Семья Хачуковых. Фото Артема Житенева (НГ-фото) |
ОТ ГОРОДА Черкесска до абазинского аула Псыж рукой подать, всего 15 км. По укатанной федеральной трассе на Невинномысск это расстояние можно преодолеть за считанные минуты. Добротные дома из кирпича, среди которых немало двухэтажек, Дворец культуры минимум как на 500 мест, светлые корпуса школы, магазины невольно вызывают сомнения, аул ли это, если учесть, что живут в нем более 8 тыс. человек. В центре аула - мемориальный комплекс: в память тех, кто не вернулся с Великой Отечественной войны. Имена 179 человек выбиты на черном мраморе: Гуджевы, Гуржевы, Хатковы, Малхозовы... Вечный огонь здесь зажигают лишь по праздникам (как и у всех, проблема с газом). Но зато не один месяц здесь "горят" гвоздики, зорька, розы... Цветы посадила 80-летняя Джалдуз Харуновна Малхозова и не первый год приходит сюда, к этому мемориальному памятнику. "Я прихожу сюда, и мне становится легче на душе, - рассказывает Джалдуз Харуновна. - Ведь здесь, на мемориальной доске, выбиты имена трех моих родных братьев, которые не вернулись с войны, - Мурат, Мухамет, Рашид. Я здесь с ними разговариваю... А вообще всех помню до единого, которые ушли с нашего аула и не вернулись сюда. Да и как забыть, ведь и провожали мы их на фронт всем аулом, и помню, как приходили "черные письма". По лицу женщины скатываются слезы. "Я каждый день молю Всевышнего, чтобы не было войны".
Но, увы, события, которые происходят сегодня в Карачаево-Черкесии, не обошли стороной эту далекую от политики женщину. В противостоянии между сторонниками Станислава Дерева и Владимира Семенова был недавно смертельно ранен ее любимый племянник Дантес Малхозов. "Жизнь у меня была несладкой, - рассказывает Малхозова. - Счастье семейное обошло стороной, дети умерли еще в ранние годы. Так что всю свою заботу я отдала моим племянникам. А их в нашем роду Малхозовых немало". "И сегодня надо сделать все, чтобы не было войны, - говорит женщина, глотая слезы. - Считаю, пусть карачаи живут отдельно, и мы будем сами отдельно. Не надо доводить до того, чтобы гибли наши дети".
Черкесск, где сейчас происходят главные события, хорошо виден с крутого берега реки Кубань, на которой расположен аул Псыж. "Мой дедушка рассказывал, что станица Баталпашинская, то есть нынешний Черкесск, появилась на 13 лет позже нашего аула", - говорит Магомет Каматович Куджев, потомок тех Куджевых, которые основали этот аул почти 200 лет назад. "Вон там у речки - поляна, - показывает он рукой. - Там был наш первый дом. Там же и первые могилы появились, которые в 20-х годах этого столетия были смыты половодьем. Это сейчас Кубань такая мелководная, а тогда воды ее бурлили, и это было до 1962 года, пока не построили Ставропольский большой канал". У Магомета Каматовича 8 детей и 17 внуков. Два сына воевали в Афганистане, один из них - ветеран войны. И сегодня он считает, что его большой семье живется как никогда трудно. И он ничем не может помочь своим сегодня безработным детям. Он, ветеран войны, проработавший долгие годы, сейчас получает пенсию 400 руб. Он не может даже оплатить услуги по газу, электрификации: задолженность накопилась не за один год. "Недавно даже хотели перекрыть заслонку, - говорит он, - но потом смилостивились, дали еще отсрочку. Дело в том, что мне, ветерану войны, в нашей республике, оказывается, не положены никакие льготы ни на свет, ни на газ, ни на воду. А ведь я знаю, что в целом по России ветераны войны имеют их". "При коммунистах все было немножко по-другому, - рассуждает Куджев. - Может, моложе были, и силы было побольше, и почет, и уважение, и какие-то льготы. А когда пришел Хубиев, то наш народ ничего не видит. Я знаю, что у карачаевцев есть все эти льготы, а у нас, абазинов, черкесов - увы..."
С ним полностью соглашается и Мухаджир Хасанокиевич Джердисов, проработавший 30 лет директором местной школы. "Да, карачаевский народ пережил страшные годы депортации, - рассуждает он. - Когда их увозили в эшелонах в 1943-м, в наших домах был траур. Мы никак не могли понять, почему так безжалостно обошлись с нашими братьями. В 1957 году мы встречали их с распростертыми объятиями. Пожалуй, не было в ауле ни одного дома, в котором бы не жили по две-три карачаевские семьи. А когда им по соседству в селении, которое сейчас называется Дружба, нарезали земли, то мы помогали строить дома. Отдавали птицу, скот. И как такое могло произойти, что сегодня мы стали врагами? Наверное, одна из причин та, что мы видели, как карачаевский народ получает все льготы, а мы, даже ветераны войны, не имеем на это никаких прав. А ведь федеральный Центр не обошел нас своей заботой - в республике же все это отменено. Аксакалы твердо убеждены, что никаких выборов на Северном Кавказе вообще проводить нельзя. Надо назначать человека из Москвы и обязательно русской национальности, "тогда все будет по справедливости. А потому не допускают они мысли, что главой республики может быть генерал Семенов: он будет не лучше Хубиева, стоят они на своем. Нам-то что, вот только детей жалко. Как им дальше жить без надежды на будущее? Да и вообще, как показала история, совместная жизнь с карачаевцами просто невозможна. А следовательно, зачем притеснять одну нацию за счет другой?". Аксакалы уверены, что абазинский и черкесский народ ничего не делают плохого и не допустят войны. Главное, чтобы Центр дал добро на отделение Черкесской автономной области. 70-летняя Джансурат Айсовна Евгамукова почти год как вдова. Ее муж, инвалид войны первой группы Залим Каматович, умер как раз в 51-ю годовщину их свадьбы. Перед этим они отмечали золотую свадьбу. "Муж подарил мне золотые серьги, - рассказывает Джансурат Айсовна. - Я тогда надела платье из бархата, он тоже его подарил, а он был вот в этом костюме. Смотрите, сколько на его пиджаке наград". Действительно, среди многочисленных медалей есть и пять орденов.
