Дизорганайзер

Сегодня почти все горожане имеют компьютеры и смартфоны с удобными записными книжками, календарями и органайзерами.

Но так было не всегда.

Еще недавно все пользовались «еженедельниками» – уютными тетрадками в толстеньких переплетах из кожзаменителя.

Там были рубрики для дел: позвонить тому, написать этому, поехать туда-то, встретиться с такими-то.

Эта штука называлась органайзером, потому что с ней дела как бы шли организованнее.

Как в детстве – когда папа, то ли по своей инициативе, то ли по нашей отчаянной просьбе, вычерчивал на ватмане режим дня. Чтобы мы везде успели.

Режим дня был буквально волшебным. Необходимый минимум часов на уроки, помощь по дому – и море времени для чтения, прогулок, игр, сна, просто отдыха.

Казалось, что «правильное распределение» временного ресурса высвобождает лишнее время для счастья.

Непонятно было лишь одно – почему потом режим всегда сбивался и надо было отменять отдых?

Но мы никогда не разочаровывались в идее режима дня. Казалось, стоит попробовать еще раз – и точно настанет вожделенный порядок.

Но что такое этот Режим Дня?

Откуда сами папы его брали?

Наверное, из того же идейного спектра, что и другие секреты гармонии, вечной молодости и порядка – по-гречески «космоса».

Утренняя зарядка. Аутотренинг. Научная Организация Труда... Советские техники оздоровления и дисциплины.

Но они имели определенный духовно-утопический подтекст: омоложение, продление жизни, победа над смертью.

Весь XX век художественный авангард шагал в русской культуре рука об руку с богостроительством, эзотерикой, нью-эйджем.

Федоровы, Вернадские и Циолковские старались смешать науку с религией. Ларионовы, Малевичи и Татлины – жизнь с артом.

Оба направления соединялись в фигурах типа Рерихов.

В постмодернизме эта тенденция имеет свое развитие.

Рассказывают, что Вадим Беров, странствующий философ и андеграундный художник, вел переписку с Бодрийяром и Дерридой только оффлайн.

«Чтобы донести сложную мысль, ее надо вручную обвести зеленым фломастером, закрасить синим, подчеркнуть красным и так далее», – говорил он.

В жесте юродивого и ученого отражены два веяния.

Во-первых, фломастерный бум 1980-х, проявленный в диапазоне от наив-арта школьных песенников и дембельских альбомов до разноцветных сновидческих рисунков позднего Тышлера.

Этот бум повлиял и на арт-терапию с ее рецептами счастья. Рисовать Режим Дня – арт-терапия по сути.

Во-вторых, культура навязчивых абсурдных обведений, подчеркиваний. В позднесоветском контексте это прежде всего, конечно, мир психов, дурдом.

Но посмотрим глубже.

Кто из русских героев был одержим черчением и каллиграфией? Акакий Акакиевич Башмачкин.

Где он работает?

Откроем Гоголя. «В департаменте... Но лучше не называть, в каком департаменте».

Что движет этим героем, вдохновившим психоделического аниматора Норштейна?

Нелепая мечта о счастье.

«Он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели».

Что если и сама одержимость каллиграфией является для него такой «шинелью»?

Что если и вычерченный под кальку Режим Дня, в котором мы искали защиту от жизни, – тоже такая «шинель»?

Что если «конструкторское бюро» или «проектный институт», где за каким-то кульманом стоит ваш папа, – тоже такой «департамент»?

И в этом месте производственно-бытовые техники и практики советского человека незаметно встречаются с ритуалом и утопией русского авангарда.

И по ватманско-фломастерной и чертежно-каллиграфической форме Режима Дня прорисовывается его невозможная сущность.

Проект Счастья.