- Сергей Васильевич, вы один из первых ростовских адвокатов, который взялся за так называемые "непрестижные чеченские дела". Вы защищаете людей, которые обвиняются в преступлениях на территории Чечни, в лояльном отношении к ваххабитам, в незаконном хранении оружия.
- Во-первых, это не чеченские, а российские дела. Во-вторых, для меня подзащитные - это прежде всего люди, попавшие в беду, и национальность здесь не играет никакой роли. С чеченским народом у меня много связано личного. До войны там жили мои близкие родственники, которых, к сожалению, уже нет в живых, но их могилы там. В республике у меня до сих пор осталось немало знакомых, о которых я всегда вспоминаю с особой добротой. К тому же я хорошо знаю менталитет чеченского народа, что немаловажно в моей адвокатской работе.
- А при чем тут менталитет?
- Помните крылатую фразу из кинофильма "Белое солнце пустыни": "Восток - дело тонкое"? Что касается Северного Кавказа, то здесь дела куда "тоньше". После второй чеченской войны, когда республика оказалась полностью в руинах и вся система правосудия была разгромлена, федеральная власть начала строить ее на свой манер, без учета местных традиций и обычаев, которые были, есть и будут. Мы стали восстанавливать систему правосудия в Чечне путем создания временных органов внутренних дел, которые начали работать на тот манер и с учетом мест, откуда они сами были откомандированы. Следователи ехали в Чечню не только заниматься тем или иным уголовным делом, но еще принимать участие в различных зачистках, боевых операциях, дежурствах на блокпостах. К тому же им постоянно приходилось видеть смерть своих товарищей. Как после всего этого можно остаться беспристрастным? Указания президента Владимира Путина о создании местных органов правопорядка и системы правосудия из местных граждан привели к тому, что федеральной власти приходилось выбирать из всего человеческого материала, что был в республике, мало-мальски подходящих к этому людей, которые могли творить правосудие на территории Чечни. И вот здесь между собой столкнулись интересы многочисленных групп, которые были либо облюбованы той властью, которая была в Чечне в то или иное время, либо находились в оппозиции. Когда федеральные войска растеряли свой "маленький" авторитет и развеяли надежды простых чеченцев на мирную жизнь, а вся так называемая антитеррористическая операция начала превращаться во всеобщее гражданское неповиновение, правосудие, на мой взгляд, в Чечне вообще зашло в тупик. Я могу судить об этом на основании тех "чеченских" уголовных дел, с которыми мне и моим коллегам приходится постоянно сталкиваться (особенно тех, которые расследовались временными отделами внутренних дел или чеченской милицией). Эти дела подчас не поддаются никакой критике, создается такое впечатление, что в Чечне уголовные дела просто штампуются для поддержания отчетности, которую до сих пор так любят наши органы.
- Но существует же еще прокуратура?
- Прокуратура, которая в настоящее время работает в Чечне, просто не в состоянии выполнить свою функцию по соблюдению законности из-за огромного количества дел, невозможности качественной их проверки, нестабильности в республике. Ведь при проверке законности того или иного дела приходится выезжать на место происшествия и, как правило, с усиленной охраной и с автоматом в руках. При этом нет гарантии, что выезд работника прокуратуры обойдется без жертв. И таких печальных примеров немало, поэтому можете представить, какое расследование можно вести в таких условиях. Вот и получается, что прокурорский надзор по уголовным делам сводится к минимуму.
- Может, прокуратура надеется, что суд сможет дать достойную оценку?
- Но суды на местах сталкиваются с другой проблемой - невозможностью вызвать свидетелей, экспертов, специалистов, которые участвовали в предварительном рассмотрении дела, поэтому материалы предварительного расследования принимаются за основу. Отсюда и масса обвинительных приговоров по "чеченским делам", волна которых в настоящее время захлестнула Ростовский областной и районные суды.
- Насколько я знаю, ни одно из этих дел не носило оправдательного характера.
- Потому что у адвоката практически нет возможности оправдать человека. Ему даже не дают выговориться, перебивают, мол, закругляйся, и так все ясно. Представляете, что при этом испытывает не только адвокат, но и его подзащитный? Ведь это беззаконно дважды! Во-первых, нельзя рассматривать дело на основе предварительного следствия. Во-вторых, роль адвоката здесь просто сводится к формальной обязаловке. К тому же адвокат, который берется за участие в деле, на стадии судебного рассмотрения сталкивается с массой проблем, которые ему просто не под силу самому решить. Так, любой запрос в Чечню по поводу участника дела равносилен тому, чтобы швырнуть запечатанную бутылку в океан в надежде, что, может быть, когда-то она попадет по назначению. Уже не говоря о привлечении адвокатом свидетеля обвинения. Ведь нередко свидетельские показания можно в суде "разбить" в течение одной минуты, но тебе просто не предоставляют этой возможности. Таким у меня, например, было и дело Закриева, обвинявшегося в совершении целого ряда тяжких преступлений (см. "НГ" от 4 марта 2002 г.). Тогда ни одно ходатайство адвоката не было удовлетворено в суде. В течение 40 минут суд "успешно" закончил дело и вынес обвинительный приговор. В настоящее время мне приходится бить во все колокола и писать во все инстанции, так как я вижу, что этот человек осужден незаконно, и могу это доказать. Но мне не предоставляют такой возможности. Мне приходилось защищать и 52-летнего чабана, который "влип" в дело по наркотикам, не зная даже, что это такое. А получилось очень просто. Он приехал на свадьбу, а там среди приглашенных был человек из тейпа, с которым у родственников чабана вражда тянется аж с 1912 года. Механизатора одного из чеченских колхозов также пытались привлечь по "наркотическому" делу. Но следователи дошли в своем безумии до такого, что даже прокурор, принимавший участие в деле, возмутился и сам ходатайствовал об отправке дела на доследование, что бывает крайне редко со стороны прокуратуры. Так что в ближайшее время дело чеченского механизатора будет пересматриваться. Больно иногда смотреть на рыдающих чеченских матерей, которые свято верили в справедливость российского суда и надеялись, что правда в отношении их детей восторжествует, но увы... Такая вера уходит с каждым новым обвинительным приговором. Как мне сказала одна из чеченских женщин, "пусть лучше меня расстреляют или посадят в тюрьму до конца моих дней, но пусть все-таки восторжествует правда". Можете представить, какой образ нашего правосудия создается в глазах простых чеченцев, которые не один год живут в республике в ужасных условиях, подвалах или палатках, не говоря уже о других житейских проблемах.
- Насколько я знаю, у вас не было уголовных дел, связанных с хищением средств, выделенных на восстановление Чечни?
- Да, вы правы. Хотя, как вы помните, еще Борис Ельцин, говоря о средствах, которые шли на восстановление Чечни, сказал: "А черт его знает, куда они деваются". А следом за ним и премьер-министр Михаил Касьянов с улыбкой говорил, что во вторую войну неизвестно, куда делись миллионы рублей. Но, увы, не одно из уголовных дел по этому поводу так и не рассматривалось, по крайней мере в ростовских судах. А то, что рассматривается, - это дела однотипные: наркотики, участие в незаконных бандформированиях и незаконное ношение или приобретение оружия. Единственное, что нас, адвокатов, сегодня обнадеживает, - это то, что с 1 июля вступает в силу новый Уголовно-процессуальный кодекс России, который даст возможность защитникам выполнять свои профессиональные действия в полном объеме и поставит адвоката на одну ступень с органами обвинения. Хочется надеяться, что это будет так.
Ростов-на-Дону