"Я жила с мужем, как за широкой стеной, - рассказывает Евгамукова. - Всегда он был таким веселым, заботливым. А ведь свою болезнь старался всегда скрывать. Долгие годы мы копили деньги вот на этот дом. Построили, потому что муж хотел, чтобы детям было в нем просторно". Джансурат Айсовна живет, как и заведено на Северном Кавказе, с младшим сыном Ахметом. У них трое детей. И вроде бы радоваться надо, но материнское сердце сжимается от боли, что уже два года сын безработный: его сократили на Черкесском химическом заводе, где он был неплохим специалистом. Невестка работает в столовой, где получает копейки. И ее пенсия 400 рублей. Но как прожить? "Мы живем в постоянном страхе, что не сегодня-завтра отрежут свет, газ, за которые мы не платим почти три года. Только задолженность по газу составляет более 5 тысяч рублей. Для нас это баснословная сумма. Обидно, что на меня, как на вдову, ветерана и инвалида войны, в нашей республике не распространяются никакие льготы. Хотя я знаю, что по России есть такое. Выходит, что мы отдельное государство?" Евгамукова уверена, что это дело рук "карачаевской власти", которая если и делает льготы, то только для своих, а как живут абазины, черкесы, русские и другие народы, им дела нет. "В годы войны в нашей большой семье в доме отца жило пятеро детей-сирот из блокадного Ленинграда, - рассказывает Джансурат Айсовна. - Отец мой шутя всегда говорил, что мы самые богатые: у нас на столе есть картошка, огурцы, чай. Подумаешь - мяса нет. Сегодня у нас на столе то же самое, но нет главного в жизни - справедливости. Когда видишь, как тебя унижают изо дня в день. Так что я уверена в свои 70 лет, что мы, абазины, должны жить отдельно от карачаевцев в своей Черкесской автономной области, как это было до 1957 года. Не сомневаюсь, что нам там будет спокойнее. И может быть, сын будет с работой".
В обиде на власти и в многодетной семье Хачуковых, в которой пятеро детей. У них также нет никаких льгот. "После свадьбы мы долго строили большой дом, - рассказывает Арада, хозяйка семейства, - потому что всегда мечтали с мужем, что будет много детей. И вот теперь выходит, чтобы расплатиться с накопившимися долгами за свет и газ, мы вынуждены были продать корову. У нас еще есть две коровы, куры, огород. Вот только этим и живем. Молоко идет на продажу: ведь представьте, что только дочери для проезда в институт в Черкесск я даю в день по 4 рубля. Мой младший Адам уже два года одевает туфли только "на выход" в школу, а дома, и на улице бегает в чем попало. Хорошо, конечно, что мои дети научились быть бережливыми, но за счет лишней кружки молока или куска хлеба".
Хозяина дома Мурадина сегодня мало заботит приданое его четырех дочек. "У нас, у абазинов, этого нет. Главное - надо воспитать. Конечно, неплохо бы дать им на первых порах хоть что-то, но, увы, это сегодня даже трудно загадывать. Вон в республике что творится. И что это Семенов так рвется к власти? Ведь уже долгие годы правил один карачаевец, пора другому "порулить".
40-летний Мухарби Куджев, потомок тех самых Куджевых, которыми очень гордятся в ауле, сегодня пишет свою родословную. Он знает по имени каждого из девяти поколений, а недавно ему даже удалось собрать всех своих родственников. "Это был большой праздник, - говорит он. - Столько воспоминаний было! Можно было то и дело услышать: а вот мой прадедушка, а вот моя прабабушка, рассказали... В Псыже, кстати, до сих пор есть груша, которой около 100 лет. Она еще держится, плодоносит. Так и род Куджевых должен разрастаться. А потому мы очень озабочены, что будет с нами завтра. Жить, как сегодня, притесненными со всех сторон карачаевцами, ни черкесы, ни абазины не могут. Кто сказал, что есть малые народы? Мы все велики, в том числе и абазины, которых только в республике около 35 тысяч. Вот поэтому мы, жители аула Псыж, и выходим на митинги, которые проводятся у Дома правительства Карачаево-Черкесии. Перекрываем федеральную трассу, которая ведет на Ставрополь. Мы хотим жить, а не существовать, а генерал нам ничего хорошего не даст. Тем более ценой украденной на выборах победы. Кто начинает свой путь нечестно, тот так же по нему и пойдет".
Мы уезжали из абазинского аула поздно вечером. Псыж погружался в сон. И лишь только народные дружины охраняли школу, детские сады, котельные... В штабе сказали, что так будет до тех пор, пока не закончится "эпопея с Семеновым".