство искусству рознь. Иконы Андрея Рублева - это одно, и другое дело - пьесы Сорокина.
- То есть если художник не говорит напрямую о добре, то он непременно адепт дьявола и агитатор зла?
- Есть замечательная формулировка: грех - это бунт твари против творца. Я сегодня ехала в театр, включила радио и слышу рекламу. Приятный женский голос говорит: "Журнал "Она". Секс: где, когда, с кем". Я не хочу сказать, что не знаю слова "секс". Но какой ужас, что мы живем во времена, когда пропагандируется грех.
- Как актриса, вы можете сказать, что качественно сделанная артистом роль и есть проявление божественного? В отличие от плохо сделанной роли. И можно ли определить: "Черный квадрат" Малевича - это высокое или низкое?
- Альфред Шнитке говорил, что в процессе творчества тебе дается откровение, но к этому долго готовишься. Надо корпеть, корпеть, и вдруг получаешь подарок. Ты совершенно точно знаешь, что это дар свыше. И как сказать, хорошо это или плохо? Это не тебе принадлежит.
Я не считаю, что в смежных областях искусства я человек образованный. Но всегда стараюсь подходить к искусству эмоционально. Чего мне, кстати, не хватает в критиках. Вы себя настраиваете на беспристрастность, на рассуждение и тем закрываетесь, лишаетесь эмоций. А в любом спектакле главное - атмосфера. Вот мой любимый пианист Михаил Плетнев. На его концертах такая энергетика! И бессмысленно писать о технике Плетнева, о том, как он перебирает пальцами. Потрясает не это, а то, что со слушателями происходит!
- Если для вас важна иерархия смыслов, зачем вы впускаете в свою биографию суету светской жизни и прочие "низменные мелочи"?
- Показы мод и прочее такого же рода, о чем вы спрашиваете, - это устоявшийся атрибут моего места в жизни. С большей или меньшей степенью приятности приходится в эту игру играть. Я не хожу на все тусовки, на которые меня зовут; приглашения часто летят в корзину. Была недавно на открытии бутика - человек, который меня приглашал, так умолял, что я сдалась. Звонит муж и спрашивает: "Ты где?" А я отвечаю: "Можешь себе представить - еду на открытие бутика! Это же как надо было меня уговаривать, чтобы я согласилась!"
Наше с вами интервью - тоже из этой области. Звонки идут постоянно, по три-четыре в день, просят о беседе. Мне это не нравится, мало с кем интересно, все спрашивают об одном и том же. И еще обижаются: Илзе, вы такая закрытая. Это не я закрытая, это человек не может сделать так, чтобы я ему открылась.
Не всегда ты что-то делаешь, потому что это высокое и серьезное, иногда берешься за дело по совершенно другим поводам. Бывает, что на проект собираются такие хорошие люди, что просто хочется работать в такой компании. А получится или нет - уже не так важно. Моя последняя премьера в драматическом театре - "День рождения Синей Бороды". Андрей Максимов написал пьесу специально для меня. Сначала мне что-то не понравилось, и я хотела отказаться. Но вдруг поняла, что если он сейчас уйдет с моим отказом, это будет совершенно неправильно. У нас в начале ноября была премьера, и потом мы сидели с актерами у меня дома до четырех утра, говорили о том, как мы друг друга любим.
- Одна из причин, по которой люди идут в актеры, - наличие в характере человека стремления к публичности и серьезное самолюбие, которые и гонят его на сцену. Все, что вы мне говорили, - это рассказ о сражении с собственным тщеславием?
- Я не могу сказать, что, когда я иду по партеру Большого театра и слышу вокруг шепот: "Смотри, это Илзе Лиепа", мне становится неприятно. Но когда я захожу в ЦУМ за шампунем и слышу эту же реплику, мне не нравится. Коллеги балетные меня спрашивали: "Почему тебя устраивает Драматический театр с залом на 70 человек после огромного зала Большого театра?" Я подумала: и правда, почему? Потому, что самое главное - то, что случается внутри тебя самого, и не важно, где это происходит. Еду как-то по Садовому кольцу без пяти семь, вижу афишу: премьера спектакля Олега Меньшикова. И думаю: сейчас у Олега и ребят, которые на сцене, ощущение, что центр мироздания там, у них в театре. А меня, в машине, рядом на улице, это не волнует глубоко - так, глазом скользнула, и все.
