В наше время западный буддизм привычная вещь. Нисколько не поражаешься, увидев на улицах Амстердама или Лондона европейца, облаченного в желтое одеяние бхикшу (санскр. «нищенствующий монах». – «НГР») или дзэнскую монашескую рясу. Однако еще лет сто назад (по буддийским меркам срок крошечный) все было иначе.
Как-то мне довелось увидеть фото начала XX века, на котором был запечатлен бритоголовый европеец в буддийской одежде. Им оказался англичанин Аллен Беннет (1872–1923), приятель знаменитого оккультиста Алистера Кроули. Он занял у мага денег и уехал на Цейлон, где в 1901 г. стал послушником в одной из школ Тхеравады, «южной» ветви буддизма. Но в ту пору таких были единицы.
Начало проповеди учения Будды на Западе было связано с буддийским возрождением на рубеже XIX–XX веков в странах Дальнего Востока и Южной Азии. Миссионерский выход за пределы традиционного ареала – следствие этого процесса.
Нечто подобное происходило не только в буддизме, но и в индуизме. Поэтому неудивительно, что посланцы индуизма и буддизма встретились на Парламенте религий в Чикаго в 1893 г., куда впервые съехались представители самых разных верований. На этой встрече индусы произвели большее впечатление на западную публику, чем буддисты. Блиставший в Чикаго Свами Вивекананда (1863–1902) получил британское образование, и английский был для него родным. Он знал, что ожидают от него европейцы, и сумел облечь свою проповедь в надлежащую форму.
Напротив, дзэнский наставник Соен Сяку (1851–1919) языка не знал и в западной культуре был не слишком сведущ. Более того, индуизм был воспринят Западом сквозь призму модного немецкого идеализма и пришелся ко двору. Буддизм показался слишком аскетичным и загадочным, его время еще не пришло. У него все было впереди, недаром доклад Соена был переведен на английский его молодым учеником Дайсэцу Тэйтаро Судзуки (1870–1966), который уже в XX в. сделал больше, чем кто-либо иной, для знакомства Запада с дзэн.
XX век – время медленного, но неустанного проникновения буддизма на Запад. Осуществлялось оно по двум каналам: академическому и миссионерскому. Кафедры буддологии были созданы в крупнейших европейских и американских университетах, священные тексты активно переводились на западные языки. Нередко каналы совпадали: многие виднейшие специалисты по буддизму были и практикующими буддистами – например, итальянец Джузеппе Туччи (1894–1984) или британец немецкого происхождения Эдвард Конзе (1904–1979).
После Второй мировой войны интерес к буддизму заметно возрос, и буддийским наставникам, прибывшим из Азии, досталась благодарная аудитория. Однако буддизм на Западе в ту пору привлекал весьма специфическую публику, которая понимала его очень по-своему.
Прежде всего это была богемная молодежь, которая в 50-е гг. именовалась битниками, а в 60-е – хиппи. Разочарованные в традиционных ценностях бунтари с удовольствием окунулись в поиски нирваны. Но понималась она как свобода от любого авторитета. Казалось, непредсказуемый дзэн давал для этого основания. Знаменитое высказывание китайского чаньского («дзэн» – японский вариант китайского термина «чань» или санскритского «дхьяна». – «НГР») наставника Лин-цзы «Встретил Будду – убей Будду, встретил патриарха – убей патриарха!» чем не лозунг для анархистского бунта?!
Но в восточной культуре, пронизанной почтительностью к старшим, дзэнский парадокс шокировал и пробуждал. За видимой реальностью открывалась другая, ее превосходящая. Молодой западный бунтарь парадокса не замечал. Так что дзэнские «болевые приемы» выступали как экзотическая санкция своеволия. Можно было, конечно, обойтись и без нее – бунт в санкциях не нуждается, но так было веселее и круче.
Удачей буддийских наставников стало то, что они сумели обратить энергию своеволия на поиск внутренней свободы, невозможной без аскетической дисциплины. Бегство от собственной традиции закончилось для их питомцев (хотя далеко не для всех) укоренением в чужой. Начали с переворачивания столов, а закончили чайной церемонией, которая, как известно, за столом и совершается. Как это происходило, можно прочесть в эссе самого известного битника всех времен и народов Джека Керуака (1922–1969), напечатанном в небольшом сан-францисском журнале в 1960 году.
После долгих лет писания в стол, неумеренного потребления алкоголя и беспорядочного чтения буддийских текстов Керуак наконец опубликовал свой знаменитый роман «На дороге» и был приглашен в Нью-Йорк на какое-то мероприятие в его честь. Изрядно там набравшись, писатель с двумя товарищами по ремеслу оказался посреди ночного Манхэттена и вдруг вспомнил, что неподалеку проживает Тэйтаро Судзуки, в ту пору преподававший в Колумбийском университете.
Судзуки, тогда уже глубокий старик, нисколько не удивился ночному звонку от «американских бодхисаттв», как представил себя и собутыльников Керуак, и пригласил их в гости. Глуховатый японец открыл лишь с третьего звонка, но вопль Керуака «Почему Бодхидхарма пришел с Запада?», который, по замыслу американца, должен был прозвучать как коан (дзэнская парадоксальная загадка. – «НГР») и подорвать авторитет наставника, нисколько не сбил того с толку. Добродушно хихикнув, Судзуки предложил гостям заняться сочинением хайку, а сам удалился готовить чай.
А дальше, по словам Керуака, случилось чудо. Чай оказался густым и крепким, но протрезвел он вовсе не от него, а оттого, что почувствовал себя участником древнего и строгого ритуала. Наставник точно знал, кому какую чашку подать и кому куда сесть. Все слова про бодхисаттв и первого чаньского патриарха Бодхидхарму вдруг потеряли смысл для Керуака. Вероятно, у неприкаянного битника возникло ощущение возвращения домой. Выходя в ночную тьму, он сказал хозяину: «Я бы хотел провести с вами остаток жизни». И услышал в ответ: «Когда-нибудь».
Этого «когда-нибудь» с Керуаком не случилось, через несколько лет он умер от профессиональной писательской болезни – цирроза печени. Но тем не менее многие его современники нашли в себе волю овладеть обширным арсеналом буддийских психотехник. Кто-то из них навсегда остался насельником буддийских обителей, которые есть теперь и в жарком Провансе, и в холодном Онтарио. Большинство же, пробыв в них положенный срок, вернулись в мир. И, по дзэнской поговорке, увидели в нем те же горы, леса и реки. Изменились лишь они сами.