Железная дорога

Давно не приходилось далеко ехать поездом.

Помню юго-западный американский Amtrak.

На втором этаже поезда – вагоны обозрения с вращающимися креслами вдоль высоких длинных окон.

Степи Канзаса. Пустыни Аризоны. Красные горы Нью-Мексико. Тучная зелень Калифорнии. Бесконечный берег Тихого океана.

Архитекторы позаботились о маршруте. Чтобы пассажир, выбирающий Amtrak, чувствовал себя туристом.

Я долго сидел один у окна.

Вошел человек, одетый ковбоем. Пил пиво из бутылки, завернутой в бумажный пакет. Сел рядом.

Мы долго молчали. Потом он спросил по-английски: «Кто ты? Куда едешь?»

Американцы не знакомятся в поездах. Но он был выпивши.

Я старался быть точным и кратким: «Ученый. Из России. Еду на конференцию».

Он еще помолчал и сказал: «А у меня дом в горах, и там конь. Люблю подняться высоко в горы. Вокруг никого. Я и конь. Такая красота. Как в Божьем Царстве».

Мы еще помолчали, потом разошлись.

Теперь сижу в поезде Северобайкальск–Москва. Утром проехали Омск.

Чай в стакане с подстаканником. Привычный с детства мир купейного уюта.

Березы, ели, широкие сосны все убегают и убегают назад от поезда, на восток.

Попутчица, тихая и мягкая женщина лет 50, угощает хлебом и домашними котлетками.

Она села раньше меня. Вчера проезжала сплошной березовый лес.

Пытаюсь представить его себе. Белые деревья и снег. Очень красиво.

А восточнее – сопки и хвойные деревья. Голубая тайга до горизонта.

И редкие домики без людей. Дым из трубы не идет. Зимой тут пусто.

Сознание проникается железнодорожным настроением покоя, неизменным со времен Некрасова.

Спешить совершенно некуда. Завораживающе-монотонный пейзаж говорит глазу, а поезд в такт повторяет уху: «Все будет в свое время».

– Вы артист?» – попутчица заметила у меня клавиши.

– Автор-исполнитель песен.

– А песни плохие или хорошие?

– М-м... Наверное, все-таки хорошие.

– Раньше песни были задушевные, теперь не очень. Люблю, как поет Кадышева.

У нее Библия, толкование к Книге Даниила и цветная брошюрка «Страданий скоро не будет».

К Богу пришла после смерти родителей.

– Хотела понять, где мама, куда мы идем, в чем смысл жизни, всегда ли в мире будет столько страданий. Бог уже пришел. Он невидимо царствует, зовет людей жить в обновленном мире. Не будет горя, несправедливости, – она улыбается. – Мы перестанем болеть и умирать.

– Где это будет – на земле или в раю?

– Рай будет здесь, на земле. Мир перестанет быть безрадостным.

– Но мир и теперь хороший. И в нем есть радость. Вот за окном – какая красота!

– Да, радости много. Но она не царит. А там она будет царить. Природа изменится. На Земле станет больше места, чтобы здесь жили все, кто воскреснет... Да его и так много.

За окном – километры незаселенной территории. Места хватит на всех...

Есенин, Блок, Некрасов. Железная дорога. Покой и тревога. Вера и скепсис.

«Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе...»

«Еда изменится. Не будет этой химии. Климат станет дружественнее человеку. Об этом были пророчества».

В Москве уже стало дружественнее... Снега меньше... Что говорит об этом пророк Даниил?

«Сохранится ли зима? Или новый мир будет теплее? Останется ли снег? А если нет – то как на лыжах кататься?»

«Это знает Бог. Но мы перестанем губить природу. Будет гармония. Вместо машин – животные... Я мечтаю, что у меня будет два коня. Рыжий и белый...»

Мы верим и мыслим по-разному. Но оба радуемся живым коням. Которых не победила «стальная конница».

Скоро станет теплее, и лишний конь пригодится. Взойдем на гору втроем. Вместе с тем ковбоем.