Михаил Бабкин
В последнее время хиротонии в РПЦ следуют одна за другой, и вопрос о правилах для епископов как никогда актуален. Фото с сайта www.patriarchia.ru
В многовековой практике Русской Православной Церкви существует обычай возводить в архиерейский сан лишь тех лиц, которые пострижены в монашество. Согласно чину пострижения в монашество, постригаемый дает следующие обеты, по существу – клятвы: 1) отречения от мира и всего мирского; 2) пребывания в монастыре и постничестве до последнего издыхания; 3) хранения себя в девстве, целомудрии и благоговении, 4) послушания настоятелю и братии; 5) пребывания до смерти в нестяжании и добровольной нищете в общем житии; 6) принятия всех уставов иноческого общежития, правил святых отцов и распоряжений настоятеля; 7) готовности терпеть всякую тесноту и скорбь иноческого жития. По несколько упрощенной версии постригаемые в монашество дают не семь, а три обета: послушания, девства и нестяжания.
Согласно «букве» перечисленных обетов, жизнь монаха состоит в отрешении от всего земного и во всецелом посвящении себя Богу. Важно, что при пострижении в монашество обеты принимаются добровольно. Соответственно и отказаться от них можно лишь добровольно. Практически о том же говорится и в обсуждаемом в РПЦ начиная с 30 мая 2012 года проекте «Положения о монастырях и монашествующих» (гл. I, п. «a»): «Монашество – служение всей жизни. Отрекаясь от мира, монах дает обеты послушания, целомудрия и нестяжания. Никто не вправе освободить человека от данных им монашеских обетов».
Вместе с тем известно, что среди монашествующих есть малочисленная, но крайне влиятельная в РПЦ категория лиц – «штатные» архиереи. О характере их пострига современный Устав РПЦ говорит (гл. XV («Епархии»), п. 10): «Кандидаты в архиереи избираются в возрасте не моложе 30 лет из монашествующих или не состоящих в браке лиц белого духовенства с обязательным пострижением в монашество».
«Штатные» архиереи не живут ни в монашеском общежитии, ни в отшельничестве, ни в затворе; их быт не подчинен нормам монашеского общежития. Дело епископа – не пребывать в усиленном посте и безмолвии в своей келье, а руководить своей епархией: объезжать ее, поучать и наставлять верующих. По долгу своего положения епископы являются публичными фигурами, общающимися и с верующими, и с духовенством, и со множеством других людей. В распоряжении архиерея – церковные деньги, недвижимость и прочее. И потому некоторые из монашеских обетов для епископов заведомо неисполнимы. Какие именно?
В настоящее время в Московском Патриархате весьма распространена точка зрения, что архиерейской хиротонией снимаются все монашеские обеты. В обоснование такой точки зрения член Межсоборного присутствия и Синодальной библейско-богословской комиссии Московского Патриархата, клирик Украинской Православной Церкви Московского Патриархата протоиерей Андрей Новиков указывает на постановление 1389 года Синода эндимуса – особого церковного органа, состоявшего из оказавшихся в столице Византийской империи епископов и председательствовавшего Константинопольского Патриарха Антония IV. То постановление, в котором говорится о монашестве епископов, не входит в корпус канонов Православной Церкви, не издано ни на церковнославянском, ни на русском языках, да и известно лишь в изложении.
Тем не менее протоиерей Новиков, беря этот документ в основание своей аргументации, говорит: «Текст решения Синода 1389 года до нас дошел в изложении митрополита Исидора Фессалонитского, причем практически невозможно четко отделить мнение Исидора от собственно решения Синода. Смотрите корпус регест Константинопольского Патриархата Жана Даррузеса, № 2846. Постановление там принималось не прямо, а косвенно, в связи с делом одного митрополита и принятия великой схимы. И важно оно для нас не само по себе – мол, раз мы были митрополией КНП (то есть Константинопольского Патриархата. – «НГР»), то и на нас распространялось, а как свидетельство обычного для Церкви в период существования уже монашеского епископата отношения к соотнесению архиерейской хиротонии и монашеских обетов. По сути, это постановление говорит, что призвание Церковью к хиротонии архиерейской возводит человека над монашеским званием. И таинство архиерейской хиротонии (как гораздо более значимое для самой природы Церкви установление) возвышает поставляемого над монашескими обетами. Он подчиняется уже не правилам монашеской общины, но канонам, касающимся епископства» (http://andrej-belous.livejournal.com/521004.html). Точку зрения протоиерея Андрея Новикова разделяет профессор Московской духовной академии протодиакон Андрей Кураев, утверждающий (со ссылкой на тот же документ 1389 года), что если монаха избрали епископом, то он освобождается от своих прежде данных обетов (http://www.echo.msk.ru/programs/korzun/873376-echo/).
Известно, что поставление в епископы проходит по особому «Чину избрания и рукоположения архиерейского». В связи с этим встает вопрос: что конкретно в этом чине свидетельствует о том, что рукоположение в архиерейский сан возвышает монашествующего над его прежде данными обетами и «освобождает» от них? Согласно названному чинопоследованию, избранный кандидат в епископы торжественно исповедует православную веру и приносит архиерейское обещание. Содержание последнего сводится по большому счету к четырем аспектам: к исполнению обязанностей учительских, священнодействия, управлению вверенной паствы, а также епископа как члена государства. Все они почти исключительно относятся к хранению чистоты веры и к епархиальному управлению, но почти не касаются личной жизни будущего архиерея. При этом в архиерейском обещании зафиксированы обязанности будущего епископа. Среди них есть те, которые явно противоречат прежде данному монашескому обету послушания, а именно: управлять паствой и учить ее, следить за дисциплиной монахов, а также приходского духовенства. Однако среди архиерейских обязанностей есть и такие, которые в определенном смысле можно считать для поставляемого в епископы новыми «послушаниями». Так, рукополагаемый обещает блюсти каноны, церковные предания, уставы и чины Православной Церкви, повиноваться вышестоящей церковной и светской власти, соблюдать церковный мир, бороться с расколами, суевериями и ересями.
Таким образом, при возведении монашествующего в архиерейский сан обет послушания, строго говоря, не отменяется: вместо одних «послушаний» (с позволения сказать – «низших») монашествующий получает от духовной власти новые («высшие»), связанные с архиерейским служением. Если же говорить об остальных монашеских обетах, то в «Чине избрания и рукоположения архиерейского» нет ничего, что позволяло бы заключить о «возвышении» рукополагаемого в епископы над его прежде данными при постриге клятвами: например, постничестве.
Получается, что с сущностью архиерейского служения в определенной степени несовместим лишь монашеский обет послушания, а обеты целомудрия, нестяжания и, быть может, постническая жизнь – вполне совместимы; распространенный в церковных кругах тезис, что епископская хиротония отменяет прежде данные рукополагаемым монашеские обеты, не может считаться обоснованным, поскольку он не находит подтверждения в текстах соответствующих чинопоследований.
