Помни, читатель, что и ты смертен

Cергей Мохов. Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия. – М.: Common place, 2018. – 360 с.

«Чувствуете, мистер Андерсон? Вот она, смерть. Вот она... Я должен вас поблагодарить, ведь в конце концов именно на вашем примере я понял, в чем смысл любой жизни: в том, что она когда-нибудь закончится». Название книги Сергея Мохова действительно заставляет вспомнить брошенную агентом Смитом в поединке с Нео фразу. На Западе похоронная индустрия сначала обособилась от религиозных и цеховых практик (превратившись, собственно, в индустрию), потом стала домом для смелых бизнес-проектов и научно-технических инноваций, и сегодня, наконец, становится в ориентации на индивидуальность клиента чем-то похожа на модное крафтовое пивоварение – продолжая обслуживать наиболее консервативные духовные запросы человечества. Колониальный и постколониальный Восток, как водится, тоже пошел своим последним путем. В России, присоединившейся к коммерческому danse macabre погребальной индустрии всего четверть века назад, пережить собственную смерть и выйти с достоинством из этого затруднительного положения – нетривиальная задача. Ее делают таковой и исторические бури XX века, и своеобразные представления строителей светлого будущего о месте покойника в светлом коммунистическом завтра, и перекосы постсоветской экономики. И история сферы ритуальных услуг в изложении Сергея Мохова – это в первую очередь история бизнеса и экономических отношений.

Первая «промышленная революция» в смерти произошла вместе с Реформацией и заключалась она в том, что монополия на похороны перестала принадлежать Римской церкви. Радикальный сдвиг в европейском религиозном сознании привел и к пересмотру погребальных практик. Средневековая Европа верила в телесное воскресение – для верующих было важно погребение у стен храма, внутри церковной ограды. Реформация провозгласила принцип Sola gratia («Только благодатью»), и прикосновение к благословенной земле перестало быть таким уж необходимым – кладбища стали отдельными объектами. Но христианский взгляд на мертвое тело, который, по процитированному автором выражению историка Филиппа Арьеса, окружал его особым сакральным пространством, остался в целом неизменен. Таким образом, смерть обзавелась собственным пространством, уже не прямо зависимым от церкви и не включенным в инфраструктуру средневекового города (в котором обыденностью были организованные среди могил на церковном погосте ярмарки и мистерии). Этот момент логика текста и делает началом самостоятельной истории обслуживающей смерть индустрии.

Исследуя историю похоронного дела, автор не упускает случая шепнуть читателю: Memento mori! Так, описание того, как организация погребальной церемонии в Англии Нового времени легла на плечи Гильдии геральдистов, сопровождается экскурсом в совсем недавнюю историю: похороны королевы-матери Елизаветы в 2002 году сопровождались оглашением всех ее 437 титулов. Его произвел глава благополучно просуществовавшей до наших дней геральдической службы Питер Гвинн-Джонс. Поделившись своими функциями с коммерсантами, обслуживавшими «по дворянскому разряду» представления окрепшей вместе с развитием капитализма буржуазии о достойном погребении, служба герольдов благополучно просуществовала до наших дней и в обозримом будущем вряд ли прекратит свое существование.

Приобретая с течением времени все более светский характер, смерть становится предметом обсуждения и эстетизируется. В XIX веке своеобразная мода на нее достигает своего пика, и на помощь похоронным бюро, стремящимся угодить утонченному вкусу клиентов, приходят новейшие достижения науки и техники: от фотографии, в искусстве которой посмертный снимок стал отдельным жанром, до химии, возродившей в XIX веке искусство бальзамирования. Читая о том, как последнее стало популярно во время Гражданской войны в США и как забальзамированное тело Авраама Линкольна демонстрировали публике в разных штатах в качестве национальной реликвии, читатель невольно задается вопросом: уж не повальный ли американизм первых лет советской власти привел к появлению на Красной площади мавзолея?

Вообще, раздел, посвященный похоронному делу в России, сохраняя общую структуру книги, читается совершенно по-своему. Если предшествующее ему описание погребальной индустрии Запада может при желании стать легким чтением, приправленным поданными с известной долей черного юмора историческими курьезами, то раздел об «отеческих гробах» повергнет неподготовленного читателя в шок еще в оглавлении. «Идеальные поломки»: неработающая инфраструктура и похоронный ритуал» – отличное название для главы о состоянии сферы ритуальных услуг в современной России, не правда ли? А проиллюстрирована она ничуть не менее обильно, чем остальные.

Разочаровывает в книге, пожалуй, только недостаток внимания к музыкальному сопровождению похорон. О нем автор упоминает вскользь, не вдаваясь даже в названия траурных композиций. А ведь и христианские скорбные песнопения, и «Вы жертвою пали в борьбе роковой» на похоронах русских революционеров – существенная деталь не только истории индустрии ритуальных услуг, но и образа похорон в целом. Вряд ли у российского читателя получится представить себе похоронную процессию так, чтобы в голове не заиграл «Траурный марш» Шопена. Тем не менее в будущее автор смотрит с оптимизмом, достойным описанных в последних главах похоронных бюро, предлагающих космическое погребение или превращение праха усопшего в алмаз. На своей странице в Facebook он анонсировал исправленное и дополненное переиздание – возможно, кладбищенская тишина над живой и увлекательной историей похоронного дела еще развеется.