Патриархальная идеология

Выступления Патриарха Кирилла перед огромной аудиторией – новое слово по сравнению с привычной церковной проповедью.

Как заметил один известный церковный публицист, Патриарх Кирилл – человек, которому «интересно жить». Анализировать действия и высказывания Предстоятеля РПЦ не менее интересно для наблюдателей. Непривычное интригует, а речь, поведение и весь имидж Патриарха во многом расходятся с традиционным образом церковного первоиерарха. Начиная с того, что, вступив на престол, он отбросил старый византийско-московский образец Патриарха-небожителя, выполняющего роль собственной иконы, и вложил имиджевый капитал «ангела Русской Церкви» в дело реальной политики.

Выступления Патриарха Кирилла – новое слово по сравнению с привычной церковной проповедью. Вместо духовных сюжетов в них преобладает мирская проблематика, вместо церковнославянизмов – англицизмы, вместо свидетельств из Священной истории – примеры из повседневности, бесконечно далекой большинству слушателей. И содержательно, и стилистически в его речах политическая риторика явственно преобладает над религиозной. Даже библейские цитаты встречаются редко и выглядят как дань необходимости.

Но если на Писание и святых отцов Патриарх Кирилл ссылается не слишком часто, нельзя сказать, что он вовсе не опирается на доктринальные авторитеты. В качестве таковых фигурируют «Основы социальной концепции РПЦ» и «Основы учения РПЦ о достоинстве, свободе и правах человека», на которые Патриарх ссылается почти в каждом публичном выступлении. Эти тексты получили санкцию Архиерейских Соборов РПЦ (2000 и 2008 годов соответственно) и приобрели статус нормативных. Однако необходимо помнить, что они были разработаны по инициативе и под личным руководством Кирилла, тогда еще митрополита. Таким образом, ссылаясь на авторитетные церковные документы, он фактически ссылается на самого себя.

Как и подобает, у главы РПЦ имеются спичрайтеры, но он часто пускается в импровизации. Это стимулирует интерес к его выступлениям, хотя иногда оборачивается головной болью для патриаршей пресс-службы, вынужденной отвечать за неосторожные заявления своего шефа. Но те случаи, когда он проговаривается, нередко представляют собой настоящие откровения.

Со временем можно привыкнуть ко всему. За два года патриаршества Кирилл примелькался в медийном пространстве, успел окончательно раскрыть свой идейный арсенал и стал все чаще повторяться. Конечно, это ослабило его блеск как публичной персоны. В то же время такая ситуация дает возможность рассматривать «месседж» Патриарха как нечто завершенное, позволяет разглядеть его идеологию, разобрать ее ключевые тезисы.

Симфония для Церкви и государства

Само слово «идеология» Патриарх Кирилл использует неохотно, однако его доктрину трудно определить иначе как идеологическую. Как известно, идеология – это определенный комплекс представлений, призванный служить инструментом воздействия на массовое сознание. «Иногда говорят, что страна не может жить без идеологии, что непременно нужна идеология, – в частности, поделился Патриарх своими размышлениями во время визита в Краснодар в конце прошлого года. – Я задал себе вопрос: так ли это? И подумал – это неправда. Нам не нужно больше никакой идеологии. У нашего народа есть сильная, ясная христианская система ценностей». Патриаршее недовольство, очевидно, направлено не против идеологии как таковой, а лишь против секулярных ее форм, место которых должно занять православие: «Религиозное мировоззрение может стать реальной альтернативой и поп-культуре, и идеологии».

Центральная тема, вокруг которой строится большинство выступлений Патриарха Кирилла, – взаимодействие Церкви, общества и государства. Неслучайно, что, став Патриархом, он зафиксировал приоритетность этого направления церковной политики созданием специального синодального Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества (ОВЦО). Название данного учреждения воскрешает в памяти «Главное управление свободного времени» из комедии Эльдара Рязанова. Важным участком работы нового отдела Патриархии, расположившегося в двух шагах от здания российского правительства, является сотрудничество с госструктурами. Рождается недоумение: неужели общество в условиях провозглашенной свободы совести не может без бюрократического регулирования решить, как ему строить свои отношения с Церковью? Патриарх Кирилл считает, что не может.

На самом деле «взаимодействие» выстраивается не столько с обществом, сколько с государством – под предлогом совместного радения об общественном интересе, «чтобы сочетание земного и небесного, усилий церковных и усилий государственных было направлено на духовное и материальное процветание людей». По замыслу главы РПЦ, государственная власть обязана обеспечить обороноспособность и внутренний порядок в стране, а Церковь призвана заняться социальной работой, насаждением нравственных ценностей, защитой «культурного кода» нации и даже укреплением «русского мира».

