Лев Перчин
Александр Невский превращается из иконы патриотизма в образец христианского «самоуничижения». Нестеров М. В. Успение Александра Невского. 1900. Русский музей, Санкт-Петербург
Прошло три года, и – Россия забыла свое так трудно доставшееся ей медиа-имя. Об этом с горечью упомянул Патриарх Кирилл в своей речи, посвященной 750-летию со дня кончины новгородского князя. «Замечательная юбилейная дата – сожалеть только приходится, что в масштабах страны и государства она не празднуется», – заявил глава РПЦ 6 декабря с.г. «А почему так происходит? А потому что утеряна историческая память», – подвел он итог. Действительно, память оказалась слишком короткой, а идеологическая линия власти слишком затейливой. То же происходит и с другими датами, которые власть с помощью Церкви пытается утвердить в народном сознании.
Например, 4 ноября. Когда утверждали День народного единства в 2005 году, этот праздник имел сильный антизападнический, антипольский «привкус». За год до того в Киеве победил первый майдан, грозный призрак «оранжизма» витал над Россией. Предложение праздновать 4 ноября вместо 7-го было также вложено в благочестивые уста – его сделал в сентябре 2004 года Межрелигиозный совет России. С тех пор политическая повестка дня изменилась. Произошло сближение с Польшей, авиакатастрофа в Катыни, смена власти в Варшаве. Громоздкий церковный механизм со скрипом провернулся вслед за генеральной линией. Лидеры РПЦ зачастили в Польшу, вместе с католиками подписан документ о взаимном покаянии и примирении русского и польского народов. И вот – снова майдан, снова польские и литовские политики в Киеве на одной трибуне с антироссийски настроенными лидерами украинской оппозиции. Ждет ли РПЦ новое разочарование и новые попытки догнать убегающий вдаль паровоз российской дипломатии?
Но вернемся к речи Патриарха Кирилла по поводу круглой даты, связанной с подзабытым «Именем России». В ней глава РПЦ как раз объясняет необходимость компромиссов и соглашений с сильными мира сего, раз того требуют интересы Церкви. Даже если эти соглашения непопулярны у народа и считаются современниками малодушием и отступлением от принципов, а то и предательством. Патриарх выстроил интересный ряд исторических деятелей. Кроме Александра Невского, в этот пантеон гибких дипломатов вошли Николай II, Патриархи Тихон (Беллавин) и Сергий (Страгородский). Все они, по мысли Патриарха Кирилла, «продолжили» и «повторили подвиг святого благоверного князя Александра», и этот подвиг «открывает нам смысл того, что значит служить Богу».
Кстати, в уходящем году почти все эти деятели оказались связаны с соответствующими круглыми датами. О Невском уже сказано. Патриарх Сергий – главное действующее лицо соглашений со Сталиным, 70-летие которых отмечали в сентябре. А с именем незадачливого Николая II Церковь пытается связать ностальгию по православной империи, которой насыщены мероприятия по случаю 400-летия Дома Романовых.
Итак, Патриарх Сергий, «которого обвиняли в предательстве Церкви, но который делал все для того, чтобы Церковь сохранилась». «Для него безразлично было, как о нем будут впоследствии вспоминать, – заявил нынешний Патриарх. – Для него было главным сохранить Церковь от полного уничтожения, что и было сделано. И довел Святейший Патриарх Сергий корабль нашей Церкви до судьбоносного 1943 года, когда под тяжестью суровых обстоятельств войны, стремясь поднять патриотическое чувство, верховная власть страны приняла решение остановить гонения на Церковь».
Судя по построению речи Патриарха Кирилла, его сверхзадачей является полемика с теми критиками политики РПЦ, которые видят в нынешней готовности во всем соглашаться с властью результат пакта с «большевистским дьяволом» 70-летней давности. По мнению главы РПЦ, если бы не встреча Сергия со Сталиным в Кремле, «на нашей земле сегодня процветали бы секты, еретические сообщества». Однако в таком случае Церкви приходится разделить свой триумф с тираном, ведь это он доверил РПЦ стоять «на страже» традиций русского народа. Тогда с этим не вяжется кампания по прославлению новомучеников, новый импульс которой дали недавние заявления митрополита Илариона (Алфеева) и архимандрита Тихона (Шевкунова) о том, что место Железного Феликса на Лубянской площади должен занять памятник новомученикам, и планы построить помпезный мегахрам, посвященный священникам – жертвам репрессий, в тесных стенах Сретенского монастыря. Получается, Церковь оправдывает свое «уничижение» последующим возвышением, доверием, которое ей оказывает власть, – стоять «на страже» державности.
Да, Сталин прекратил репрессии против духовенства, когда пакт с церковниками оказался выгодным для государства и его властителей. Однако сегодня РПЦ, справедливо оценивая выбор Патриарха Сергия, на полную катушку раскручивает кампанию по увековечению жертв богоборческой кампании большевиков. Возможно, жертва Сергия, его «самоуничижение» во имя сохранения Церкви благородна и возвышенна, однако, приняв власть тирана, Церковь должна была если не простить репрессии, то отчасти представлять их как неизбежное зло в деле государственного строительства. Ведь, начиная с 1943 по 1953 год, советская власть во многих сферах действовала при горячей поддержке РПЦ. Вот в этом всепрощении было бы продолжение «подвига» Сергия, а не в том, чтобы, дождавшись свободных времен, наброситься на тушу мертвого льва, чтобы занять его место на страже державности. Однако в Церкви понимают, что любая апология сталинских репрессий сегодня невозможна именно в связи с общественными умонастроениями.
Речь Патриарха Кирилла дает пищу для размышлений о моральной неоднозначности тех политических деятелей, чьи поступки часто считают не совсем нравственными. Уже сказано о сугубо субъективном оправдании Церкви сталинского времени. Осталось добавить о прямой апологии политической слабости Николая II, а также политической «гибкости» Александра Невского, ездившего в Орду поклониться хану и при этом сурово покаравшего русских людей – убийц ханских сборщиков податей. В конце концов «дипломатический подвиг» и «самоуничижение» князя привело к возвышению «Святой Руси».
Нет веских оснований полагать, что в своей речи Патриарх мог иметь в виду также некоторое оправдание непопулярных действий нынешних правителей какой-либо из стран, входящих в каноническую территорию Московского Патриархата. Дескать, их поступки и решения, которые сегодня могут показаться излишне жесткими или, наоборот, беспринципными, по достоинству оценят потомки. «Даже совершая дела непопулярные и непонятные для других», политик «является на самом деле орудием Божиего промысла». Вероятно, этого двойного дна нет в речи главы РПЦ. Но уж так устроены люди, что они во всем ищут подтекст. Слова Патриарха о скрытом смысле политических решений очень уж хорошо ложатся на современный контекст. В конце концов и злополучные слова главы РПЦ о наиболее вероятном кандидате в президенты, произнесенные почти два года назад, были истолкованы в самом неблагоприятном для Предстоятеля Церкви ключе.
Бог весть как общественное мнение истолкует нынешние слова главы РПЦ, в которых звучит мысль об особой проницательности Церкви, способной «прозревать смысл жертвенного подвижнического служения» того или иного политического деятеля. Напоследок одно забавное историческое совпадение: признательность князю Александру выражал Кирилл, митрополит всея Руси. Об этом мы тоже узнали из проповеди Патриарха Кирилла.
Дарья Гармоненко