Что тяжелее на весах правосудия

"Статья 208? Мы не ведем по ней статистику. На территории края нет и не было незаконных вооруженных формирований", - отвечая так журналисту, сотрудник краевой прокуратуры по-своему прав. По этой статье чаще всего проходят жители Чечни. Их дела сейчас рассматривают суды всех инстанций на территории Ставропольского края. Правда, часто ст. 208 идет "в нагрузку" и к более серьезным обвинениям - например, в терроризме.

Громкие процессы по терроризму отличаются от "тривиальных" судов над участниками НВФ только тем, что последние для прессы не закрыты. В декабре в течение только одной недели в Пятигорске были вынесены три приговора боевикам из Чечни и Карачаево-Черкесии. Прессе бросился в глаза разный ход этих процессов.

Жителя Чечни 20-летнего Алихана Гудаева судили по четырем статьям УК. Ему вменялись в вину организация НВФ, вовлечение в него несовершеннолетних, терроризм и незаконное хранение оружия. В основе обвинения, а затем и приговора лежал один факт - обстрел 5 марта 2001 г. патрульного БТРа комендантской роты города Шали. В результате погиб один человек - стрелявший по военным несовершеннолетний Асхаб Халидов. У него в руках разорвался гранатомет "Муха". О том, откуда появилось оружие и как все происходило, "чистосердечно" поведали следствию еще трое несовершеннолетних шалинцев. Но никто из свидетелей подтвердить свои показания в суд из Чечни не приехал - судья просто зачитал их письменные заявления.

Для мальчишек 20-летний Алихан был "настоящим боевиком". В ноябре 1999 г. он после ссоры с отцом уехал воевать в Грозный. Тогда же, в 1999-м, спустя месяц отец забрал Алихана домой, заставил сдать автомат и оформить явку с повинной.

31 января 2001 г. семья Гудаевых получила извещение, что уголовное дело против их сына закрыто и он полностью амнистирован. Но государственный обвинитель потребовал для Алихана 17 лет лишения свободы в колонии строго режима.

Для людей, далеких от юриспруденции и наблюдавших за процессом со стороны, требование прокурора показалось излишне суровым. Приговор выносился человеку, не успевшему не только ничего совершить, но и что-то толком спланировать. Ведь, как говорили подростки, Гудаева 5 марта с ними не было, и решение о теракте принимал погибший Халидов. Задержание Гудаева произошло 13 марта. Через сутки в его машине, стоявшей все это время на блокпосту, вдруг "нашли" килограмм пластида и гранаты. А все протоколы оформили почему-то спустя еще сутки - 15 марта.

Разницу в датах и робкое объяснение подсудимого, что за два дня, "исчезнувших" из протокола, из него выбили признательные показания, судья учел и прибавил недостающие дни к общему сроку пребывания Гудаева под стражей. Хотя по сравнению с тем, что требовал прокурор, приговор суда - 10 лет и 6 месяцев лишения свободы - выглядел даже мягким. Суд над Гудаевым проходил практически в пустом зале. Кроме прессы, на нем присутствовали только мать, отец и брат подсудимого. Родителей было жалко, особенно мать.

Процесс над 26-летним Хамидуллой Яповым - бывшим боевиком из так называемого "ногайского батальона" - проходил совсем в другой атмосфере. Его старшая сестра Райбат, как оказалось, юрист по образованию, умело руководила многочисленными родственниками.

Вообще-то в поле зрения Генпрокуратуры РФ Япов оказался случайно. Его старший брат - сержант вневедомственной охраны МВД КЧР - 27 марта 2001 г. вывез из Черкесска в Учкекен через посты милиции троих подозреваемых в мартовских взрывах в Минеральных Водах, Ессентуках и Адыге-Хабле. Летом сержанта осудили на два года лишения свободы условно. Хамидулла был задержан в апреле 2001 г. Следствие уточнило некоторые детали его биографии. До 1999 г. он жил вместе с родителями в селе Каясула Ставропольского края. Близко сошелся с рабочим Кельдимуратовым, который был хорошо известен правоохранительным органам. После похищения в 1999 г. сына предпринимателя из села Эдиссия 14-летнего Владислава Мурадханова и убийства сержанта милиции Сергея Арутюнова Кельдимуратов был объявлен в розыск и скрывался в Чечне. Туда же в июле 1999 г. уехал и Япов - изучать ислам.

