Нурпаши Кулаев наверняка знал, что, кроме суда присяжных, никакой другой суд не может вынести ему смертный приговор.
Фото Reuters
Приговор единственному обвиняемому по делу о захвате школы в Беслане будет вынесен раньше, чем закончится расследование этого теракта. Сегодня в Верховном суде Северной Осетии продолжится оглашение приговора по делу Нурпаши Кулаева: уголовное дело насчитывает 100 с лишним томов, и председатель Верховного суда Северной Осетии Тамерлан Агузаров собирается читать приговор 4 дня. А расследование основного дела, как заявил вчера гособвинитель, заместитель генпрокурора РФ Николай Шепель, продлено до 1 июля.
Вчера в ходе оглашения приговора председатель Верховного суда Северной Осетии Тамерлан Агузаров заявил, что суд признал Кулаева виновным по всем пунктам обвинения. В обвинительном характере приговора никто не сомневался, но вот какое наказание назначит террористу суд – этот вопрос открыт. Гособвинитель просит приговорить Кулаева к смертной казни, а адвокат потерпевших настаивает на пожизненном заключении. В свою очередь, эксперт «НГ», доктор юридических наук, профессор Института государства и права РАН Инга Михайловская полагает, что, несмотря на тяжесть преступления и давление общественного мнения, смертный приговор бесланскому террористу не грозит.
Судебный процесс по делу Кулаева шел ровно год и постоянно находился в центре внимания. Сторона обвинения, адвокаты потерпевших и сами потерпевшие делали громкие заявления, обвиняя друг друга в необъективности, стремлении затянуть процесс или увести следствие в сторону от истинных виновников трагедии. Адвокат потерпевших Сослан Кочиев заявил вчера, что процесс выявил серьезные недостатки в расследовании самого теракта в Беслане: «Если среди виновных не окажется высокопоставленных чиновников, у потерпевших будут все основания обратиться в Европейский суд по правам человека».
Сам подсудимый свою вину не признал. 24-летний житель села Старый Энгеной Ножай-Юртовского района Чечни Нурпаши Кулаев обвиняется по 8 статьям УК РФ, в том числе: ст. 105 (убийство), ст. 209 (бандитизм), ст. 206 (захват заложника), ст. 205 (терроризм), ст. 317 (посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа) и ст. 222 (незаконное приобретение или ношение оружия, боеприпасов). Три из них – 105, 205 и 317 – предусматривают смертную казнь.
Перед оглашением приговора гособвинитель Николай Шепель потребовал для подсудимого исключительной меры наказания в виде смертной казни. Адвокат пострадавших Сослан Кочиев, считая, что из-за действующего в России моратория на смертную казнь такая мера наказания не может быть применена, попросил для Кулаева пожизненного заключения.
Несмотря на общественный резонанс и решимость гособвинителя, мораторий на смертную казнь в России по-прежнему действует. Вступая в 1996 году в Совет Европы, Россия подписала протокол № 6 к Европейской конвенции, касающийся отмены смертной казни. С 2 августа 1996 года смертные приговоры в России не приводились в исполнение, а 2 февраля 1999 года Конституционный суд постановил, что суд в составе судьи и народных заседателей не имеет права выносить смертные приговоры.
По словам Инги Михайловской, Кулаев не случайно потребовал, чтобы его дело слушалось судьей единолично, без коллегии присяжных: «Нетрудно догадаться, с какими чувствами приходили бы присяжные на заседания и какое решение они бы вынесли. Понимал это и Кулаев». По мнению профессора Михайловской, действия гособвинителя, который не мог не знать, что смертный приговор судья вынести не может, объясняются именно мощным давлением общественности. «Мораторий, как и постановление Конституционного суда, никто не отменял, а значит, гособвинитель требует невозможного, – полагает Инга Михайловская. – Однако если предположить, что и судья не сможет противостоять давлению убитых горем матерей и приговорит Кулаева к смертной казни, этот приговор наверняка будет обжалован в Верховном суде, который заменит высшую меру на пожизненное заключение в соответствии с действующим законодательством».