Согласно евангельской притче, для доброго пастыря целое стадо ничуть не важнее одной заблудшей овцы, поэтому христианская проповедь обращена к человеку персонально. Характерная особенность «пастырской стратегии» Патриарха Кирилла – адресация к государственным мужам, к социальной элите, к массам. Деятельность Патриарха нацелена на опеку общественного пространства путем «православизации» последнего. При этом на заднем плане оказывается нравственная жизнь каждого человека, индивидуальные грехи которого подлежат амнистии: «Общество не должно карать человека за нарушение нравственности, если он в своей личной жизни не живет согласно моральным установлениям. Но в публичной сфере оно должно поддерживать нравственные ориентиры, потому что в своей нравственной неустойчивости человек нуждается в этой поддержке». Только вот граница между «публичной сферой» и «личной жизнью» остается угрожающе неопределенной.

Свобода от зла

Заботой об общественном порядке и нравственности обосновывается также создание церковной доктрины, нацеленной на дискредитацию идеи свободы и прав человека. По сравнению с риторикой новой доктрины блекнут даже перлы схоластики. «Свобода дарована человеку для того, чтобы он имел возможность самостоятельно сделать выбор в пользу осознанного подчинения себя абсолютной и спасительной воле Божией». Этот тезис восходит к логике библейского нравственного дуализма, согласно которому человек стоит перед выбором пути добра или пути зла. Только при этом как в Библии, так и вслед за ней во всей европейской гуманистической культуре акцентируется значение выбора, совершаемого личностью самостоятельно.

Мысль Патриарха Кирилла движется в ином направлении. У него свобода предстает ситуативной технической задачей с готовыми решениями, а не экзистенциальной проблемой человеческого бытия. Причем «свобода от зла является самоценной. Свобода же выбора приобретает ценность, а личность – достоинство, когда человек выбирает добро». Выстраивается странная логика, в рамках которой не только значимость морального выбора, но и само достоинство личности определяется лишь одобрением Церкви. Тем самым Церкви присваивается роль верховной инстанции, обладающей привилегией ранжировать людей по степени их достоинства.

Лейтмотивом выступлений Патриарха Кирилла является утверждение, что настоящая свобода – исключительно «свобода от зла». Поскольку «свобода не может быть самоцелью», а служит лишь средством для правильного морального выбора, само право каждого выбирать оказывается чем-то, чем можно пренебречь. И это даже необходимо, дабы гарантировать «торжество добра» во всеобщем масштабе, которому и без того сильно мешает либеральная доктрина прав человека, способствующая пагубному «раскрепощению греховного индивидуума».

Чтобы облегчить окаянным грешникам бремя «верного выбора», Церковь «во взаимодействии» с государством берется руководить поведением людей, выступая в роли рупора их совести. Данная инициатива Церкви преподносится как богоугодное дело, а не какой-то произвол; как освобождение, а не принуждение. «О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся». Неожиданно современно звучат слова Великого Инквизитора из пророческой легенды Федора Достоевского┘

Истинные ценности

Конечно, сравнение с Великим Инквизитором условно, тем более что последний был настоящим аскетом, ходил в старой поношенной рясе, а Кирилл – человек вполне современный, светский, понимающий толк в предметах роскоши. Судя по всему, именно в обществе «солидных господ» Патриарх видит людей своего круга, своих «ближних» в прямом смысле слова. Во всяком случае, его высказывания по социально-экономическим вопросам складываются в идеологию, выражающую интересы и даже тайные заботы богатых: «Что делать с богатством дальше? Для думающего человека это настоящий экзистенциальный вопрос». Славословие богатства у Патриарха беспрецедентно не только для православной традиции, но даже для протестантской этики с ее апологией капитализма.

«И богатый, и бедный должен понимать: все то, чем мы владеем, – это дар Божий». Казалось бы, данное утверждение Предстоятеля РПЦ не противоречит традиционной церковной морали, призывающей за все благодарить Бога и мириться с тем, что есть. Однако оратор идет дальше, усматривая именно в богатстве особый «божественный дар» и избранничество: «Бог избирает людей и в каком-то смысле проверяет их на подлинность, на честность. Он дает человеку деньги: «используй их». Даже избранность России проявляется для Патриарха Кирилла в том, что, по его представлению, «в России легко быть богатым». При этом происхождение богатства остается вне рассмотрения: неисповедимы пути, которыми распределяются «дары» Господни.