Вместе с сурами Корана он изучил военную подготовку и стал личным водителем Кельдимуратова, который к тому времени уже командовал ногайским отрядом. В августе 1999-го это подразделение принимало активное участие в боях в Дагестане. По словам свидетелей, бывших вместе с Яповым в Чечне, он был всегда хорошо вооружен, часто уезжал домой, но всегда возвращался, чтобы воевать с "неверными".

Суду Япов рассказал, что уехал в соседнюю республику изучать ислам исключительно для того, чтобы избавиться от алкогольной зависимости. Учеба не состоялась, но выехать вовремя из-за боевых действий он не смог. После начала контртеррористической операции Япов вместе с другими "студентами" перебрался жить в блиндаж в лесу под Гудермесом. Там они прятались от бомбежек до апреля 2000 г. На десять человек, по словам Япова, было три автомата, чтобы "обороняться от волков". Потом их вывели в Хасавюрт, откуда Хамидуллу и забрала его старшая сестра.

В последнем слове бывший боец ногайского батальона попросил не наказывать его сурово, и, похоже, суд его услышал. Судья исключил из обвинения статью об оружии и назначил бывшему боевику наказание в виде четырех лет лишения свободы в колонии-поселении. Родственники откровенно торжествовали, хотя сестра подсудимого успела пообещать журналистам "найти каждого и со всех спросить".

Догадаться, в какой обстановке проходят закрытые суды по терроризму, можно только по отдельным репликам адвокатов. Откровенно говорить с прессой у них тоже не получается. В некоторых случаях с защитников берется подписка о неразглашении материалов судебного следствия. Так было на процессе пятерых жителей Карачаево-Черкесии. С первой же информации, вышедшей из пресс-службы управления Генпрокуратуры РФ на Северном Кавказе, их долго и упорно называли сначала исполнителями, а затем соучастниками подготовки взрывов жилых домов в Москве и Волгодонске.

Когда в августе адвокаты подсудимых Казбек Борлаков и Исмаил Байрамуков устроили пресс-конференцию и сообщили о давлении на своих подзащитных, их немедленно вызвали в прокуратуру и предупредили, что уголовное дело будет возбуждено уже против них. Кстати, только на оглашении приговора присутствующие в суде журналисты с изумлением поняли, что пятеро подсудимых никакого отношения к взрывам в Москве и Волгодонске осенью 1999 г. не имели. Тюремные сроки от 9 до 15 лет были определены им за подготовку терактов весной 2000 г. в Москве. И приговор был вынесен, по сути, в назидание остальным.

Не вышло нотаций только на процессе присяжных по делу о взрыве в октябре 2000 г. на вокзале в Пятигорске. Следствие по нему шло почти 10 месяцев. В совершении теракта обвинялись двое: бывший сотрудник пятигорской милиции Владимир Муханин и житель Чечни Ильяс Саралиев. Процесс засекретили так, что зачастую невозможно было выяснить, на какой день назначено очередное заседание. Злые языки утверждали, что таким образом пытались скрыть слабую доказательную базу. Вердикт присяжных ошеломил многих: в совершении терактов не виновны. Саралиева освободили прямо в зале суда, а Муханину "дали" 6 лет за три патрона и недоказанную взятку в сумме 400 руб.

Прокуратура Ставропольского края немедленно обвинила в давлении на присяжных адвоката Татьяну Дятлук. Она имела неосторожность, несмотря на запрет краевого суда, дать во время процесса интервью одному из местных телеканалов. Сейчас дело Муханина-Саралиева по протесту краевой прокуратуры находится в кассационной палате Верховного суда России. Хотя не исключено, что до его рассмотрения дело не дойдет. В прессу просачиваются сведения, что следствие, которое ведет управление Генпрокуратуры на Северном Кавказе, получило новые данные о заказчиках и исполнителях терактов 6 октября 2000 г. в Пятигорске и Невинномысске. В связи с этим, возможно, будет пересматриваться приговор Наталье Куребеде, осужденной краевым судом за установку взрывного устройства в Невинномысске.

Сейчас никто не возьмется оценивать, что на весах правосудия тяжелее: ошибки следствия или желание предотвратить очередную трагедию. Все равно страх окажется сильнее. Вот только террористов он не остановит.

Ставрополь