Александра Ларинцева В начале 90-х годов жители восточных районов Ставропольского края начали активно осваивать новый промысел. Вооружившись ведрами, канистрами и другими подручными емкостями, они с энтузиазмом проделывали дыры в бензопроводе "Грозный-Буденновск", чтобы без лишних затрат заправить личные средства передвижения. Правда, после начала первой чеченской войны "халява" закончилась, а в 1996 году ржавую дырявую трубу для личных надобностей приватизировали ставропольские нефтяники. Предприимчивых обывателей постигло жестокое разочарование: вместо бензина из трубы полилась сырая нефть. Правда, кражи после этого открытия не прекратились.
Первыми кустарный нефтебизнес освоили теневики из Чечни. Установки по переработке нефти, называемые в просторечье "самоварами", можно было встретить во всех районах республики, но чаще всего в ее северной части. С "самоварами" пытались бороться и дудаевцы, и масхадовцы, а при случае и ставропольские милиционеры. Но некоторое время спустя очередная установка вновь приступала к работе.
Первый "самовар" на Ставрополье появился в 1997 году. За два года их количество выросло до 150 штук. Сырье для работы выкачивалось из трубопровода ставропольской "Роснефти", где, подсчитав убытки, схватились за голову: они составили 12 млн. рублей.
Принцип работы нефтяного "самовара" сроден производству самогона: сырье кипит, превращаясь в летучую субстанцию, потом при охлаждении конденсируется. В итоге получается немного бензина, по качеству сильно уступающего марке "А-76", почти столько же мазута и больше всего дизельного топлива. По данным спецслужб, на протяжении нескольких лет доходы от торговли ГСМ были одним из основных источников финансирования боевиков в Чечне.
С началом контртеррористической операции теневому бизнесу в Чечне стало неуютно. К тому же раздражали постоянные операции по уничтожению мини-заводов. Проходили они очень "весело" и шумно: установки расстреливались из всех имеющихся видов оружия, нефть вытекала и ее поджигали.
Рубоповцы КБР смогли демонтировать не просто "самовары", а вполне цивилизованные мини-заводы на территории действующих сельхозпредприятий в Терском районе республики. Их мощности были загружены круглые сутки. Средняя производительность достигала 10 тонн дизельного топлива и 3 тонн мазута в день.
Владельцы подпольных установок получали от своего производства сверхприбыли: краденое сырье, минимум капиталовложений, свобода от налогов. О масштабах хищений можно догадываться, судя по размаху подпольного производства ГСМ. "Врезки" в злополучный трубопровод обнаруживаются рабочими, обслуживающими его, каждую неделю. Оперативники говорят, что сейчас в переработке похищенной нефти есть свой нехитрый принцип: если кража из трубы происходит на Ставрополье, "наливники" с сырой нефтью увозят ее в Дагестан или Калмыкию. Нефть, украденная в Ингушетии, перерабатывается в Кабардино-Балкарии или Северной Осетии, а чеченская нефть транзитом через Дагестан перевозится на Ставрополье. Подпольные заводы в Чечне, видимо, возрождаются, так как на границах Ставропольского края продолжают задерживать машины с левым горючим.
По данным спецслужб, криминальные структуры опекают нефтяной бизнес по чисто экономическим причинам: малая затратность, высокие, как в производстве алкоголя, доходы. Привлекательность незаконного оборота ГСМ - в их высокой ликвидности и возможности расчетов наличными. Бизнес беспроигрышный, тем более что цены на нефтепродукты постоянно растут. Он будет существовать и развиваться, так как всегда будет рынок сбыта и труба, нефть по которой течет непрерывно.
Ставропольский край
