Человек двух стихий

- Александр Моисеевич, не кажется ли вам, что 70 лет - это как-то не про вас?

- И правда, ощущаю себя несколько странно, потому что для меня всю жизнь 70 лет было предельным стариковским сроком. Покойный отец мне говорил: "Если тебе больше шестидесяти и ты живой, то говори Богу спасибо за каждый дополнительно данный тебе день". Это, правда, чисто российское представление, но для многих это последний юбилейный отсчет, после которого начинается старость. Потому и назвал один из своих юбилейных вечеров строчкой из своей песни - "70 лет - а дальше как получится".

- Кем вы себя больше ощущаете - ученым, поэтом, писателем, бардом?

- В записных книжках Ильф писал о художнике и писателе, которого художники считали писателем, а писатели художником. Мне не хотелось бы, чтобы так думали обо мне. Мой любимый поэт и друг Давид Самойлов говорил, что графоман, пишущий стихи, испытывает те же чувства, что и истинный поэт, и все дело лишь в результате. Для меня главное то, что я испытывал необыкновенный азарт и большое счастье, когда писал новые стихи и песни, и не меньшее, когда придумал новый способ измерения электрических полей в океане или впервые рассчитал мощность твердой оболочки земли под океанами. Думаю, что счастье, которое я испытывал в эти мгновения и которое помню до сих пор, было настоящим, за что не перестаю благодарить судьбу.

- А сейчас вы продолжаете заниматься наукой?

- Конечно. Вообще с наукой мне фантастически повезло, потому что я в свое время попал в очень хорошую команду. У меня были замечательные учителя. Последние же 18 лет я руковожу лабораторией геомагнитных исследований океана. Сейчас мы разработали новую технологию измерений магнитного поля океана и можем изучать его тонкую структуру. Это дало возможность применять магнитную съемку для поисков месторождений нефти и газа, а также для обнаружения затопленных судов с химическим оружием в Балтийском море.

- Знаю, что ваша монография выиграла тендер на издание в Америке. Она опубликована?

- Она вышла под названием "Аномальное магнитное поле Мирового океана". Как русский ученый, очень горжусь, что она полностью опирается на оригинальные материалы наших исследований и сейчас, по существу, является одной из головных книг по магнитному полю океана в мире.

- А как нынче обстоят ваши литературные дела?

- В 1968 году я вместе с Иосифом Бродским, Татьяной Галушко, Сергеем Довлатовым и рядом других ленинградских литераторов после вечера в Доме писателей попал под донос, был внесен в черные списки, после чего нас всех, естественно, перестали печатать. За двадцать лет у меня вышли две маленькие книжечки. Зато теперь, в последние десять лет, у меня опубликовано девятнадцать книг стихов и пять книг мемуарной прозы. Последняя "И жить еще надежде" вышла недавно в издательстве "Вагриус" в серии "Мой ХХ век". А песни стал писать неожиданно, когда начал ходить в геологические экспедиции. Они прочно связаны с тем моим образом жизни, а продолжался он сорок лет.

- Популярность - тяжелая ноша. Известно, что вы достаточно претерпели за свои песни, а за песню "От злой тоски не матерись" вас однажды чуть не убили┘

- Песни умеют обрастать легендами. В молодости писал я их в экспедициях на Крайнем Севере. Расходились они изустно от костра к костру, от экспедиции к экспедиции. Облетев весь Север, многие из них, например "Перелетные ангелы", "Снег" и особенно "От злой тоски не матерись", становились безымянными, народными - так уж случилось. Даже сейчас, например, в издательстве "ЭКСМО" вышли параллельно две книги (кажется, одного и того же редактора) - одна моя "Когда судьба поставлена на карту" и сборник "Лагерные песни (песни неволи)". В первой книге песня "От злой тоски" опубликована, естественно, под моей фамилией, а в другой - как неизвестного автора. Что же говорить про давние времена? В 1961 году я был начальником партии в Туруханском крае. У кого-то из работяг (как правило, бывших зэков) был день рождения. Ребята выпили, стали петь свои песни, в частности "От злой тоски". А я был молод, глуп, тщеславен, ну и сказал, мол, ребята, а песня-то моя. Мне "нежно" (как видите, обошлось) сказали, что этого не может быть, даже нашлись лица, своими ушами слышавшие ее в лагерях под Норильском в 40-е годы.

Смешная история связана с песней "Чистые пруды". В 70-е годы я плавал на военном судне в Атлантике. Звонят из рубки - требуют немедленно явиться, потому как буржуазное радио передает мою песню с соответствующими комментариями. Понуро приплелся, из динамика моим голосом несется моя песня. В рубке сидят уже вызванные капитан, замполит и человек в штатском, прозванный Федей Лохматое Ухо. Я спекся, мне никто даже присесть не предложил. Допел я песню, диктор говорит: "Би-би-си заканчивает очередную передачу из цикла "Русский магнитофониздат" об авторах и певцах, преследуемых советским правительством. Только что вы прослушали песню Юрия Визбора в исполнении автора". Я гордо поклонился и вышел. На этом все и кончилось.

Из-за "Жены французского посла" мне хотели закрыть визу за слишком живописное признание моей с ней связи в Сенегале. А видел-то я издали в подзорную трубу только развевающееся белое платье и большую шляпу. Потом эта песня обросла уже другими байками. Профессор математики и физики и писатель Владимир Фридман написал рассказ "Жена французского посла", в котором описал, как эта история имела продолжение уже в английском посольстве в Риме. Песня и правда смешная, переведена на многие языки.

