Когда зимой прошлого года в Ингушетии закрыли последний палаточный лагерь беженцев из Чечни, начальник Миграционной службы МВД РФ Игорь Юнаш обещал заняться возвращением на малую родину тех, «кто нашел приют в общежитиях, коровниках, сараях и в Панкисском ущелье Грузии». При этом вопреки закону о статусе вынужденного переселенца были напрочь забыты те, кто находится на территории мятежной республики: они, несмотря на то что вернулись, сохраняют статус беженцев. А ликвидация палаточных лагерей привела к замалчиванию самой проблемы беженцев как в Чечне, так и за ее пределами (не говоря уже о Панкисском ущелье). Туманной завесой покрыт вопрос о выплатах им компенсаций.
Три года назад президент Ингушетии Мурат Зязиков предлагал создать две отдельные программы по беженцам – по тем, кто вернулся в Чечню, и тем, кто решил остаться в Ингушетии или других субъектах РФ. В этом случае было бы ясно, какова судьба и тех и других, в какой конкретно помощи (согласно тому же закону о вынужденных переселенцах) они нуждаются. Однако во многом благодаря снижению остроты этой проблемы ответа не последовало, хотя, по данным немецкой гуманитарной организации НЕLР, в Ингушетии, Дагестане, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии оставалось примерно по 20 тыс. беженцев. На территории бывшего машиноремонтного объединения «Рассвет» до сих пор стоит больше 80 брезентовых жилищ. Небольшие палаточные «селения» сохранились еще аж со времен прихода к власти в Чечне Масхадова.
Начальник Миграционной службы МВД РФ Игорь Юнаш решил акцентировать внимание на том, что «Ингушетия на беженцах заработала, и отток этих людей сейчас – уход определенных финансовых потоков. Мы только «коммуналку» платим по 20 руб. за человека в сутки – за каждого, кто живет в МКП (местах компактного проживания. – «НГ») или в лагере. Если у нас в МКП осталось 18 610 человек, получается, только «коммуналки» приносят ингушской казне 360 тыс. руб. в день». При этом, помимо прочего, признается, что проблема с беженцами еще не снята. Как-то незамеченными остались признания ответственных лиц, что в Ингушетии (в свое время об этом говорил экс-президент Руслан Аушев) действительно находилось свыше 250 тыс. беженцев из Чечни, тогда как по международным стандартам за гуманитарную катастрофу признается наличие в такой ситуации 200 тыс. беженцев.
Согласно закону, беженцы не перестали быть жертвами войны и на своей малой родине. Сейчас в Чечне существует 33 пункта временного размещения, и их не хватает. Доступ к ним ограничен, информация о них недоступна. Хотя речь идет о сотнях тысяч человек.
Иллюстрируют состояние беженцев после «решения» проблемы с палаточными лагерями многочисленные письма самих невинных жертв войны. О том, как выплачиваются компенсации по потере жилья и имущества в самой Чечне, более-менее известно. Но как обстоят дела с теми, кто в Чечне потерял все и решил туда не возвращаться? В 1997 году им полагалось около 120 тыс. рублей компенсации за разрушенное в ходе военной операции жилье и потерянное имущество. Но выплаты поступили после августовского дефолта в 1998 году, и на эти деньги нельзя купить даже однокомнатную квартиру.
«Не по нашей вине нам вовремя эти деньги не выплатили, – утверждает бывший житель Грозного Алексей Бородуля. – Мы находимся в неведении по поводу нашей дальнейшей судьбы. Говорят: ждите, ждите, мол, от нас ничего не зависит. А как ждать, если жить негде?» В 1997 году тем, кто решил не возвращаться в Чечню, а это в основном русские, дагестанцы, армяне и евреи, обещали выплатить примерно по 20 тыс. долл. на семью из трех человек. Но после дефолта они остались у разбитого корыта. После безуспешных обращений (всего написано более 70 писем местным и федеральным властям) беженцы апеллируют в международный суд. Местные суды в исках об индексации компенсаций им отказали.
Между тем этой категории беженцев разрешили получить индексацию на субсидии. Но власти не обращают внимания на решение правительства от 2003 года о внесении «предложений по индексации» компенсаций по потере жилья и имущества. Как отмечают сами «русскоязычные беженцы» (в числе которых этнические дагестанцы, кабардинцы, украинцы, евреи), государство, согласно Конвенции о защите прав человека, обязано «возместить причиненный им ущерб в полном размере», не ссылаясь на разного рода причины.
По мнению директора Центра по защите прав человека Майи Мамедовой, высказанному «НГ», более десяти лет беженцы, не желающие возвращаться в Чечню, не могут обустроиться, несмотря на то что закон о вынужденных переселенцах позволяет им выбрать на свое усмотрение место постоянного проживания. «Обращались в правительства Дагестана, Чечни, России, к Путину, но ответа нет почти два года», – разводит руками правозащитник.
В теме о беженцах из Чечни всегда были актуальны два времени года – зима и весна. Низкие температуры вызывают естественное беспокойство об обустройстве обитателей палаток, весна же пробуждает столь же естественную надежду на окончание этого беспокойства. Но судьба тысяч все еще не обустроенных беженцев пока не внушает большого оптимизма.