Артур Мелконян В Верховном суде РФ 24 февраля в апелляционном порядке пройдет рассмотрение громкого дела экс-мэра Махачкалы Саида Амирова и его племянника, бывшего вице-мэра Каспийска Юсупа Джапарова. Бывший глава столицы Дагестана был обвинен в уголовных преступлениях, причастность к которым он категорически отрицает. Амиров убежден, что его дело сфабриковано. В суде свидетели обвинения заявили, что оговорили Амирова и Джапарова, поскольку подверглись жестоким побоям, пыткам и психологическому прессингу со стороны сотрудников правоохранительных органов. Руководитель адвокатской группы, работающей по делу экс-мэра Махачкалы, Владимир ПОСТАНЮК сообщил корреспонденту «НГ» Артуру МЕЛКОНЯНУ свое мнение насчет того, на чем строятся доказательства невиновности Саида Амирова.
– Каковы ваши впечатления от второго судебного процесса по делу Амирова?
– Второй процесс позволил прийти к категоричному выводу, что абсолютно все показания людей, хоть в какой-то мере ставящие под сомнение невиновность Саида Амирова, распались в прах. Стало очевидно, что под пытками и угрозами свидетелей заставляли давать нужные следствию показания с целью оговорить Саида Амирова и Юсупа Джапарова. Известны и граждане, которые пытали либо понуждали дать показания. В суде свидетели подробно рассказывали о тех глумлениях, которым они подверглись. Любой гражданин может открыть YouTube и посмотреть, что происходило в суде. Там нет режиссуры или наигранности. Там горе простых людей, которые попали в жестокую машину, которая крошила и раздавливала их личное достоинство. Она их перемолола и выбросила. Есть судмедэксперт Руслан Магомедов, который изначально заявлял, что людей пытали с целью получить показания на мэра Махачкалы. Они ему об этом сами рассказали. Прошло больше года с того момента, когда эксперт заявил об этом в суде. Это должно быть поводом для проведения проверки. Но действий надзорного органа, скажем, прокуратуры, мы не увидели.
– Глава Комитета за гражданские права Андрей Бабушкин, ознакомившись с материалами по делу Амирова, на заседании Совета по правам человека при президенте РФ открыто заявил о пытках свидетелей обвинения, на что Владимир Путин пообещал дать поручение Генпрокуратуре РФ проверить эту информацию. Это было исполнено?
– Прокуроры должны провести проверку и сами выйти с инициативой об отмене приговора по делу Амирова по вновь открывшимся обстоятельствам. Какие-то действия, может, и происходят, но нам они пока неизвестны.
«Второй процесс по делу Амирова подтвердил надуманность первого»
– В чем заключалась фабула обвинения?
– Изначально Саид Амиров был задержан по подозрению в причастности к организации убийства следователя Арсена Гаджибекова. Но неожиданно в деле появилось новое обвинение, якобы мэр Махачкалы намеревался сбить из ПЗРК гражданский самолет, в котором должен был лететь Сагид Муртазалиев.
– Речь идет о бывшем главе Пенсионного фонда Дагестана, который объявлен в международный розыск?
– Да. Это довольно известный спортсмен. Следователи пытались доказать, что между ним и Амировым была некая политическая борьба и якобы мэр захотел устранить «соперника». Мы доказали, что никаким оппонентом такому политическому тяжеловесу, каким считался в Дагестане Саид Амиров, Муртазалиев не был. Но, по версии следствия, Амиров якобы дал поручение некоему Магомеду Абдулгалимову купить ПЗРК, чтобы с его помощью выстрелить по самолету.
Второй процесс в совокупности с первым подтверждает надуманность всех показаний. Например, в первом процессе Абдулгалимов говорил, что Амиров просил его купить ПЗРК. Во втором процессе мы выясняем, что таких ПЗРК у Абдулгалимова было несколько и необходимости покупать его за 150 тысяч долларов, как это ранее говорилось, не было. Оказывается, снаряды, огнеметы, ПЗРК все это якобы было найдено в каких-то сараях, домовладениях, к которым имел отношение Абдулгалимов, и выдавать оружие, выкапывая его где-то в лесу, как это было заявлено, просто незачем.
