Как поссорились два философа

В.В. Зеньковский. Из моей жизни: Воспоминания. 

– М.: Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына; Книжница, 2014. – 464 с.

Протоиерей Василий Васильевич Зеньковский (1881–1962) известен главным образом давно уже ставшей классической книгой «История русской философии». Вместе с тем он много занимался психологией и педагогикой. Публикуемые мемуары Зеньковского показывают, что он не отделял свои научные интересы от веры, стремясь включить их в религиозное служение.

В частности, как педагог Зеньковский выступил активным создателем, а затем и руководителем Русского студенческого христианского движения (РСХД). Оно возникло в эмиграции при непосредственной поддержке солидной международной Ассоциации молодых христиан (YMCA). Движение стремилось помочь юным эмигрантам сохранить религиозную и культурную идентификацию, не дать им раствориться в культурах стран рассеяния.

Одновременно Зеньковский стремился на религиозной основе, в том числе и при помощи РСХД, объединить политически раздробленную эмиграцию. Жизнь показала, что прав был не Зеньковский, а епископ Евлогий (Георгиевский), возразивший ему: «Если здесь, за молитвой, вы видите людей разных убеждений (Бердяев и другие – с другой стороны генерал Миллер), то вне молитвы они сами никак не могли бы высидеть полчаса за одним столом».

Впрочем, как явствует из воспоминаний Зеньковского, за одним столом и ему самому бывало трудно сидеть с Бердяевым. Если внимательно читать «Историю русской философии», то можно заметить, что глава, посвященная Николаю Александровичу, написана с плохо скрываемой неприязнью к автору «Экзистенциальной диалектики божественного и человеческого».

Причина ссоры была следующая: в 1922 году у руководства YMCA возникла идея объединить религиозно-философскую академию Бердяева с РСХД. Один из руководителей движения Густав Кульман вел по этому поводу переговоры с Зеньковским. Как только они завершились, в тот же вечер Зеньковский поехал к Бердяеву, чтобы уведомить его о встрече и спросить, «в каких пределах, в каком направлении он считает возможным внести изменения в работу религиозно-философской академии». Естественно, Бердяев был очень взволнован решением, принятым за его спиной, и вскоре встретился все с тем же Кульманом. Парадоксальна реакция Зеньковского на слова Кульмана, удивленного тем, что о совещании стало известно Бердяеву: «Я сказал, что академическая корректность требовала это от меня». Представляется, что академическая корректность требовала совсем другого – изначального присутствия на совещании Бердяева. В случае же отказа со стороны Кульмана пригласить философа Зеньковский должен был просто прекратить переговоры. Так что обида Василия Васильевича на «недоверие», «а одно время и недоброжелательность» к нему знаменитого философа представляется абсолютно несправедливой.

Интересны портреты таких знакомых Зеньковскому религиозных деятелей, как митрополит Антоний (Храповицкий), архиепископ Сергий (Королев) или протопресвитер Александр Шмеман. Вспоминал автор мемуаров и о философах Льве Шестове, Павле Новгородцеве, Иване Ильине, а также о писателях и литературоведах Дмитрии Мережковском, Борисе Зайцеве, Альфреде Беме.

Так, Ильин «был очень красив, высокого роста, широкоплечий, ярким взором он сразу как-то приковывал к себе». Одновременно в нем «сидел боец; ему непременно нужно было обличать кого-либо, рубить, сечь, колоть». А Зайцев, напротив, «не доходил до края, в бездны не глядел. Он слишком тихий для этого». Может быть, поэтому и талант у него порой становился маленьким, и как человек Борис Константинович Зайцев оказывался больше писателя.

К сожалению, Зеньковский, как правило, давал довольно конспективные зарисовки своих встреч, избегая детализации, которая наверняка придала бы его мемуарам дополнительную ценность. Например, касаясь своих встреч и бесед с Дмитрием Мережковским и Зинаидой Гиппиус, он писал, что «с любопытством вслушивался в разговоры Мережковского», вспоминал, какой «интересной и умной была наша беседа» с Гиппиус. Но при этом обходил молчанием содержание бесед. Похоже, воспоминания Зеньковского – это тот случай, когда в пику известному рекламному слогану лучше говорить, чем молчать.