- Стихи, проза - это все можно понять. Но как вы, толком не умеющий играть на гитаре, всегда выступающий с аккомпаниатором-гитаристом, сочиняете музыку к своим песням?

- Если мелодии прут, значит, я - человек музыкальный. В детстве у меня определили абсолютный музыкальный слух, и родители решили обучать меня игре на фортепиано. Отец получил премию за какой-то учебник, ее положили на сберкнижку, с тем чтобы ребенку купить пианино. Но тут началась война. А когда - году в 44-м - деньги стало возможно получить с книжки, мама купила на них два десятка яиц. Поэтому я вправе считать, что мое музыкальное образование стоит выеденного яйца. Я совсем не знаю сольфеджио и музыкальной грамоты. Как-то придумываю мелодию. Но ведь и народные песни сочинялись людьми, не оканчивавшими консерваторий. Вот и я действую таким же образом. Правда, многие мелодии часто забываю - очень жалко. Музыку я напеваю на пленку, а потом кто-то из друзей пишет клавир.

- А песня и стихотворение для вас как-то разнятся?

- Конечно, стихи - это стихи, а первая строчка песни, как правило, пишется на уже крутящуюся в голове мелодию, которая как бы диктует текст песни. Песню можно только петь или слушать, но трудно читать с листа. Уже давно идет полемика о причастности даже классиков авторской песни к поэзии и литературе вообще. Иосиф Бродский и даже мои друзья Давид Самойлов и Александр Кушнер отрицали эту связь. Не забуду, как Давид при мне, перечисляя десять ведущих современных русских поэтов, не упомянул Окуджаву, которого очень любил. Я спросил, почему? Он сказал замечательную фразу: "Настоящая поэзия не нуждается в гитарной подпорке". Так нуждается или не нуждается? Сейчас этот вопрос становится уже философским. Недавно наш замечательный литературовед Аверинцев отметил, что современная поэзия постмодернизма, которую можно читать только с листа, не испытывая особых эмоций, превращает человека в сканер, считывающий текст и получающий (или не получающий) информацию. А все-таки не случайно первые поэты обязательно изображались с музыкальными инструментами: лирой, гуслями.

- После смерти Окуджавы вы сказали в интервью, что вот ушел Булат - и кончилась авторская песня. Вы продолжаете так считать? И Грушинский фестиваль сейчас все дружно ругают.

- Так - и не совсем так. Надо вспомнить два понятия, два определения авторской песни. Булат говорил, что авторская песня это поэт с гитарой в руках. А, кажется, Альтшуллер определял ее как музыкальное интонирование русской поэтической речи. Именно поэтической. Первое поколение авторов песен были талантливыми поэтами - Галич, Окуджава, Высоцкий, Ким, Матвеева, в известной мере Визбор, Анчаров.

Сейчас все это ушло, а то, что сегодня называется авторской песней, это абсолютно другое. Сейчас существуют просто эстрадные авторы, иногда с приличными текстами, именно текстами, а не стихами. Это самодеятельная эстрада, полностью вытеснившая авторскую песню. На смену поэтам пришли громкоголосые певцы с прекрасными аранжировщиками, ансамблями. Это другая культура, никакого отношения не имеющая к литературе. И Грушинский фестиваль, как зеркало, отражает то, что сейчас поют, потому и выродился в этакое эстрадное супершоу, только с гитарами. Такая трансформация была неизбежна. Источник тревоги вовсе не Грушинский фестиваль, а общая обстановка в стране, этому способствующая. Так, мне кажется опасным то, что все - радио, телевидение - захлестнула псевдоблатная песня. Это смыкается с обсуждением правомочности употребления неформальных выражений в литературе. С грустью, будучи членом жюри Букера "Открытая Россия", прочитав 45 романов, убедился, что неформальная лексика становится чуть ли не литературным языком. Отсюда появляется "другая" беллетристика, совершенно не имеющая отношения ни к нравственности, ни к традициям русской литературы.

- Как собираетесь праздновать 70-летие?

- Особо радоваться нечему, но приходится - так много организовалось за эти годы друзей и коллег по работе, по литературному и песенному цеху. 20 марта у нас в Институте океанологии состоялось заседание ученого совета, посвященное моему (вот ужас!) 70-летию и 45-летию научной деятельности. 26 марта будет юбилейный литературный вечер в Доме литераторов, а главный официальный - 13 апреля в Доме кинематографистов. А потом еще вечер в Питере - я же ленинградец. Не допраздноваться бы!

- Извините, что я опять о годах, но семьдесят так не соответствуют вашему облику, образу жизни, мальчишеству, наконец...

- В том-то и дело, что, когда не одолевают хвори, психологически абсолютно не ощущаю возраст. В этом весь ужас. И работается нормально, и за последний год уже собирается книга новых стихов и диск новых песен. А по поводу возраста... На вечерах приходят записки: "Расскажите о ваших встречах с Мариной Цветаевой" или "Кто были ваши любимые барды, когда вы учились в школе" (это в сороковые-то годы!) - и это студенты университета. Эти ребята родились с нашими песнями. Вышел учебник "Авторская песня". В школе этот предмет введен в программу литературы ХХ века, есть темы домашних заданий и сочинений, хрестоматия, биографии ведущих авторов, в том числе и моя. Не выучил "Атлантов" наизусть - получай двойку! Авторская песня канонизирована, стала частью истории. Вот только иногда, когда слушаю современные песни, я понимаю, какой я старый. Потому что в том мире, в котором я вырос, еще полагалось, чтобы у песни была мелодия, у стихов - рифма, а рисунок должен был походить на окружающий мир. Сейчас все это давно вышло из моды.