Почему я говорю «якобы», потому что после рассказа Абдулгалимова о том, как его пытали так называемые сотрудники правоохранительных органов, верить его «признательным» показаниям тяжело. Я склонен верить его показаниям во втором процессе, когда он говорил, что признание «вины» – это его способ самозащиты, способ остановить пытки и получить меньший срок в местах лишения свободы. Вот и все.
– То есть второй судебный процесс выявил нестыковки в показаниях?
– Нестыковок было множество и во время первого процесса, но второй процесс сделал их очевидными. Мы допрашивали обвиняемого Зубаира Мутаева, который признался, что продавец оружия – некий загадочный фигурант дела чеченец по имени Алу, у которого он якобы пытался что-то купить, – это вымышленный персонаж. Мутаев его придумал только для того, чтобы его перестали пытать. По версии следствия, Алу – это человек, с которым Мутаев ранее был в местах лишения свободы. Можно обратиться в колонию и убедиться, что такого человека там никогда не было, и показания на этом разваливаются. Однако этого никто не сделал. На втором процессе Мутаев подтвердил, что оговаривал себя и других, поскольку подвергся жесточайшим пыткам.
В первоначальных показаниях Абдулгалимов говорит, что перевозил ПЗРК в багажнике бронированного автомобиля. Отмечу, что сначала в протоколе были одни размеры ПЗРК, потом в другом протоколе эти размеры изменились. Мы изготовили из дерева два макета по точным размерам, привезли такой же автомобиль, что фигурировал в показаниях Абдулгалимова, и предложили всем желающим положить макеты ПЗРК в его багажник. Но ни один макет оружия туда не поместился.
«Доказательства невиновности Саида Амирова были представлены правоохранительными органами»
– Какие еще доказательства невиновности своих подзащитных вы считаете неоспоримыми?
– Особого внимания заслуживает то, что многие неоспоримые доказательства невиновности Амирова и других фигурантов дела были представлены правоохранительными органами, ФСБ, полицией. Напомню, в чем заключалась конструкция обвинения. Всем было очевидно, что глава столицы Дагестана и бывший помощник прокурора маленького городка Абдулгалимов – личности разного масштаба, которые в жизни никак не могли пересечься. Чтобы как-то связать их в деле, выстраивается теория – появляется племянник мэра, который, по версии следствия, должен выступить посредником между Амировым и Абдулгалимовым. В материалах дела говорится, что якобы Джапаров и Абдулгалимов вместе приехали в мэрию Махачкалы, где глава города попросил у незнакомого ему человека купить ПЗРК.
Сотрудники ФСБ предоставили нам биллинг – распечатку всех телефонных переговоров Абдулгалимова и Джапарова. Биллинг прямо указывал на то, что в то время, когда, по версии следствия, Джапаров и Абдулгалимов были вместе у Амирова, эти два человека вообще находились в разных точках республики, причем каждый по отдельности. Абдулгалимов был за пределами Махачкалы целый день и только к вечеру приехал в город. Джапаров в 7 часов утра выехал из Махачкалы на работу в Каспийск и вернулся обратно к концу дня. А по версии следствия, они на одной машине утром поехали к Амирову, попали к нему на прием, где якобы был сделан заказ на совершение преступления. Когда мы заявили об этих нестыковках, показания Абдулгалимова стали корректироваться. Он стал говорить, что телефон с собой в тот день не брал, хотя, судя по биллингу, его мобильный активно работал, с него шли звонки, смс-сообщения.
– Если биллинг опровергает факт присутствия Абдулгалимова и Джапарова на приеме у Амирова, то на чем базируется следствие, утверждая, что эти люди все-таки там были?
– Все строится на показаниях единственного свидетеля обвинения Абдулгалимова, который признался, что подвергся жестоким пыткам. Факт отсутствия Абдулгалимова в мэрии Махачкалы подтвердили два десятка официальных лиц: руководители городских предприятий, районных администраций, в том числе прокурор города, которые были на приеме у Амирова в тот день, когда, по мнению следствия, совершалось преступление, – 26 апреля 2012 года. Мы обратили внимание суда и на документальные свидетельства, опровергающие показания Абдулгалимова. Сотрудники ФСБ представили журнал учета посетителей, который велся референтом главы города Тамарой Канаевой. Процедура регистрации посетителей в мэрии Махачкалы строго соблюдалась, в том числе из соображений безопасности. Там были записаны все люди, которые в тот день приходили к Амирову, однако фамилия Абдулгалимова там не значилась. Был также журнал регистрации посетителей, проходивших, перед тем как попасть к мэру, через два пункта полиции на двух этажах. Полицейские фиксировали паспортные данные посетителей, время их прихода и выхода из администрации. Сотрудники полиции также подтвердили, что ни Абдулгалимов, ни Джапаров в тот день в мэрию не приходили.
