- Алена, что вас заставляет перестраиваться?
- По-моему, существующее деление на рокеров, попсовиков, джазменов, классиков весьма условно. Хороший художник может рисовать и так, и так, и вот эдак. И хороший музыкант может играть и рок, и джаз, и классику. Бывают и "узко направленные", играющие что-то одно. Я себя считаю музыкантом "широкого профиля". Раньше я была, наверное, более романтической девушкой, имела больше иллюзий по отношению к окружающему миру. Сейчас иллюзий стало меньше. (Смеется.) Захотелось попротестовать против того, что иллюзии утрачиваются и мир не такой, каким представлялся прежде. Рок-н-ролл всегда был музыкой протеста, всегда находился в оппозиции к чему-то. И для меня достаточно органичным оказалось его исполнение. Степень свободы, по моим ощущениям, стала большей, нежели в тех рамках, в которые меня с моей же подачи вогнало общественное мнение. Я постоянно стараюсь не то чтобы разрушить совсем, но расширить образ "тургеневской девушки".
- При таких видоизменениях доля риска весьма существенна.
- Конечно, можно одну борозду вспахать - она заколосилась, ты собрал урожай. Ну, раз заколосилась - давай-ка снова ее пахать! А земля имеет тенденцию оскудевать, тогда ее нужно держать под паром и засеивать другое поле. Безусловно, у меня бывают светлые и романтические минуты - и я пишу песни такого же настроения. Бывают мгновения, когда я задумываюсь: "А не послать бы всех подальше, потому что все не так пушисто, как хотелось бы". И тогда я сочиняю совсем другие песни. Но всегда с большим удовольствием исполняю все, что мною написано. Как ни странно, для других я пишу легко и быстро, а для себя - гораздо труднее: начинаешь усложнять, улучшать, в себе что-то ковырять.
- Значит, ситуации, мотивы, идеи для песен вы берете из собственных переживаний, воспоминаний, состояний?
- Вся жизнь является мотивом для творчества. Но не в смысле "что вижу, то и пою", а в некой трансформации. По большому счету воображение намного богаче, чем реальная жизнь. Обычно я вижу картинку, как в кино, и придумываю обстоятельства, они сами начинают жить, а я просто описываю, что там происходит. И состояния лучше, чем цейтнот, когда сроки поджимают, для меня не придумаешь! Муза работает как подорванная!
- Меняется ли ваша аудитория в связи с изменениями ваших музыкальных пристрастий в поисках себя?
- Думаю, что меняется. Мои поклонники скорее всего останутся верны моему романтическому складу. Кстати сказать, несколько лет назад в газете "СПИД-инфо" прошла довольно известная утка (на самом деле, мы сами ее придумали и сами же запустили) - о наличии у меня сестры-близнеца. Суть в том, что из двух сестер одна - "белая и пушистая", песни поет, а другая - оторва, ходит на переговоры с продюсерами и всех их держит за горло. Сестры постоянно меняются местами, при этом никто не знает о двойном существовании. С одной стороны, это шутка, но с другой - "в каждой шутке есть доля шутки". И во мне присутствует некая двойственность: я могу быть тонкой и ранимой или настоящим бойцом, революционером и вести за собой народные массы.
- При повсеместном засилье тинейджерской культуры, нахлынувшей с MTV, вы чувствуете возрастной барьер или можете легко и органично вписываться в любое пространство?
- Я всегда находилась немножко в стороне, отдельно, сама по себе. Меня нельзя назвать ни поп-, ни рок-, ни джаз-певицей. А конкуренция возникает между чем-то похожим. Я дружу с представителями различных музыкальных направлений, попадаю под их влияние. Схожу на хороший джазовый концерт и тут же начинаю писать джазовые композиции. Все зависит не от возраста, а от талантливости идеи. Конечно, иногда появляются приличные вещи и в молодежной музыке. Например, группа "U2" уже многие годы удерживает внимание публики, давно преодолев тинейджерский возраст, сделавший ее знаменитой.
- А среди наших групп типа "Руки вверх!" со "Стрелками"?
