Сергей Мигалин – Станислав Магомедович, когда же наконец ваша комиссия обнародует доклад?
– Я уже боюсь говорить, но до конца месяца мы должны уложиться и провести слушания. Мне не очень понятны многие вещи, которые происходят вокруг моей комиссии. Я пока не хочу комментировать это, но настанет время, и я все скажу.
– Вам создают препятствия?
– Есть и внешнее воздействие, и внутреннее противодействие.
– Не теряет ли доклад актуальности в связи с тем, что постоянно откладывается?
– Третьего ноября не было доклада комиссии, потому что я в этот день находился в Москве. Еще раньше, в сентябре, грубо говоря, пошли кое-кому навстречу. Я ждал, какие будут результаты расследования, проведенного Генеральной прокуратурой, но она так и не сделала окончательных выводов. Теперь мне есть что сказать.
– Но окончательное расследование Генпрокуратуры продлено до 1 декабря.
– Я за ними не очень слежу, чтобы не попадать под влияние Генпрокуратуры. Я даже на суд не хожу.
– Ожидает ли вашего доклада федеральная парламентская комиссия под руководством Александра Торшина?
– Мы договаривались с самого начала с Александром Порфирьевичем, что сначала делает доклад республиканская комиссия, а уж затем и федеральная. Кто-то из членов Федеральной комиссии приедет на заседание парламента Северной Осетии в день обнародования доклада. А нас, я надеюсь, пригласят на заседание, на котором будет обнародован доклад комиссии Торшина.
– Будет ли в вашем докладе закрытая часть, как у федеральной парламентской комиссии?
– Нет, весь доклад будет открыт. Кроме того, если доклад комиссии Торшина насчитывает свыше 200 страниц, то наш доклад будет намного меньше – около 30 страниц. Мы делаем лишь выводы, все остальное будет в материалах комиссии (документы, видео- и аудиозаписи).
– Изменился текст доклада за последний месяц?
– Мы вносили некоторые редакционные поправки, но принципиально текст не менялся. Как вы знаете, я и члены комиссии стали давать интервью лишь после того, как комиссия определилась, что мы будем требовать нам объяснить. Все документы и заявления, которые мы обнародовали, принимались нами единодушно, хотя заместитель генпрокурора Владимир Колесников и считает, что мы не легитимны и собирались не в полном составе.
– Какие последствия, по вашему мнению, должен иметь ваш доклад?
– Я подчеркиваю, что за каждое слово в докладе мы готовы отвечать как по совести, так и по закону. Я надеюсь, те вопросы, которые мы поставим в нашем докладе, заставят задуматься самые высшие эшелоны власти: что же произошло в Беслане, почему так случилось и что сделать, чтобы это не повторилось. Устанавливать вину каждого конкретного чиновника, тем более федерального уровня, – это уже задача не комиссии, а Генпрокуратуры.