– Получается, что суд отмел показания официальных лиц, включая прокурора города и полицейских, и поверил показаниям одного человека – Абдулгалимова?
– Да, именно так. Хотя Абдулгалимов накануне дачи показаний написал во все инстанции, что на него оказывается давление, что его пытают. Он в суде заявил о том, что в результате издевательств находился в состоянии клинической смерти. Однако именно его показания были положены в основу обвинительного заключения.
В суд были вызваны сотрудники правоохранительных органов, которые осуществляли охрану Амирова в администрации города. Это не ЧОП, это сотрудники полиции, которые обеспечивали безопасность представителей власти. Все они искренне говорили, кого видели в тот день, все четко поясняли. Ни один из них Абдулгалимова в мэрии не видел.
Большой вопрос – почему суд не верит прокурору, а верит человеку с сомнительной биографией и репутацией? Абдулгалимов говорит, что якобы он впервые пришел в кабинет к Амирову и тот попросил его купить ПЗРК. Может ли в принципе вменяемый человек попросить незнакомого гражданина купить оружие, чтобы сбить самолет? Конечно, нет. Мы знаем, что Амиров – разумный, серьезный, опытный руководитель. Он не монстр, чтобы стрелять из ПЗРК по гражданским самолетам, и не безумец, чтобы раздавать заказы на теракты незнакомцам, сидя на своем рабочем месте.
«Независимого суда здесь не было»
– Разве это не было очевидно еще на этапе предварительного следствия?
– С точки зрения закона дело вообще не имело шансов дойти до суда. Но показания либо как-то нивелировались, либо вообще не были положены в дело. То есть чересчур очевидно, что независимого суда здесь не было.
– Что вы имеете в виду?
– Например, в суде мы узнаем, что Тамара Канаева, помощник Амирова, еще на первоначальном этапе следствия заявила, что Абдулгалимов не заходил в кабинет мэра. Оказывается, с ее участием проводили опознание, ей показали Абдулгалимова вживую, и она прямо заявила следователям, что она видит его впервые и он никогда не был у Амирова. Она посмотрела журнал учета посетителей и категорично это подтвердила. Но в деле этого опознания не оказалось. О чем это говорит?
У нас, адвокатов, есть твердое убеждение, что у суда и следствия не было желания установить истину. Почему показаний Канаевой не оказалось в деле? Канаева занималась организацией рабочего дня Амирова, приглашала людей на прием, встречала их, провожала в кабинет мэра, вела учет всех посетителей. За 10 лет ее совместной работы с Саидом Амировым все дни без исключения по минутам описаны в журнале. Можно проследить, кто заходил, кто выходил из кабинета Амирова за 10 лет. Никто не избежал регистрации в этих журналах. В суде мы вели пальцем по графику приема посетителей, по каждому часу и просили обвинение показать, где же строчка о том, что Абдулгалимов был на приеме. Каждая запись категорично опровергала позицию обвинения.
«Доказательств вины наших подзащитных просто нет»
– Получается, оба судебных процесса по делу Амирова были некими перформансами?
– Доказательств вины наших подзащитных просто нет. Создалась видимость какого-то процесса по доказыванию вины экс-мэра Махачкалы. Но невиновность Саида Амирова чересчур очевидна. С чем связано дело Амирова – с политикой или с другими вопросами, я не знаю, но с уголовным правом оно точно не связано.
– А когда вы пришли к такому выводу – в начале процесса или уже в финале?
– Я понимал, что что-то происходит, когда обвинение в причастности к организации убийства следователя было задвинуто на второй план и в деле внезапно появилось обвинение в подготовке теракта. Терроризм нужен был только для того, чтобы дело Амирова не попало в суд общей юрисдикции. Потому что тогда подсудимые заявили бы о суде присяжных, манипулировать мнением которого сложно. Поэтому позиция следствия понятна: дополнительный состав о терроризме исключал возможность суда присяжных. Только этим можно объяснить появление в деле Амирова эпизодов по терроризму.
