В Эстонии любят говорить о "руке Москвы". Раньше прямо пугали "пятой колонной", но теперь такая арифметика как-то вышла из моды - просто потому, что остальные четыре "колонны" до сих пор никак не проявились. Однако любые встречи русских политиков и даже общественных деятелей с представителями посольства РФ немедленно фиксируются как зловеще подозрительные. Попытки России озаботиться судьбами соотечественников с порога отвергаются как вмешательство во внутренние дела и доказательство имперских амбиций. Полиция безопасности (эстонская аббревиатура КАПО) неуклюже фабрикует "дела", которые неизменно разваливаются в судах. Но КАПО бодрости не теряет и дошло до того, что недавно объявило одного из лидеров вполне легитимной Объединенной народной партии (ОНПЭ - крупнейшая организация русскоязычных граждан Эстонии) "контактным лицом российского посольства". Что сие значит, сказать трудно - видимо, нечто вроде "агента влияния", чтобы создать впечатление: Россия преследует в Эстонии некие зловредные далеко идущие цели, а местные русские являются простым орудием в реализации этих целей.
Разговоры о "руке Москвы" не сводятся к простой политической паранойе, их смысл в другом. До сих пор внутренняя "русская политика" эстонских властей всегда сводилась к принципу "разделяй и властвуй", что, надо сказать, удавалось, как и постоянные попытки дробления русских политических и общественных структур, поощрения "виртуальных" партий, а то и прямой подкуп лидеров или депутатов и т.д. и т.п. В последние годы перед каждыми выборами, будь то местные или парламентские, с завидной регулярностью появляются новые "русские списки" и спешно новорожденные партии. Единственным результатом этих конвульсий были дезориентация избирателей и растаскивание их голосов.
В настоящее время очевидна новая тенденция. Речь идет о том, чтобы окончательно прибрать к рукам всякое проявление политической активности русских, поглотить и тем самым нейтрализовать русское политическое представительство. Есть и объяснения: "время этнических партий прошло", в нормальном демократическом обществе партии создаются на основе общности идей, а не крови и т.д. и т.п. Посему и русским в Эстонии лучше бы вступать в ряды эстонских партий, чем создавать свои организации аутсайдеров, да и России полезнее было бы иметь дело с солидными эстонскими партнерами и действовать через них - даже в смысле эффективной поддержки соотечественников.
Теоретически такая логика безупречна. Беда только в том, что идеально-нормативные модели демократии имеют свойство адекватно функционировать в идеальном или хотя бы в нормальном обществе. А конкретная эмпирическая реальность Эстонии все еще далека от нормальных демократических идеалов. Большая часть русских все еще не имеет гражданства - и тем самым юридически отстранена от нормального демократического процесса. Доля неэстонцев в органах власти минимальна - первый "инородец" среди министров появился лишь в этом году, впервые за десять лет, да и то на малозначимом посту министра без портфеля по вопросам народонаселения (в сущности, это просто бесправный, хотя и высокопоставленный советник). Среди парламентариев неэстонцы составляют всего 6% при доле всего населения в 35%. Однако это лишь видимая политическая верхушка айсберга неравенства.
Данные Центра информации по правам человека и в Стратегическом центре ОНПЭ констатируют, что в Эстонии признаки сегрегации и дискриминации русских становятся все более заметными. Вот несколько примеров из самых разных сфер.
Среди самых обеспеченных (высших социальных страт, как выражаются социологи) эстонцы составляют подавляющее большинство, а среди наименее обеспеченных - меньше половины. Дело здесь не в том, что русские менее успешны в бизнесе, скорее наоборот. Просто в постсоветских обществах первоначальный стартовый капитал легче всего составить, участвуя в дележе старого советского пирога (приватизация), а неэстонцы были эффективно отстранены от этого процесса. Зато среди безработных доля русских устойчиво выше, чем среди эстонцев, причем выше в разы. Если десять лет назад доля студентов и обладателей дипломов среди русской и эстонской молодежи была практически одинаковой, то теперь для русских эта доля сократилась вдвое. Положение усугубится, если будут реализованы попытки отменить государственное образование на русском языке в средней школе.
Неуклонно падает представительство русских (и других неэстонцев) среди руководителей и бизнес-элиты, их доля среди обитателей престижных районов (зато в Таллине постепенно появляются "русские гетто"); число тех, кто вынужден отказываться или воздерживаться от медицинской помощи, в несколько раз выше, чем среди эстонцев, зато наркомания стала почти целиком "русской". И, наконец, появились свидетельства растущей тенденции к смене русских фамилий на эстонские. Словом, налицо все классические признаки прямой и косвенной дискриминации и сегрегации. Поэтому для ущемленного в своих правах "русского" населения актуальной стала задача создать свою политическую организацию.
Россия, безусловно, должна отдать себе отчет в сложившейся ситуации. И вряд ли стоит серьезно опасаться ритуальных уже обвинений в наличии "руки Москвы". В Эстонии давным-давно успешно действуют самые разнообразные "руки" - от вашингтонской до берлинской. Если русским политикам до сих пор худо-бедно удалось выжить в столь неравных условиях, то этот факт говорит прежде всего об их востребованности. Значит, надо среди них найти самых сильных и достойных - и помочь им. Иначе "рука Москвы", протянутая соотечественникам, лишится опоры. А российская политика без русских есть лицемерие, которое бесперспективно и непродуктивно - и для России, и для Эстонии.
Таллин