Биография без жития

Карпов Алексей. Андрей Боголюбский. – М.: Молодая гвардия, 2014. – 462 с.

Одной из проблем современного общества являются непростые отношения культуры и религии. Да, у нас секулярное государство. Но уважение чувств верующих никто не отменял. Наоборот, с недавних пор эти чувства защищает закон. Как в данном случае избежать конфликтов? Один пример: насколько корректно для православного верующего могут звучать критические оценки в адрес причисленного к лику святых последнего российского императора? С одной стороны, свобода слова. С другой – защита религиозных чувств.

Современный московский историк Алексей Карпов в работе над биографией князя Андрея Боголюбского (сер. 1120-х – 1174), причисленного Русской Православной Церковью к лику святых, оказался перед подобным вопросом. Ведь несмотря на давность лет, споры вокруг князя не прекращаются, в том числе и среди верующих. Так, знаменитый историк религии Георгий Федотов в числе прочего писал о нем: «Политическая деятельность князя Андрея Боголюбского по-разному расценивается современниками. На юге ему не могли простить погрома Киева, на севере Ростов и Суздаль были оскорблены возвышением Владимира. Вот почему летописные отзывы о нем не всегда благоприятны».

Карпов старается подойти объективно к оценке князя как политика. Он видит в стремлении Андрея Боголюбского к усилению собственной власти определенное социальное или политическое «пророчество» или предчувствие. Своими действиями в век раздробленности и междоусобных войн («парад суверенитетов» того времени) князь стремился к объединению земель, укреплению государственности, тенденции, которая начнет проявляться лишь спустя сотню лет после его смерти. Поэтому ученый, приводя высказывание другого критика Андрея Боголюбского – историка Василия Ключевского – о том, что «проявив в молодости на юге столько боевой доблести и политической рассудительности, он потом, живя сиднем в своем Боголюбове, наделал немало дурных дел: собирал и посылал большие рати грабить то Киев, то Новгород, раскидывал паутину властолюбивых козней по всей Русской земле из своего темного угла на Клязьме», отмечает, что Василий Осипович вынес «беспощадный, хотя и не во всем справедливый приговор князю».

Объективности ради отметим: тот же Ключевский писал, что на войне «Андрей любил забываться в разгаре сечи, заноситься в самую опасную свалку». Но «тотчас после горячего боя он становился осторожным, благоразумным политиком, осмотрительным распорядителем. У Андрея всегда все было в порядке и наготове; его нельзя было захватить врасплох; он умел не терять головы среди общего переполоха. Привычкой ежеминутно быть настороже и всюду вносить порядок он напоминал своего деда Владимира Мономаха».

В книге рассмотрен и вопрос канонизации Андрея Боголюбского. Он тоже в свое время стал предметом дискуссий. Федотов в качестве причины причисления князя к лику святых обращал внимание на то, что «его насильственная смерть произвела такое впечатление на современников, что тогда уже было внесено в летопись сказание о ней». О том же пишет и Карпов. Правда, касаясь роли князя в истории Церкви, исследователь справедливо замечает, что в церковном календаре имя Андрея Боголюбского связано не только с днем его памяти (4 июля). Историк обращает внимание на установленные им лично или тесно связанные с его деятельностью праздники. Это и Покрова Пресвятой Богородицы (1 октября), и день памяти святителя Леонтия Ростовского (5 июня), и другие…

Можно вспомнить и строительство Андреем Боголюбским церквей, многие из которых стали частью не только религиозного, но и общекультурного пространства. Как там у Наума Коржавина: «По какой ты скроена мерке?/ Чем твой облик манит вдали?/ Чем ты светишься вечно, церковь/ Покрова на реке Нерли?» Вот где светское и религиозное начало наверняка примирились.