Раис Сулейманов
Среди ополченцев в Донбассе представители разных национальностей и религий. Фото Reuters
Начавшаяся весной 2014 года «русская весна» на юго-востоке Украины привела к появлению целого слоя российских граждан нового формата – ополченцев, по своему желанию отправившихся воевать в составе боевых подразделений Донецкой и Луганской народных республик.
Среди тех добровольцев из России, которые отправились в самопровозглашенные республики, далеко не все русские по национальности. Значительный процент составляют осетины, чеченцы, буряты, которые выделялись на фоне остальных русских ополченцев. Наряду с ними прибыли и татары с Поволжья.
Татары, которые в рядах добровольцев из российского Поволжья отправились в Новороссию, разделяют идеологию русского мира, под которой одни понимают возврат к модели Советского Союза, правда, в обновленном формате (концепция «СССР 2.0»), другие – воссоединение с Россией территорий, населенных этническими русскими, идеалом для которых является Российская империя. Нередко татарские добровольцы имеют двойную национальную идентичность: не отрицая свое татарское происхождение, они считают себя русскими. И такое двуэтническое самосознание прекрасно уживается в их мировоззрении. Так, доброволец-танкист, выпускник Казанского суворовского училища Джалиль Фагизов, находящийся в ополчении ЛНР, объясняет это тем, что татары – это часть русского народа, а само понятие «русский» включает в себя и другие народы России.
В религиозном плане татарские ополченцы не всегда остаются мусульманами. Некоторые из них на волне формирования у себя русского самосознания считают необходимым принять либо православие, либо родноверие (русское неоязычество), как правило, в зависимости от того, с какими русскими однополчанами они воюют вместе в одном подразделении. На смену вероисповедания их толкает, как правило, слабая мусульманская религиозность, влияние боевых товарищей и эмоциональный подъем от участия в «русской весне», где религиозный аспект, преимущественно православный, присутствует, хотя и не доминирует. Особенно в Луганской народной республике, которую, по отзывам самих ополченцев, строят как советскую «красную» республику, в то время как ДНР стараются все же формировать как православное государство. Тем не менее татарские ополченцы из Поволжья стараются остаться мусульманами. Некоторые из них на своем оружии пишут «Аллах с нами!», подчеркивая свою исламскую самоидентификацию. В их понимании мусульмане, воюя за Новороссию, воюют за интересы России, где традиционный ислам восторжествует над антироссийски направленными формами ислама – ваххабизмом, «Хизб ут-Тахрир» или «Нурджулар». Поэтому недавно прозвучавшее заявление зампреда Духовного управления мусульман РФ Дамира Мухетдинова, в котором он усомнился в возможности российских мусульман вписаться в проект русский мир, опровергаются практикой: мусульмане воюют за расширение территории и влияния России, и сейчас должен быть в стране такой ислам, который будет этому способствовать.
В Донецкой области до войны проживало 60 тыс. татар, имеется несколько мечетей. Татарское население в этом угольном регионе формировалось со второй половины XIX века, что нашло отражение даже в фольклоре: татарская народная песня «Шахта» посвящена отъезду в Донбасс, и тот факт, что она стала народной и популярной среди казанских татар, говорит об исторических связях Поволжья и Новороссии. Если при присоединении Крыма к России фактор Казани как духовной столицы татар всего мира охотно был взят на вооружение и Татарстан играл заметную роль в склонении крымских татар в сторону поддержки интеграции полуострова, то мы практически не видим ни одной попытки использовать «татарский фактор» в Донбассе.
Официальной статистики количества добровольцев из Татарстана, воюющих в Новороссии, нет. По оценкам нашего института, численность ополченцев из этого региона составляет около 70 человек, 40% из которых являются татарами по национальности. Эту цифру можно распространить на другие регионы Поволжья, суммировав ее можно приблизительно представить общую численность татар в армии Новороссии.
Появление ополченцев из Татарстана в Новороссии дает повод в исламистских кругах для оправдания тех татар, которые отправились воевать на «джихад» в Сирию. Те российские мусульмане, которые воюют за идеи «Исламского халифата» на Ближнем Востоке, и те, кто поехал воевать за русский мир на юго-восток Украины, по своей мотивации не являются наемниками: каждая из этих групп российских граждан едет не за деньгами, а борется за идею. Другое дело, что воющие против законного правительства Сирии и те, кто воюет против правительства в Киеве, с точки зрения российских интересов будут по-разному оцениваться и соответственно будут иметь разные последствия для себя по возвращении домой. Первых ждет тюрьма (уже осуждены двое в Татарстане за участие в рядах боевиков в Сирии), вторых – свобода и уважение соратников. Госнаград они не получат, будет разве только моральное удовлетворение от своего участия в войне в Донбассе. Впрочем, особого почета повоевавшие в Новороссии татарские добровольцы по приезде домой не заметили. Так, например, 22-летний Наиль Резванов из Алькеевского района Татарстана, воспитанный в детдоме, уволившись после службы в Российской армии, отправился из патриотических соображений в Донецк, воевал в рядах ополчения в 2014 году, однако по возвращении в Казань оказался никому не нужным.
Многие добровольцы, провоевавшие в Новороссии, по возвращении домой будут испытывать поствоенный синдром – неизбежный спутник многих, кто побывал в реальных боевых действиях. Им будет сложно вписаться в мирную жизнь, где действуют совершенно иные ценности, правила, порядки и мировоззренческие установки. Там, на войне, они ощущают свою нужность, важность, там хоть труднее, но понятнее смысл жизни, чем дома. Поэтому татары, которые сейчас приезжают домой на побывку (подлечиться, отдохнуть), настроены вернуться обратно в Новороссию. Русский мир уже принял в себя мусульман.
Казань
