-Маша, тебя считают лидером российских феминисток. Какие претензии вы имеете к мужскому населению?
- Оставим на совести прессы, кого нам назначать лидерами. Я не могу сказать, что в России существует структурированное женское движение, которое, выбирало бы своего лидера и нуждалось бы в нем. Мы еще не доросли до такого состояния. Что касается мужиков, ничего мы к ним не имеем, и все наши претензии не к мужикам, а к мужикам и бабам, которые находятся в законодательной, исполнительной, судебной и четвертой власти. У нас есть как бы протест против того, что законы делают женщин существами юридически второго сорта.
- Что сейчас происходит в России с женщинами?
- С женщинами в России сейчас происходит как бы вторая десятилетка подъема. У них не было выбора с 1991 года. Поскольку мужики по всей стране перестали платить алименты, то женщины вынуждены были вписаться в рынок лучше мужчин - потому что на них, женщинах, остались дети, ведь общество предписывало мужчине и женщине совершенно разную ответственность за ребенка. И поэтому женщины научились торговать, мыть, подметать, управлять, стрелять - у нас даже появились профессиональные киллерши. Короче говоря, в первое десятилетие женщины вошли в этот рынок и сейчас повышают в нем свой уровень.
- Ты полагаешь, что женщине пошло на пользу отвыкание от родовых черт, запечатленных в российском менталитете?
- Именно лишение женщины этих отвратительных черт и пошло ей на пользу, поскольку женщина, которая содержит семью, очень быстро соображает, что ее нельзя бить по морде, заставлять после работы мыть посуду и так далее. В этом смысле - польза просто колоссальная! По опросам, доход среднеарифметической россиянки сегодня в полтора раза выше среднеарифметического россиянина. Западные женщины добивались этого целый век, а мы прошли этот путь за десять лет - просто нас бросили в воду и не спросили, умеем ли мы плавать.
- Как протекает твоя жизнь в семье?
- Моя семья - муж, двое сыновей, кошка. Один сын женился и развелся.
- И мама не предотвратила женитьбу либо развод?
- А зачем? У совершеннолетних людей - своя совершеннолетняя жизнь. Сексуальная жизнь моих сыновей - это не моя компетенция, также, как и наоборот. Если я буду вмешиваться в их жизнь с ножницами, то они вправе будут делать то же самое. Для меня всегда было священно частное пространство. Это распространяется и на частное пространство личной жизни сыновей - с их шестнадцати лет я уже считала, что меня не касается, почему закрыта дверь в их комнату и что там происходит.
- Не думаю, что некоторые родители, особенно мамы, согласятся с тобой. Именно когда детям шестнадцать, родителям интересно знать, что происходит за закрытой дверью.
- В шестнадцать лет уже поздно заниматься решением последствий: если с первого класса детям не объяснили, где лежат презервативы и отчего бывают дети, то в шестнадцать лет - поздно. Смотри, у нас аборты помолодели и уже в шестнадцать идут косяком. Так что родители должны или думать раньше, или обвинять самих себя. В шестнадцать лет это уже люди, сексуальность которых как бы принадлежит им самим и не нуждается в корректировке взрослых. Только родители, у которых проблемы с собственной сексуальной жизнью, лезут в замочную скважину.
- Некоторое время назад вся страна смотрела в замочную скважину "за стеклом", тебя многие не поймут.
- Ой, еще как поймут! Страна рейтингами показала, что ей стало интересно. Она отнеслась к снятию ханжеских покровов с любопытством и уважением.
Да ничего такого "за стеклом" и не было. В любом фильме, который у нас идет после девяти часов, в миллион раз показывают больше, чем эти бедные дети, которые чуть-чуть друг друга потрогали.
- Как бы ты реагировала на то, если бы твои сыновья оказались "за стеклом"?
- Я бы с большим интересом смотрела эту передачу. Потому что мои сыновья - умные, красивые, талантливые и образованные. А смотреть "застекленных" пэтэушников - тоска зеленая. Они разговаривали так, как будто им всем двенадцать лет. От их речи просто уши вяли, хотя каждый из них в своем послужном списке написал, что он читал - от Борхеса до Маркеса.
- Твои сыновья искренни с тобой?
- У нас нет тем, на которые наложены табу. Но существует традиция - не обсуждать что-то личное, пока человек сам об этом не попросит. Если я вижу, что с сыном что-то происходит, я не лезу: ах, поделись со мной! Я жду, когда он сам захочет этого, потому что слово матери очень весомо.
- И ты дожидаешься этого?
- Конечно.
- Ты бы хотела стать бабушкой?
- Ты знаешь, и да, и нет. В моем возрасте уже хочется, чтобы бегало что-то маленькое, мурлыкало...
- У вас же кошка дома.
- Ну, кошка не так интересно мурлыкает. С другой стороны, я не вижу, чтобы сыновья были готовы к этому. Они еще сами себя толком не обеспечивают. Один - аспирант, другой - студент. Более того, у них перед глазами - грустный опыт их друзей, которые быстренько нарожали детей. Я сама родила своих Петра и Павла в двадцать лет и знаю, какое идет сражение за территорию собственной личности, когда твоя ответственность уже принадлежит кому-то, причем круглосуточно. Поэтому я хотела бы стать бабушкой, но так, чтобы не платить за это большой кровью - ни своей, ни своих сыновей.
- А как же быть с любовью? Получается что первую любовь нужно соизмерять с какой-то социальной готовностью принять на свои плечи бремя семьи?
- Конечно, мы же уже перестали быть "третьим миром". Это только в "третьем мире" любовь означает появление наследника. У нас молодежь должна отчетливо помнить, что ребенка надо не только кормить, но и лечить, и учить... Ребенок - это как бы роскошь, на которую надо много зарабатывать.
- А Ромео и Джульетта, Паоло и Франческа?
- За Ромео и Джульеттой, если бы они успели родить ребенка, стояли два довольно богатых клана. У них бы не было этой проблемы...