- "Руки вверх!" - это пресловутый "Ласковый май", который в нашей стране был всегда и никогда не умрет. Это жанр - ласково-майский. Я допускаю, что некоторым юным девушкам понятны слова: "Забирай меня скорей!" или "Целуй меня везде!", потому что вот уже... пришла пора ее везде целовать. А рок-н-ролл, хоть и предполагает массовость, но все-таки эта музыка на порядок выше. И у нас же был всплеск интеллектуального рока в 80-е годы, когда появился наш русский рок-н-ролл.
- Кто сейчас из исполнителей, при всем их разнообразии и многочисленности, "на волне"?
- Трудно сказать. Телевизор не отражает положения вещей, потому что можно заплатить за эфир и тебя по десять раз в час будут показывать. Но это не значит, что ты соберешь публику в зал. Хит-парады тоже не являются у нас образцами честности и справедливости. Понятно, что это секрет, который знают все. (Смеется.) Но на самом деле все на свои места расставляет время. Я езжу на гастроли и вижу афиши. Одни и те же люди ездят на гастроли! Мне очень нравится фраза: "К сожалению, замуж почему-то выходят одни и те же!"
- И далеко не каждый из ваших коллег получил профессиональное музыкальное образование. Вам не бывает обидно или противно существовать в этой профанирующей среде?
- А я никак к этому не отношусь. Я занимаюсь тем, что люблю, и мне нравится заниматься всем, что связано с музыкой, несмотря на сопутствующие этому моменты. И еще мне за это платят деньги, это слушают люди. И даже если бы вся моя деятельность не имела успеха, я бы все равно этим занималась - дома, на кухне. Только не знаю, была бы я при этом счастлива. В Москву я приехала в 1992 году и считаю себя состоявшимся артистом, музыкантом. И думаю, что по крайней мере еще в течение пяти лет я буду им оставаться.
- Так у вас юбилей?
- Что-то вроде того! (Смеется.) Но передо мной постоянно стоит вопрос: а где же то время, когда ты - артист? Приходится все делать самому, а этого нельзя - это антипрофессионально! Думаю, что какие-то мои неудачи связаны как раз с тем, что я ничего не понимаю в продюсерских делах и делаю сплошные ошибки! Все непредсказуемо, всегда оказываешься неготовым. Живи я на Западе, то при том количестве популярных песен, что я написала, можно было бы давно не думать не то что о моем "завтрашнем дне", но и о "завтрашнем дне" моих внуков.
- То есть состоятельной женщиной вас назвать нельзя?
- В той мере, как должно быть, конечно же, нет. Я не считаю чужих денег, а показываю уровень в сравнении: в Германии один мой знакомый, лет 20 назад написавший песню, которая в Европе стала хитом, с дохода от одной этой песни построил суперстудию звукозаписи, и много еще чего с тех денег осталось. Я написала не одну песню... А вспомните звезд нашего кино - не сегодняшних, а тех, прежних, что стояли на одной профессиональной планке и даже превосходили звезд зарубежного кино. Они же всю жизнь прожили на очень среднем уровне достатка. Но мы живем там, где мы живем.
- Уехать никогда не хотелось?
- У меня нет таких глупых мыслей. Я говорю по-английски, все понимаю, но не могу писать на чужом языке. Меня не воспитывала гувернантка-иностранка, какая была у Набокова. Я пишу на русском языке, корни у меня тоже русские, и слушает меня русская публика. Мы же и фильмы свои любим и понимаем гораздо больше, чем западный зритель, который их видит. Потому что это - наше. Можно считать это своеобразным междусобойчиком в размерах огромной страны. У меня есть большой опыт общения с иностранцами, и могу сказать, что они - другие. И нужно там родиться, чтобы жить. Кроме Ростроповича, Барышникова, кого вы еще можете назвать из тех, кто уехал и состоялся там? А в общем-то, все движется в сторону космополитизма, но он утвердится не раньше чем лет через сто. Культура станет общей, и человечество будет существовать в едином котле, когда совсем неважно, где ты живешь - в Нью-Йорке или в Бердичеве.
- Как вы относитесь к такой перспективе?
- Нормально. Цивилизации и культуры рождались и умирали, это естественный процесс. Римская империя была супер-пупер, и тем не менее ее не стало. Египет - где он сейчас? Наверное, это как день и ночь, одна культура исчезнет, возникнет какая-то другая. А может быть, раньше вообще жил только один народ, а потом все разбрелись по кучкам? (Смеется.) А теперь снова собираются вместе - "Миру - мир!"