Путем самурая

- Вся моя судьба - это судьба в политике простого человека, который сам как мог эту судьбу делал. Это тяжело и в то же время очень по-русски - заниматься политикой в России, учитывая мою странную внешность и некую внутреннюю отчужденность от простых людей (в чем меня часто обвиняют). Несмотря на свою - не самую русскую - внешность, я - явление национальное, не какое-нибудь исключение, не везунчик, не счастливчик, у которого звезды совпали удачным образом. Я вовсе не исключение из правил... Ну и кроме того, я хотела напомнить всем, что в каждом человеке живут его предки.

- Моя судьба связана с двумя большими семьями. Во мне течет русская и японская кровь. Биография русских предков трагична - моя бабушка повесилась после того, как моего деда уничтожили в застенках при Сталине. У всех моих русских родственниц мужья тоже были расстреляны. Их реабилитация произошла слишком поздно, только в 1956-1957 годах. Трагизм одинокой женской судьбы и абсолютного, какого-то фатального, глобального несчастья лежит на этой русской ветви. С другой стороны у меня древний род самураев, ведущий свою историю с ХI века. Фамилия моих японских предков - Огасавара. За хорошую службу (они были военными) им была дарована земля. Земля эта состояла из полей, которые были похожи на самурайские брюки. Самурайские брюки по-японски называются "хакама", а поле - "да". Так наш род решил переименоваться и стал Хакамада. А дальше начинается такая сказочная история, которая не похожа на реальность... Пошла национализация, буржуазные революции, в семье родилось четверо сыновей. Старшему досталось в наследство все богатство, среднему еще немножко, а двое младших остались без всего...

- Да-да... Так вот, от тоски, от того, что им ничего не досталось, младшие братья поступили очень жестко: сделались коммунистами и стали бороться за то, чтобы собственности не было ни у кого... Так что мой папа был коммунистом. Он эмигрировал в Россию - страну своей мечты. Он плохо говорил по-русски, и все время, пока мы с ним жили, у нас - при огромном уважении друг к другу - шел невидимый спор о судьбе России. Я считала, что Россия должна ориентироваться на западные ценности, а он доказывал, что ее путь лежит в жестком сталинском коммунизме. Правда, в этом споре мы с ним никогда не переходили грани и наши противоречия не вылились в большой семейный конфликт. К старости отец смирился с новообразованиями, побывал на родине, увидел, как живет современная Япония. Я же, повзрослев, научилась с ним разговаривать. Так мы наконец стали друг друга понимать...

В отце всегда чувствовался самурайский дух, который проявлялся в его сильном характере. Ведь когда он жил в Японии, ему пришлось и в подполье находиться, и в тюрьмах сидеть, и пытали его. Я прочитала переписку отца и его первой жены - это трагическая история любви. Умирающая женщина с одним легким носила мужу в тюрьму теплую одежду, а он из тюрьмы писал ей о том, что не надо этого делать, что надо беречь свое слабое здоровье, что ему всего хватает... И еще он писал, что его главная мечта - изучить французский и итальянский языки и читать французскую литературу... Для меня это был шок, потому что все детство и всю юность я с отцом не смогла переброситься и тремя фразами о литературе. Мне казалось, что это его не волновало вообще.

- Судя по замечаниям знакомых, меня считают эдакой самурайской женщиной, жесткой, способной на неожиданный удар, которая даже может подставить щеку и правую, и левую, а потом дать под дых - и на этом все закончится... Образ не очень справедливый, потому что на самом деле надо очень сильно постараться, чтобы довести меня до той ситуации, когда придется ударить. Я не люблю этого. Зато другая самурайская черта - доводить каждый свой проект до конца, не спеша - во мне есть. Восточные люди, как известно, не спешат. Со стороны может показаться, что они все делают медленно. Но это не так - просто они никогда не отклоняются от намеченного пути. Пути самурая.

