Спектакль "гуманитарной катастрофы" режиссера Аушева провалился

	В эти дни многие беженцы уже возвращаются домой, в освобожденные районы Чечни. Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

ТАКОВ для президента Ингушетии Руслана Аушева безотрадный итог поездки верховного комиссара ООН по делам беженцев и специального представителя генерального секретаря ООН госпожи Садако Огаты в Ингушетию и Чечню. С гуманитарной катастрофой у президента Ингушетии ничего не вышло: он, к счастью для России, оказался плохим режиссером массовок - даже специальный представитель генсека ООН сказала ему, как Станиславский: "Не верю!" Не получилось, несмотря на все старания западных коллег ингушского лидера, перспективной раскрутки этого благодатного по своим последствиям тезиса (плавно переходящего, при должном политическом нажиме и ожидаемой слабости России, в "гуманитарную интервенцию"). Отдадим должное мужеству верховного комиссара ООН по делам беженцев, позволившую себе роскошь иметь самостоятельную позицию, в точном соответствии с уставом этой международной организации, где черным по белому сказано: "Деятельность верховного комиссара совершенно аполитична по своему характеру: она носит гуманитарный и социальный характер..."

Однако весьма трудно быть "аполитичной" в современном, проамериканском и американизированном, мире и придерживаться очень давно написанного устава, когда реальность весьма сурова: чего доброго, можно и должности своей лишиться, как уже поплатились за свой относительный либерализм и недостаточную жесткость по отношению к России руководители МВФ и ЮНЕСКО - известно, что американцы везде, вплоть до структур Международного Красного Креста, расставляют "своих людей". Поэтому "что" и "как" сочла нужным сказать после своей поездки в Россию, на Северный Кавказ, госпожа Огата, имело кардинальное значение не только для России (и для дальнейшей раскрутки антироссийского тезиса о "гуманитарной катастрофе"), но и для утверждения весьма слабых сегодня надежд на неангажированность ООН.

Визит в Ингушетию спецпредставителя генсека ООН совпал с началом работы саммита ОБСЕ (что поспешили объявить случайным совпадением), и было немаловажно, к какому выводу придет сама госпожа Садако Огата, будет ли она хотя бы завуалированно пользоваться формулой "гуманитарная катастрофа" и, таким образом, еще раз подтвердит тенденциозность гуманитарных структур ООН, либо ведущие гуманитарные агентства мира и Европы все-таки не будут окончательно подмяты геостратегией США. Мы все хорошо помним, как во время косовского кризиса скоропостижная деградация всех гуманитарных структур ООН была настолько явной, что, казалось, так оно и должно быть всегда, когда добрый-добрый натовский солдат раздавал буханки хлеба беженцам всего мира, наглядно демонстрируя пользу при оккупации любого государства со стороны "цивилизованных стран". Правда, международная пресса тогда отнесла к решительности именно верховного комиссара то обстоятельство, что добрые-добрые солдаты, раздающие буханки хлеба беженцам и умело режущие для них же "ножки Буша", весьма неохотно, но все-таки относительно быстро передали несвойственные им функции представителям гуманитарных агентств и организаций. Аналогичный сценарий - в других вариантах - предполагался и для России, но уже во время работы саммита ОБСЕ госпожа Огата проинформировала генерального секретаря ООН о главном итоге своей поездки, а именно: о том, что "ни о какой гуманитарной катастрофе в Ингушетии не может быть и речи", хотя, безусловно, проблемы есть - в основном по части организации и контроля за распределением гуманитарной помощи. Эту помощь, кстати сказать, и без посещения верховного комиссара московский офис УВКБ ООН оказывал Ингушетии - начиная с 1 октября и до середины ноября этого года объем помощи в целом составил кругленькую сумму: 700 тысяч долларов.

Итак, с отдельно взятой катастрофой в отдельно взятом российском регионе все же худо-бедно разобрались, но поразительно другое: почему-то никто в России (а тем более за рубежом) не хочет разбираться, насколько реальна и адекватна ситуации цифра "200 тысяч беженцев", которая по-прежнему фигурирует не только в данных миграционной службы Ингушетии, но и в отчетах международных комиссий. Между тем любая международная помощь хороша и эффективна не сама по себе, а только тогда, когда она адекватна реальным проблемам и реальной ситуации. Международные чиновники, может быть, и не обязаны вникать в специфику нашей бухгалтерии приписок, но уж мы-то сами в состоянии сосчитать своих беженцев на своих территориях - и четко определить, кого именно можно отнести к "внутренне перемещенным лицам", а кого - к тем, кто постоянно и слишком активно "перемещается" по обе стороны границы между Чечней и Ингушетией и чье мелькание не отслеживают и не регистрируют не только органы МВД Ингушетии, но и МВД России (что более чем странно). Тогда как перемещаются, как можно заметить, в основном молодые, сильные и красивые мужчины, явно не склонные торговать семечками или ждать ежечасно буханку хлеба.

