«Главрыба» и дети на продажу

Поскольку украинские историки не сообщают подробности о голодоморе, таковые ищут российские специалисты. Проблемы экономики сельского хозяйства существовали не только в Советском Союзе. Иван Чигирин и Елена Прудникова анализируют проблему голода 1920–1930 годов вширь – географически, и вглубь – во времени. Корреспондент американской газеты «Українськi щоденнi вiстиi» писал из Закарпатской Украины, отошедшей к Польше: «По сельским домам лежат целые семьи, которые опухли от голода. От села к селу ходят толпы голодных, замерзших гуцулов…» Польская газета «Новый час» сообщала: «На Гуцульщине в 1932 году число голодающих хозяйств достигло 88,6%». Притом что земельная «собственность польских помещиков… 37% в Станиславском воеводстве, 49% в Полесье». Замечательный факт приводила польская же газета «Сила»: «В Здунской Воле под Варшавой крестьянин привез на ярмарку продавать 18-летнего сына, чтобы… спасти от голода остальных членов семьи. Просил за него всего 50 злотых». Румынские газеты сообщали о голодных бунтах, Юлиус Фучик писал о том, что люди замертво падали от голода на мостовые Праги, в Лабе (Эльбе) топили более 100 тонн зерна, испорченного торговцами в ожидании все более высоких цен. Болгарская пресса сообщала, что на селе деньги более не употребляются – лишь натуральные продукты. «Кредит раздают только ростовщики, берущие до 200%... Начавши с ничтожными средствами, они постепенно захватывают целые области». Излишне говорить, что колхозов в тех местах не водилось.

Авторы приводят исследование Кирилла Дегтярева «Великая депрессия» в США и «великий перелом» в СССР – что было страшнее?» Опираясь на открытые источники, он рассказывает, например, о том, что итогом Великой депрессии в США стала убыль 10 млн населения (в то время как ежемесячные доходы крупных корпораций возросли с 502 до 600 млн долл.). «Мало кто знает… о пяти миллионах американских фермеров (около миллиона семей), ровно в это же время согнанных банками с земель за долги, но не обеспеченных правительством США ни землей, ни работой, ни социальной помощью, ни пенсией по старости… Особо высокая – запредельная – смертность».

В главе «Хлеб, несущий смерть» Прудникова и Чигирин исследуют собственно симптомы голодания. Опираясь на источники, авторы говорят о том, что дистрофия, характерная для блокадного Ленинграда, среди голодающих 1932–1933 годов встречалась крайне редко, а опухание – повсеместно. Причина опухания – в нарушении технологии. Украденное непровеянное или хранившееся в потайных земляных ямах зерно было заражено токсичными грибками. «Крестьяне отлично знали, как выглядит порченое зерно… а количество, потребное на пропитание одной семьи, можно перебрать и руками. Но кто помешает сдавать и принимать порченое зерно в качестве хлебопоставок? Городские комсомольцы могли и не знать, что вывозят не жизнь, а смерть». На тайных мельницах мололи все, и ядовитые мука и крупа отправлялись на черный рынок. Да еще и растения болели так, как никогда, о чем говорит кандидат сельскохозяйственных наук Назаренко: «Ситуация с… крайне опасным грибковым заболеванием была такова, что в 1931–1932 годах было проведено несколько совещаний вплоть до всесоюзной конференции». В 1932 году произошла вспышка размножения «мышевидных грызунов», уничтожавших посевы. Причины – «мелкая пахота (не разрушаются норы), ямы-схроны и неубранные скирды». «По данным годовых отчетов колхозов и совхозов, потери зерна от засухи и при уборке 1932 года достигали 15 млн тонн, то есть почти 30% выращенного урожая».

Еще один вопрос, как ни странно, напрямую связанный с голодом, – «Главрыба». Как утверждают авторы, на Украине в 1932 году работали четыре огромных рыболовецких треста. В том же году «Укррыбсбыту» было запрещено заключать договор со всесоюзной «Главрыбой» – вся добытая и переработанная рыба оставалась на Украине. «На трестовских складах в Мариуполе на 1 января 1933 года (в голодную зиму) из-за перебоев с транспортом остались невывезенными 1336 центнеров готовой продукции. От голодающей Донецкой области до склада чуть более 100 километров. В этом тоже – Москва виновата?»

Если бы не огромное количество поднятых, описанных и прокомментированных источников, книгу Прудниковой и Чигирина можно было бы счесть идеологическим манифестом. Авторы не скрывают неприятия либеральных экономических доктрин, однако приводят аргументы и противников, тех, кто видит в голоде результат целенаправленных усилий большевиков. Например, в книге есть отсылки к работе Виктора Кондрашина «Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни». Но даже на Украине не опубликовано точное число жертв так называемого голодомора, не составлена карта голодавших районов. Почему? Архивы доступны, вычисления сделать несложно – результат будет непоказательным.

И «красная» Москва, и «белый» Петроград окажутся ни при чем.