– То есть вы уже не удивились, когда в деле появился еще и фонарный столб, по которому якобы тоже был осуществлен выстрел с подачи мэра Махачкалы? Этот эпизод ведь также был квалифицирован как теракт?
– Никто не задавался вопросом, как и кем в действительности был осуществлен подрыв осветительного столба в Каспийске. Сначала дело касательно этого столба было возбуждено по статье «Хулиганство», а потом вдруг трансформировалось в теракт. Мы опять же убеждены, что это было сделано для того, чтобы дело не попало в суд присяжных.
– Верно ли то, что владельцы торгово-развлекательного центра «Москва» в Каспийске, здание которого, по версии следствия, было целью стрелявших, задевших фонарный столб, являются родственниками Саида Амирова?
– Да. По версии следствия выходит, что Амиров своих родственников обстреливает. Конечно, логики тут нет никакой. Я помню показания Алиева, молодого парня, из которого «сделали» террориста, который якобы стрелял по торговому центру «Москва». Алиев говорил, что «меня пытать-то не надо было». Он через пять минут готов был подписать все что угодно. Это больной человек, перенесший операцию по удалению щитовидной железы. Он был водителем у Абдулгалимова, выполнявшим бытовые поручения. Сначала он сказал, что якобы выстрелил по зданию, сидя в машине. Потом изменил показания. Мы говорим: «Почему ты сначала говоришь, что стрелял из машины, а теперь это отрицаешь?» Он пояснил: «Потом какой-то из оперативных сотрудников мне сказал, что если б я выстрелил из огнемета, находясь в салоне машины, то ни машины бы не нашли, ни меня, ни этого огнемета. Я просто не знаю, как это все делается».
Мы взяли показания Алиева и по минутам восстановили тот день, когда он якобы произвел выстрел. С точки зрения защиты, это была идеальная ситуация. В день, когда совершалось это преступление, произошло большое событие – у сестры Алиева родился ребенок. Мы собрали всех родственников. Они описали этот день от начала до конца, подтвердили, что действительно родился ребенок, что в этот день Алиев Мурад единственный из всех не употреблял алкоголь, потому что он был после операции, и всех гостей развозил по домам, ездил за мясом, готовил шашлык. Это называется алиби. Можно было бы спорить, если бы прокуроры представили другую позицию. В ответ – тишина.
«Мы думаем, что Гаджибекова убили боевики»
– А как следствие обосновывает причастность Саида Амирова к убийству следователя Гаджибекова, по подозрению в организации которого он был арестован?
– Следствие утверждает, что Амирову якобы каким-то образом было выгодно это преступление. Но это абсолютно не соответствует действительности! По мнению следствия и суда, мотивом Амирова для совершения убийства следователя якобы было указание Гаджибекова, адресованное следователю Абдуллаеву, о проведении выемки документов в администрации Советского района Махачкалы. Я убежден, что в случае проведения независимой и беспристрастной проверки сотрудники Генпрокуратуры РФ прочитали бы протокол судебного заседания, где указаны показания Абдуллаева о том, что никаких указаний ему не поступало. То есть мотив – это явный вымысел. Не составило бы труда сравнить показания того же Абдуллаева с протоколом судебного заседания и приговором, где они интерпретированы наоборот.
– После глубокого погружения в материалы дела вы можете предположить, кто действительно причастен к убийству следователя Гаджибекова?
– Мы вникаем, чем же занимался этот погибший следователь Арсен Гаджибеков? Оказывается, он расследовал дела в отношении людей, которые совершали теракты на территории Республики Дагестан. За расследование этих дел он награждается именным оружием. Мы убеждены, что лица из числа членов НВФ и совершили это преступление. Мы думаем, что Гаджибекова убили боевики. На месте преступления опрошенные люди говорят, что один из членов НВФ появлялся во дворе дома Гаджибекова. В гараже у другого члена НВФ находится схема расположения квартиры Гаджибекова. Это что-то подтверждает? Ну, конечно. Что еще нужно?