"НГ" неоднократно писала о спекуляциях президента Аушева и, мягко говоря, неадекватности в ситуации термина "гуманитарная катастрофа" ("НГ" от 01.10.99, от 07.10.99) - теперь это подтвердила высокая международная гуманитарная организация, но поскольку виртуальная реальность господина Аушева по-прежнему считается, бесспорно, объективной реальностью по части 200 тыс. беженцев, обратимся к цифрам как недавней истории, так и сегодняшнего дня.

По свидетельству специалистов по миграции народонаселения, уже во время осетино-ингушского конфликта власти Ингушетии по крайней мере в 2 раза завышали число реальных беженцев (в российские властные структуры поступала цифра более 70 тыс. беженцев, тогда как официально зарегистрированных было не более 42 тыс.). Поскольку президенту Ингушетии все это время никто не мешал складывать и умножать так, как он считал нужным, то уже в первые дни поступления в Ингушетию жителей из Чечни, когда беженцев, по данным МЧС, было никак не больше 15-20 тыс., в Ингушетии уже смело апеллировали цифрой 100 тыс. беженцев, "в сумму" которых вошли беженцы из первого потока осетино-ингушского конфликта. Затем эта цифра резко подскочила вдвое, а фальсификация и манипуляция продолжаются по сегодняшней день - и в реальных цифрах нужно разобраться именно сегодня, поскольку УВКБ ООН от избытка энтузиазма и незнания реальной ситуации, полагаясь только на данные ингушской стороны, планирует обратиться с запросом к странам-донорам за дополнительной помощью для Ингушетии. Но есть опасность, что в контексте российских реалий сама эта акция, как и сама международная помощь, будут скомпрометированы в глазах тысяч россиян, тоже испытавших судьбу беженцев (и которыми западная общественность абсолютно не интересуется: если нет первопричины - гуманитарной катастрофы, - то почему в отрыве от нее должны иметь место следствия - "расширение" международной помощи и как экстремальный случай обращение к странам-донорам?). Ведь беженцы в Ингушетии и без того получают, по словам госпожи Огаты, "щедрую помощь" (такую характеристику не каждый день услышишь от высоких международных чиновников) - и если все дело в российской неразберихе, отсутствии должной организации при распределении этой помощи, а также в отсутствии контроля, то какой смысл обращаться к странам-донорам? Чтобы они поставляли остающиеся без контроля средства в новую "черную дыру" после Чечни - в Ингушетию? С неосторожных западных доноров уже достаточно, наверное, и того обстоятельства, что тезис президента Ингушетии о гуманитарной катастрофе не подтвердила специальная комиссия ООН - почему же надо верить на слово лидерам республики и по любым другим поводам, в том числе и придуманным (вроде перманентного "голода")?

По данным Всесоюзной переписи населения 1989 года, на территории сегодняшней Чечни проживали чуть более 1 млн. человек, в том числе около 270 тыс. русских. По данным Департамента правительственной информации, сегодня за пределами Чечни в других регионах России проживают примерно 750 тыс. чеченцев. Реальное же число оставшихся в Чечне не может превышать 100, максимум 150 тысяч. Примерно столько же людей покинули Чечню во время начала антитеррористической операции федерального Центра. Таким образом, если верить президенту Ингушетии Руслану Аушеву, уже в середине сентября у него находились 200 тыс. жителей Чечни, после чего в самой Ичкерии, следовательно, уже давно бы никого не осталось, включая младенцев, стариков и полевых командиров вместе с их бандформированиями. Миграционный отток русского населения из Чечни уже к 1998 году не мог превышать 300 тыс. русских - и, как можно заметить, в нынешнем потоке беженцев в Ингушетии русских практически нет: часть из них (около 6 тыс.) отправились в другие регионы России, часть вообще не смогла выехать - мы не видели ни одной русской семьи на машине или на грузовике, томящейся в очереди на КПП "Кавказ", не говоря уже о "сопутствующих" предметах, например, коврах, дубленках или золотых украшениях: и уезжают, и остаются русские налегке, давно не обремененные каким-либо имуществом, собственностью или гуманитарной помощью в отличие от других жителей Ичкерии... Зато те, кто "перемещается" постоянно по ту и эту сторону границы, представляют собой любопытную публику. По данным руководителя ФМС России Владимира Каламанова, около 40% людей постоянно пересекают административную границу Чечни и Ингушетии по ту и эту сторону, а из 170 тыс. зарегистрированных перемещенных лиц (таковы данные ФМС к 19 ноября) постоянно проживают в Республике Ингушетии не более 100-110 тыс. человек. При этом следует учесть, что к середине ноября из Ингушетии выехали в освобожденные районы Чечни около 22 тыс. человек. Следовательно, небольшая часть "внутренне перемещенных лиц" совершенно свободно (а это тоже вопрос к российской власти) ведет кочевой образ жизни, пробираясь в Ингушетию либо на рынок, либо проведать своих родных, - ситуация беспрецедентная для любой точки мира, где есть проблемы беженцев, как и для бывшего Союза в разгар различных конфликтов: скажите, где еще несчастные беженцы пересекают границу по нескольку раз в неделю, для того чтобы "проведать родственников" или "навестить свои дома". Где еще, на каком КПП вы встретите людей, которые специально создают толпу, потому что они якобы именно здесь решили "встречать своих родственников"? Где еще верховная власть не может разумно, особенно в преддверии зимы, распределить беженцев во временных центрах, поскольку мгновенно, с подачи местных властей, начинает раскручиваться тезис о "новой депортации"?

