Что думал Бергольо, пока не стал папой

Хорхе Марио Бергольо, Авраам Скорка. О небесном и о земном. 

– Текст: Книжники, 2015. – 286 [2] c.

Можно сказать, что русское издание сборника бесед архиепископа Хорхе Марио Бергольо, ныне известного как папа Римский Франциск, и аргентинского раввина Авраама Скорки несколько запоздало. На Западе эту книгу стали читать и переводить, как только новый понтифик вышел на балкон собора Святого Петра. Все хотели понять, кто такой аргентинский папа, каких он придерживается взглядов, по какому пути поведет Церковь. Сейчас это более-менее понятно.

В западной прессе эта книга давно разошлась на цитаты. Например, Бергольо говорит о дьяволе: «Я верю, что дьявол существует. Пожалуй, его величайший успех в наше время состоит в том, что он внушил нам, будто он не существует, будто все упорядочивается в чисто человеческой плоскости». Эти слова человека, ставшего папой, приводили, чтобы подчеркнуть его консерватизм и латиноамериканскую эксцентричность.

Или вот – из разговора об однополых браках: «Если Господь при сотворении мира рискнул и сотворил нас свободными, то кто я такой, чтобы вмешиваться?» Эту фразу Бергольо вспоминали те, кто рассчитывал на либерализацию пусть не церковной доктрины, но хотя бы практик.

Несомненное достоинство книги состоит в том, что собеседники изъясняются легким и доступным языком, даже когда ссылаются на интеллектуальную традицию. Нет казенных формулировок в духе межрелигиозных круглых столов. Нет и зауми кабинетных теологов, которые, в отличие от обычных людей, по ночам считают не овец, а ангелов на кончике иглы и поэтому плохо спят. Это диалог тех, кого в религиозном мире принято называть пастырями, духовными учителями. Они имеют дело с живыми людьми, а не только с Фомой Аквинским и чиновниками.

В недостатках книги, в свою очередь, нет особенной вины Бергольо и Скорки. Они общаются как друзья и не обязаны играть придуманные роли, бросаться друг на друга с кулаками. В результате их диалог практически лишен остроты. Это касается и темы отношения Католической церкви к евреям, ее поведения во время холокоста. Казалось бы, тут собеседникам придется повысить голос. Но они очень деликатны друг с другом, и может даже показаться, что архиепископ убеждает раввина.

Это естественно для друзей и вместе с тем искусственно, если диалог Бергольо и Скорки призван продемонстрировать способ преодоления противоречий, конфликтов между верующими. Стороны слишком быстро и охотно находят общий язык. В книге нет и следа мучительного поиска взаимопонимания. Впрочем, может, у евреев и католиков в Аргентине все гладко? Но тогда и книгу бы не издавали. Тогда и разговора о католическом антисемитизме у Бергольо и Скорки бы не случилось.

Скорое стирание противоречий означает, что и такая цель диалога, как взгляд на себя глазами Другого, лучшее понимание самого себя через общение с Другим, не достигается. Сложно проникнуться уважением к чужой точке зрения, чужим идеям, чужой вере, если не осознавать хотя бы частичную условность, ограниченность собственных взглядов. В диалоге Бергольо и Скорки ничто не подталкивает к этому собеседников, они как будто лишний раз убеждаются в том, что во всем правы.

Отвечает ли книга на вопрос о том, кто такой папа Франциск? И да, и нет. Да, потому что мы видим в хорошем смысле приземленного человека, не убегающего от реальности и неагрессивного. Примерно такой стиль понтифик и пытается привить Церкви.

Вместе с тем папа Римский – политик. Он вынужден лавировать между кланами и группами влияния. Он должен оберегать наследие прежних пап. Он должен заниматься профилактикой раскола, не уходить ни в чрезмерный либерализм, ни в бронебойный консерватизм. Рим заставляет иерарха из церковной провинции смотреть на мир немного под другим углом, чем когда он был в Буэнос-Айресе.

А вот раввину Аврааму Скорке стоило бы снова, сейчас поговорить со своим другом. Вдумчиво. Что бы он увидел и услышал?