У нас есть два очевидца преступления. Первый человек идет домой через дворы и в пролете между гаражами видит машину, которая быстро уезжает. Он говорит, что в ее салоне находилось как минимум четыре человека. По логике, следователь должен брать этого свидетеля и на руках его носить, искать эту машину. Очевидно, что это люди, которые причастны к гибели Гаджибекова, один из них стрелял в него. Показания этого свидетеля душатся на корню по неизвестной причине. Делается все, чтобы доказать, что этот человек ничего не видел. Проводится крайне сомнительный осмотр места происшествия с участием свидетеля, и делается вывод, что он этого видеть не мог. Что это за следственное действие такое? Объяснить невозможно.
В доме, рядом с которым произошло убийство Гаджибекова, живет другой свидетель, который четко видел силуэт человека, участвовавшего в расстреле. Он описывает убийцу. Может быть, он куплен Амировым? Нет. Тогда в деле еще и слова об Амирове не было. Он описывает совершенно других людей, а не обвиняемых. Это может говорить о том, что на скамье подсудимых – невиновные люди. На показания этого свидетеля тоже наплевали.
Руслан Гаджибеков – брат убитого следователя, который бездоказательно обвинил в причастности к совершению преступления Амирова, сам сейчас находится в тюрьме за тяжкое преступление, получив срок за похищение ребенка с целью выкупа. Можно ли на 100% доверять этому человеку? Наверное, нет. То, что он говорит, вообще значения не имеет. Он не был очевидцем преступления. Я же говорю о свидетелях убийства, найденных следователями через час после совершения преступления.
– По версии следствия, в убийстве Гаджибекова участвовал некий гражданин Кадиев. Вы тоже ставите это под сомнение?
– Свидетель убийства Гаджибекова говорит, что стрелял в следователя вовсе не Кадиев, а совершенно другой человек. Кадиев же говорит: «Это сделал я». По версии следователей, Кадиев пришел с явкой с повинной и все рассказал. Однако у нас есть несколько подсудимых, которые утверждают, что те показания, которые дал Кадиев, им всем предлагалось подписать ранее.
– То есть всем задержанным по делу Амирова предлагалось взять на себя вину за убийство Гаджибекова и подписать признательные показания?
– Да. Ранее это предлагалось братьям Ахмедовым. От них требовали показания, что они убили Гаджибекова. Ахмедовы отказались. Потом появляется этот Кадиев.
С места преступления было взять несколько генных следов. Эксперт-генетик вопиет: «У вас на месте преступления набор генных следов: окурок, банка из-под пива, еще что-то. По ним можно категорично сделать выводы о личности подозреваемых. Предоставьте мне эти следы, я вам здесь в течение суток дам результат». Дали ему провести экспертизу? Нет.
– А почему суд проигнорировал мнение экспертов-генетиков?
– Непонятно. Мы приглашали ведущих экспертов-генетиков. Сначала мы привлекли их для оценки экспертизы, представленной стороной обвинения. Мы поставили под сомнение, что на ПЗРК были найдены биологические следы Джапарова и Абдулгалимова. Ранее Джапаров говорил, что подвергся пыткам и ему угрожали, что если он откажется оговорить своего дядю, Саида Амирова, его кровь и отпечатки пальцев окажутся на оружии. Джапаров отказался дать ложные показания, и его биологические следы появились на ПЗРК.
Приглашенные нами эксперты-генетики, трактуя экспертизу, представленную стороной обвинения, говорили об одном, что если это оружие было в обиходе на протяжении более 20 лет, как это следует из материалов дела, то на нем должно быть огромное количество ДНК-следов, а ПЗРК был стерильно чистым. На нем не было никаких ДНК-следов, за исключением двух следов Джапарова и Абдулгалимова. И речь идет о предмете, который несколько лет ходил по рукам каких-то преступных элементов. А в деле это лабораторно чистый предмет, что возможно только в том случае, если он хранился все 20 лет в стерильной капсуле. Это абсолютно неправдоподобно и наводит на мысль об искусственном создании доказательств. По мнению экспертов-генетиков, речь идет о фальсификации.
Нами была проведена большая работа. Однако суд просто взял за основу показания одного человека, которого подвергли физическому насилию, и формально что-то такое написал в приговоре. Я уверен, что подобное применение неправовых методов не заставит жителей уважать закон – в таких условиях невозможно говорить о построении правового государства. Но я оптимист, и мы продолжаем писать жалобы, продолжаем работать над тем, чтобы отменить этот приговор. Я верю, что это произойдет.