Принцип добровольности переселения перемещенных лиц в своей классической чистоте хорош, видимо, для Швейцарии, но он имеет свои особенности и временные границы в России, поскольку никто не знает, когда именно завершится антитеррористическая операция. Скажите, в случае терактов в местах скопления беженцев кто будет вспоминать о "депортации" и о "добровольности переселения"? Ведь очевидно, что такими лозунгами российская власть загоняет себя в ловушку - загадка, почему она так послушно, подчиняясь только одному человеку в России, руководящему только одним и к тому же дотационным регионом, так охотно и безропотно в эту ловушку идет? Каждый день официальные власти Ингушетии говорят о голоде среди беженцев - после чего российская власть, вместо того чтобы проверить реальность ситуации, послушно спрашивает у президента Аушева, чего именно ей, верховной власти, не хватает для решения проблем. Тогда как не хватает только одного - элементарного контроля!

Выход из этой тупиковой ситуации только один: пока всех беженцев, то бишь перемещенных лиц, буквально "по головам" не пересчитают квалифицированные представители УВКБ ООН вместе с сотрудниками ФМС, пока специалисты, а не свободные художники будут контролировать гуманитарную помощь каждой семье, каждому человеку, мы еще не раз столкнемся с другими сценариями по раскачке ситуации в России. Противоречивые высказывания самого президента Ингушетии (мало беженцев - плохо, много беженцев - тоже плохо) свидетельствуют о том, что сами беженцы интересуют его не более как будущий возможный электорат, способствующий росту населения РИ...

Немаловажно и такое обстоятельство, которое могут не учитывать в УВКБ ООН: Ингушетия вслед за Чечней, по оценке правоохранительных органов России и других компетентных структур, давно стала криминальной областью, где разные источники доходов (начиная с торговли бензином, золотом и заканчивая торговлей заложниками и похищением людей) контролируются не последними лицами республики или их родственниками. Таким образом, международные гуманитарные структуры, идя на поводу собственных иллюзий, будут вольно или невольно поддерживать криминальные структуры России, поскольку давно известно, что любой криминал крутится и вокруг неконтролируемой гуманитарной помощи. Характерно, что сегодня любой конвой УВКБ ООН, который идет в Ингушетию, почти еженедельно распределяется не гуманитарными агентствами, не международными чиновниками, а исключительно властями республики - и нетрудно предположить, как именно они этой помощью распорядятся. То, что цифры беженцев фальсифицируются - в этом нет сомнений, и в этом власти Ингушетии повторяют приемы дружественных им лидеров Чечни, где любая гуманитарная помощь бесследно исчезала, а цифры оставшегося населения брались с потолка.

Если же говорить о финансовой помощи Ингушетии со стороны федерального российского Центра, то ее следует признать вполне достаточной: недавно правительство РФ дало распоряжение о принятии дополнительных мер по оказанию помощи населению, прибывающему на территорию РИ из ЧР, которое касается помимо других вопросов прежде всего медицинского обслуживания и организации образования в школах Ингушетии. В этом году из резервного фонда правительства России будет выделено около 280 млн. руб. на обустройство временного жилья, закупку медицинского оборудования и выплаты зарплаты учителям, 125 млн. из этой суммы будет израсходовано на прием, размещение и организацию питания "внутренне перемещенных" лиц. Дополнительно будет направлено в Ингушетию сто пассажирских вагонов для временного размещения беженцев. Выполнение распоряжений возложено премьером Путиным на руководителей ряда министерств - Минфина, МЧС, Минздрава, МПС, Министерства образования и ФМС России, но есть одна нестыковка, заключающаяся в формуле, которая в итоге все усилия сведет на нет: "Правительству Республики Ингушетии поручено обеспечить прием, учет и ответственное хранение материальных ценностей и ресурсов, поступающих для пострадавшего населения". Поскольку манипуляция и спекуляция на сложной обстановке властями РИ - дело уже доказанное, то можно представить себе и логическое продолжение следующего сюжета - "учет и ответственное хранение материальных ценностей и ресурсов". Не логичней было бы возложить эту ответственность, учитывая экстремальность обстановки, на руководителей федеральных министерств, а координирующим центром этой работы сделать, скажем, институт полномочного представителя президента РФ по Ингушетии? Иначе вследствие особенностей "местного учета" мы снова можем столкнуться с каким-нибудь вариантом очередной "гуманитарной катастрофы".