Александр Андреев, Максим Андреев. Богдан Хмельницкий. В поисках Переяславской рады. – М.: Алгоритм, 2013. – 464 с
Украинские историки искали Переяславскую раду, а нашли Кромвеля.
Книгу Александра и Максима Андреевых приходится назвать беллетризованной биографией Богдана Хмельницкого, хотя авторы, видимо, ставили перед собой сразу несколько задач: приблизиться к научному изложению фактов и одновременно высказать наконец истину о русско-украинских отношениях. Историческому восприятию текста мешает, а порой явно противоречит свобода, с которой авторы относятся к интриге. Оливер Кромвель, оказывается, старый знакомец Богдана Хмельницкого, помог сохранить в Лондоне истинную хартию о вхождении Украины в Россию. Что стало с документом позже, авторы не пишут. «Госпожа европейская история» почему-то выходит на улицы Львова «каждую ночь», и купцы и путешественники стекаются в «фантастически старинный город Льва… со всего мира». Отчетливый европоцентризм не способствует объективности, но, видимо, именно эффекта раздражения авторы неосознанно добиваются.
Андреевы упорно называют своего героя Богданом Великим. Едва ли не в каждом абзаце он «гений»: «Гений Богдана неостановимо совершенствовал его разум, на прикроватной тумбочке будущего офицера и ученика победителя в битве при Рокруа Конде Великого всегда лежали книги по истории военного искусства…». Даже самого благосклонного читателя такая мешанина приведет в недоумение: как мог Богдан Хмельницкий стать учеником принца Конде и кто из них более велик? «Возможно, казак Богдан Хмельницкий и встречался с французским дворянином Шарлем д’Артаньяном и не раз, посещая парижские трактиры…» «Его (Хмельницкого) битвы, особенно сражение под Батогом, будут изучать Суворов и Наполеон. И все военные училища и академии Европы».
Неостановимо совершенствующийся
гений Богдана Портрет Богдана Хмельницкого. Середина XVII века. Черниговский исторический им. В.В. Тарновского |
Читателя менее расположенного может привести в раздражение вызывающий тон публицистического высказывания. Не в силах оспаривать того, что украинский народ сохранился во многом благодаря вхождению в состав России, авторы саму Россию характеризуют весьма эмоционально. «Второй Романов расставил на ключевых постах Московского царства… родственников своих и жены… бездарную и наглую сволочь, заботившуюся только о грабежах казны и народа…» Царя Ивана IV Грозного авторы именуют на английский манер «Ужасным». Они не без злорадства повествуют о том, как боярин Григорий Пушкин, посланный с посольством в Речь Посполитую, «громко, отчетливо и безнаказанно назвал князя Тышкевича «б…им сыном».
Стилевые особенности тоже не способствуют удобному восприятию. Авторы переходят от былинного сказа к почти гоголевскому стилю, не обращая внимания на повторы и нелепицы: «С самого конского скока влетел полк Филона Джеджалия. Вздрогнули коронные воины, ибо увидели его обоеруких воинов. С двумя саблями в руках…» «Польша начала несусветную колонизацию», «Хамско-убийственный панский лозунг». «Великий коронный канцлер… гоноров заявил…», «придворные советники гонорово забыли…» Авторы стараются быть на свой лад точными, так, оспаривая утверждение о том, что Богдана Хмельницкого крестил литовский рыцарь роман Сангушко, но кто был крестным отцом, не говорят. А в какой-то момент они вообще переходят на смесь русского и польского, без сносок и перевода: «Мы, oczewisheze, ne mamy nic przechivko любой исторической правды о Хмельниччине…»
О поляках Андреевы рассказывают вещи весьма интересные. Коронный стражник – это почетная должность – Станислав Лащ совершал множество беззаконий, даже убийств, он получил 230 обвинительных приговоров. Но был богат и суда не боялся: велел сделать из судебных бумаг жупан и «устраивал в нем попойки… приговаривая при этом: «но цу ж панове, ведь рука руку моет» (так в тексте).
Как говаривал Умберто Эко, книга эта написана сразу на многих языках, и ни на одном редакторы ее по этому случаю, похоже, не читали: ошибки в падежах и предлогах спишем на то, что писали иностранцы. Но как быть с коверканьем европоцентристами латыни? Tempora myantur – видимо, все же mutantur, «времена меняются»? При всех этих забавных обстоятельствах книга полезна в том смысле, что позволяет понять состояние украинской исторической мысли. Состояние это – горячка.