Владимир Медынский В последние 10-15 лет проблема раскола в Русской Православной Церкви (РПЦ) со всей остротой встала на повестку дня. Особенно пышно расцвели расколы на Украине, есть они в Прибалтике, есть и в других частях бывшего СССР. Все это можно было предвидеть. Как только какая-то национальная республика получает политическую самостоятельность, ее власти зачастую стремятся к созданию подконтрольной (национальной) Церкви.
Расколы внутри Церкви в современной России менее масштабны, чем, например, на Украине. Это объясняется тем, что РПЦ шаг за шагом идет на сближение с государством, а государство хочет контролировать Церковь. Власть неохотно дает права церковным объединениям, альтернативным Московскому Патриархату. В силу такой позиции государства, а также ввиду обрядоверия значительной части верующих, вообще не подозревающих о богословских вопросах, расколы в России не являются определяющими факторами церковной жизни.
Но есть особые, идейные расколы, существующие уже много десятилетий, пустившие после падения коммунизма свои корни и в России. К их числу прежде всего относится так называемая Русская Православная Церковь Заграницей (РПЦЗ), возникшая в 1920-е годы за пределами СССР, в сербском городе Сремские Карловицы (отсюда обиходное название "карловчане"), как оппозиция Митрополиту Сергию (Страгородскому), впоследствии Патриарху Московскому и всея Руси.
"Объединяйтесь!" - вот лозунг, выброшенный в последнее время некоторыми церковными людьми и даже светскими СМИ. Сторонники объединения вдохновляются разговорами о двух расколотых революцией частях Русской Церкви, которые теперь должны слиться в юрисдикции Московского Патриарха. Идейные вдохновители объединения прежде всего желают укрепить право-консервативную часть РПЦ. Основная масса расположена к объединению с карловчанами потому, что переживает раскол как рану на теле Церкви. Есть и такие, кто говорит об объединении в силу инерции, веря призывам своих духовных руководителей.
Скажем сразу: раскол действительно является раной, однако с канонической точки зрения РПЦ не может быть безразлично, с кем и как она объединяется. Всякая Церковь должна заботиться о канонической чистоте своей иерархии, беречь апостольское преемство священства, остерегаться неправильно рукоположенных клириков.
Вот примеры. В 1920-1930-е годы существовал обновленческий раскол, возникший по инициативе коммунистической власти. Со временем обновленцы, потерявшие влияние на массы, стали все дальше отходить от церковных реформ и перекрашиваться под традиционную Русскую Церковь: они заговорили об объединении расколотых частей Церкви, об опасности такого положения для православной веры и т.д. Однако Московский Патриархат отверг такое объединение, настаивая на покаянии обновленцев и новом рукоположении тех представителей их иерархии, которые получили сан, будучи в расколе. Клирики, законно получившие священство, принимались в РПЦ в том сане, который они имели до ухода в раскол.
Так же и теперь находящиеся в расколе лица могут быть приняты только после покаяния по тому же принципу, как и обновленцы. Но подходят ли под эту категорию карловчане, не имеющие никаких обрядовых и догматических отступлений, являющиеся противниками всех реформ? Рассмотрим этот вопрос.
В 1990-х годах Зарубежная Церковь открыла в России, на "канонической территории" РПЦ, свои параллельные епархии и приходы. Сюда устремились те верующие, кому была близка карловацкая идеология, и некоторое число клириков РПЦ, находящихся в конфликте со своими епископами. В Московском Патриархате постоянно заявляют о своей "канонической территории", выступая против открытия в России католических храмов или даже в связи с преобразованием католических церковных структур. Но в открытом разговоре сторонники союза с РПЦЗ предпочитают помалкивать о проблеме параллельных епархий и приходов.
Карловчане имеют поврежденную с канонической точки зрения иерархию. И это препятствие едва ли преодолимо покаянием. Хиротония не зависит от покаяния, либо она есть, либо ее нет. Иерархи РПЦЗ совершали свои хиротонии в состоянии запрещения от российской высшей церковной власти. Кроме того, Зарубежная Церковь принимала в сущем сане обновленческий епископат, который никогда не признавался РПЦ. Такие примеры не единичны. Это прежде всего митрополит Берлинский Серафим (Ляде), получивший архиерейский сан у украинских обновленцев, бывший членом обновленческого Синода, близкий к самому Митрополиту Александру (Введенскому). Митрополит Серафим рукоположил многих священнослужителей РПЦЗ, но каково каноническое достоинство этих хиротоний? Не утруждая читателей этим вопросом, достаточно ясным для специалистов по каноническому праву, укажем только на принятых карловчанами обновленческих иерархов: архиепископа Игнатия (Жебровского), лишенного сана самими обновленцами, архиепископа Николая (Автономова), перешедшего из Зарубежной Церкви к католикам.
Итак, объединение Церкви нельзя путать со всеобщей коллективизацией. Раскольники могут приниматься только по установленному чину и при условии покаяния в ереси. Безусловно, разрешение такого важного вопроса, как прием клириков РПЦЗ, принадлежит компетенции Поместного Собора.
Перспектива созыва такого Собора весьма туманна, и это печально. Жаль, что в РПЦ нет места открытой, свободной дискуссии, в том числе и между сторонниками разных точек зрения в вопросе об объединении с РПЦЗ. У карловчан есть хотя бы видимость соборного обсуждения. Правда, там тоже, видимо, боятся открытой дискуссии, слишком много опасностей таит такое обсуждение.
Приживется ли решение об объединении с карловчанами в исторической перспективе? Не надо утешать себя тем, что ныне народ безмолвствует. Придет время, когда церковная общественность достигнет такого уровня, что предметом ее внимания будут не только ИНН и экуменическая проблематика, но и вопросы церковного возрождения, нормализации приходской жизни, наконец, ключевой для современной церковной жизни вопрос о соборности Церкви.
И как бы ни старались некоторые церковные деятели отсрочить время церковного возрождения в России, верим, оно наступит. Придет долгожданный час возрождения, которое нельзя свести к открытию храмов, увеличению численности людей, декларирующих свои симпатии к православию, и прочим, чисто внешним характеристикам церковной жизни. Впрочем, это тема для отдельного разговора.