- Лично про меня в этом романе нет ничего такого, на что я могла бы обидеться. Есть какой-то кусок, совершенно мистический, - я его не поняла. Но этот фрагмент - скорее комплимент, чем оскорбление. Мне кажется, Проханов в своей новой книге очень точно ухватил настроение основной массы людей, к тому же автор собрал в книге информацию, которая до сих пор была разбросана. Это касается и андроповской группировки КГБ, и тайных сценариев развития советского общества с участием ФСБ... Этой информацией обладают многие, но Проханов ее очень ловко использовал. В целом мое впечатление от книги - она слишком идеологизирована, автор чрезмерно упивается своими политическими взглядами. Но при этом в некоторых местах книга страшно романтична. Проханов вообще человек страстный. Когда он отвлекается от пропаганды собственных политических идей, то становится просто романтиком. Ну а когда в его речах начинает преобладать идеология, когда автор пытается "гипнотизировать" людей, внушать им свои мысли, то он сразу забывает о художественной стороне произведения, и книга становится примитивной... Несмотря на все это, я бы сказала, что главный редактор газеты "Завтра" и одновременно автор этого самого романа "Господин Гексоген" - самый яростный романтик сегодняшней России.

- Конечно. Культура - и прежде всего литература как наименее абстрактная форма искусства - объединяет народ. Музыка и живопись требуют определенного взгляда, специальных знаний. Литература - наиболее традиционный способ общения. Текст понятнее и доступнее мазка краской или музыкальной ноты. Именно поэтому он способен консолидировать и именно поэтому только в этой области надо искать национальную идею. Если внимательно посмотреть, что печатается и пользуется успехом, что является талантом, а что ложью, то можно понять, какими идеями живет народ. Не надо придумывать эти идеи искусственно.

- Мы можем лоббировать, но вы понимаете, что нас только 32 человека, а всего депутатов в Думе - 450. И все-таки, объединившись и уговорив фракцию правительства в парламенте, мы можем попробовать вернуть льготы для печатной продукции. Но мы - не партия власти. Мы хотим ею быть, но для этого нам надо иметь большинство в парламенте. А для этого надо, чтобы за нас проголосовали не 10 процентов населения, а хотя бы 35-40 процентов. Мы не умеем конъюнктурить - мы говорим правду, говорим то, что думаем, и не занимаемся спекуляцией на ложном патриотизме, то есть тем, чем так увлекается господин Проханов. Поэтому нам тяжелее собирать голоса... Оруэлл сказал, что демократия - это общество, в котором можно говорить то, что не нравится народу. Мы не говорим то, что нравится народу. То же самое касается и нашего западничества. Надо уметь конкурировать, а не бояться западного мира, не закрываться от него ракетами. Такая позиция погубит страну в целом. Однако такое мнение сейчас непопулярно. Гораздо проще говорить, как коммунисты или Жириновский: "Долой гнилой Запад, долой проклятых империалистов! Россия, самостийная и великая, сама во всем сумеет разобраться и все решить!.." Если так говорить, то отпадает всякая необходимость думать... Такими сказками и занимается Проханов, но он - надо отдать ему должное! - делает это искренне, тогда как большинство его сподвижников занимают такую позицию из-за условий конъюнктуры...

- Я думаю, что человек может быть и крепким, и цельным, и уверенным в себе. Правда, если он человек думающий, человек страдающий и вообще человек, то, конечно, испытывает и взлеты, и падения, и страшные депрессии. В противном случае это просто бесчувственный робот.

- Это проявилось в 14 лет, то есть в подростковом возрасте. Мне помогли стихи. Хотя отчасти я смогла помочь себе сама, сумев разобраться в себе. Когда человек обращается к самому себе, он обязательно творит. Это может быть талантливо или нет, не в этом суть. Важно, что с помощью творчества человек может себя спасти.

- Я и сейчас пишу, но очень редко, в случае абсолютной внутренней катастрофы. Для меня стихи - это такой способ, как бы точнее выразиться... ну, чтобы не повеситься, а удержаться на поверхности...