Говоря о деньгах, Патриарх неоднократно называл их «реальными ценностями» и даже «истинными ценностями». Развивая эту оригинальную аксиологию, он выдвинул рискованную богословскую гипотезу, что «материальные блага не только улучшают условия жизни человека, но и могут содействовать созиданию духовных ценностей┘ более того, это богатство, через духовные ценности, входит в Божие Царство». Поскольку богатый в отличие от бедного способен совершать более весомые «добрые дела», то он, с точки зрения Предстоятеля РПЦ, находится «ближе к Богу». Правда, согласно Евангелию, Христос предпочитал общество бедных и призывал следовать за собой, оставив богатство. Но по толкованию Кирилла, слова Христа обращены исключительно к претендующим на высшее духовное совершенство.

К тому же в распоряжении богатых – возможность содействовать спасению души, занимаясь благотворительностью и жертвуя Церкви. Последнее особенно важно, ибо, по убеждению Патриарха Кирилла, только богатая Церковь способна быть по-настоящему сильной и социально эффективной. Кроме того, благотворительность необходима в качестве профилактики социальной напряженности и революционных волнений: «Мы не можем наступать на одни и те же грабли, индифферентно относясь к столь резкой материальной пропасти между богатым меньшинством и бедным большинством. В начале XX века такая беспечность обошлась нам слишком дорогой ценой, чтобы платить ее еще один раз».

Но за этим не следует вывод о необходимости реального улучшения благосостояния бедного большинства и обеспечения равенства возможностей для всех. «Государство, которое стремится бороться с бедностью, постоянно попадает в ловушку невозможности решить эту проблему». Вдобавок Патриарха тревожит мысль, что «если все население земли будет жить так, как сейчас живут богатые люди, то земные ресурсы закончатся уже через сто лет». Поэтому необходимо поддерживать status quo, сохранять пропорциональное соотношение доли богатых и бедных в обществе, следя лишь за тем, чтобы имущественный разрыв между ними не слишком бросался в глаза и не провоцировал социального конфликта. И не требуя от богатых отказа от расточительного образа жизни, Патриарх Кирилл призывает к умеренности в стремлениях всех остальных, произнося им проповеди о «бездуховности» общества потребления.

Важную цель социальной работы глава РПЦ видит в цементировании существующей системы. Общество должно сохранять вертикальную структуру, которую Кирилл выразил в следующей неосредневековой формуле: «правители, предприниматели, простые труженики». Главная тяжесть новой феодализации выпадает на долю последнего сословия – «простецов», коим вменяется в обязанность «хорошо и честно трудиться, не воровать, не тянуть на себя, не нарушать дисциплину». И тут встает вопрос о способности к долготерпению, которую Патриарх Кирилл объявляет одной из главных добродетелей простого русского народа, проявлением его «пассионарности»: «Наш народ не потерял этой внутренней силы, пассионарности... Для нас отключение водопровода, особенно в глубинке, не потрясет основ национальной жизни. Перебои с электричеством преодолеем. Даже проблемы с регулярной выплатой зарплат! Потому что умеем терпеть». Но это уже прикладные аспекты всеобъемлющей социальной программы Предстоятеля РПЦ.

По мнению главы Московского Патриархата, настоящая свобода – исключительно свобода от зла. Фото с сайта www.patriarchia.ru

***

Своими амбициями Патриарх Кирилл напоминает Римских Пап эпохи Ренессанса, не желавших довольствоваться ролью церковных владык и активно вторгавшихся в сферы политических и деловых интересов. Удивительно, что подобный тип религиозного деятеля оказался востребованным в России – стране совсем других традиций. В чем тут причина? Думается, разгадка связана с глубинной трансформацией, которую претерпевают ныне Россия и сама народная душа. В этой душе меняется система нравственных координат, где вместо былых идеалов – любви и бескорыстия, совестливости и искренности, солидарности и справедливости – неумолимо утверждаются противоположные принципы. Прежние идеалы отмирают, отдаваясь мучительной фантомной болью. Чтобы облегчить эти страдания, нужен хороший «анестезиолог», который способен внушить обществу, что оно не потеряло нравственного достоинства, что у него еще есть «что-то святое», симулякром чего и предстает Церковь. Парадокс в том, что для такой миссии нужен человек уже нового типа, «успешный» с точки зрения новой парадигмы – иначе его просто не станут воспринимать всерьез. Поэтому Патриарх Кирилл вполне уместен в роли духовного лидера современной России. Не зря же говорится: каков поп, таков и приход; но справедливо ведь и обратное утверждение.