- У вас в квартире вперемежку висят иконы, портреты Мариса Лиепы и Пушкина...
- Пушкин сам нашел для себя место на стене, рядом с эскизом головы Иоанна Крестителя работы Александра Иванова. Моя любимая книга - "Евгений Онегин". Я читаю в концертах отрывки из восьмой главы. Иногда зовут станцевать, а в ответ предлагаю: давайте я вам "Онегина" почитаю. Это для меня большое удовольствие, в отличие от танцев в сборных концертах. Мне очень приятно, когда они в ответ говорят: "Давайте". Был такой случай: я выступала в зале церковных соборов храма Христа Спасителя, там, к сожалению, проходят всякие презентации, концерты. Еду туда и думаю: какой ужас, какое непотребство, что я в таком месте буду танцевать. Когда приехала, оказалось, что на сцене нет специального покрытия для танцев. Вот и хорошо, услышаны мои молитвы. И предлагаю им "Онегина". Организаторы замялись: у нас, говорят, в программе вечера уже есть стихи, Ия Саввина читает, а вам бы лучше станцевать. Извините, говорю, танцевать на паркете невозможно, я вынуждена отказаться. "Ну ладно, читайте", - согласились они. Такой же концерт должен был состояться и на следующий день. Когда я прочла Пушкина, ко мне подошли и сказали: "Завтра тоже вместо танцев почитайте стихи". Вот это была победа!
- В Драматическом театре, который теперь вы любите больше балета, вам постоянно предлагают роли королев и маркиз, из эпохи, когда, как сказал тот же Максимов, "поцелуй дамы ценился больше рукопожатия начальника".
- Неправда. Сначала это было действительно так, но в последнем спектакле я играю мужчину. Это моя первая характерная роль. Сначала выхожу теткой, которая кормит кур, потом становлюсь тайным агентом, засланным в замок Синей Бороды.
- Ходили слухи, что вы собираетесь играть Иду Рубинштейн.
- Да, есть такой проект. Это идея брата Андриса, он и будет ставить вместе с режиссером Владимиром Ивановым. Пьеса называется "Необузданная Ида". Мне очень интересна личность Рубинштейн: почему, имея красоту, богатство, успех, она так рвалась в театр и почему последние пятнадцать лет своей жизни провела в монастыре? Это не будет биография. Стиль калейдоскопа дает гораздо большее представление о человеке, чем его биография - родился, учился, женился...
- В ранней молодости вы вели дневники. А сейчас?
- Сейчас нет. Только записываю свои размышления, когда готовлюсь к спектаклям. Хотя, безусловно, люблю писать, меня тянет к слову. Как сказала одна дама, владелица известного сорта шампанского: "Я пью шампанское, когда мне хорошо и когда мне плохо, когда мне грустно и весело, когда ко мне приходят друзья и когда они уходят... а в остальное время я пью шампанское, когда мне хочется пить". Вот я так пишу.
- Вы не любите рекламу, не жалуете электронную почту и не слушаете современную музыку. Так не нравится время, в которое живете?
- Я не люблю пошлость и накипь современной жизни. Вот в нашем разговоре возникло слово "время". Я над этим часто размышляла, и мне кажется, что время при Пушкине и время сейчас - это разные категории, наш быстротечный час - не размеренный час девятнадцатого века. Мы сумасшедшие, не живем, а носимся, общаемся информативно: дать интервью, спросить, как дела. Говорим не "я пошла", а "я побежала". Некогда подумать, поговорить с человеком. Нормальная беседа - сумасшедший дефицит и в моей жизни тоже, и когда такое случается, ты понимаешь - это чудо, а мы его лишены по собственному выбору. Вот тяжесть нашего времени.
- А с мужем успеваете разговаривать?
- Пытаемся.