Алексей Белов
Барт Эрман. Иисус, прерванное Слово: Как на самом деле зарождалось христианство». – Москва: Эксмо, 2010. – 352 стр.
Профессор религиоведения в университете Северной Каролины, доктор богословия и ученик знаменитого Брюса Мецгера Барт Эрман – автор двух десятков книг, посвященных раннему христианству, как правило, сразу после выхода в свет становящихся бестселлерами. Он не только настоящий ученый и серьезный исследователь, но и талантливый писатель, и это весьма удачное (и достаточно редкое) сочетание личных качеств делает его книги столь же популярными, сколь и познавательными. В данной работе он поднимает целый ряд серьезных и актуальных проблем – от научной методологии изучения священных текстов до антропологии и психологии верующего человека.
Среди прочих интересных открытий Эрмана стоит упомянуть, например, его ответ на вопрос об авторстве книг Нового Завета. Автор убедительно доказывает, что «из 27 книг Нового Завета только восемь почти наверняка написаны теми, кому традиционно приписывают их авторство». Можно себе представить, какое впечатление произведет этот факт на православного христианина, привыкшего слышать в храме перед чтением Евангелий возглашение священника: «От Иоанна (Марка, Матфея, Луки) Святое Благовествование»?!
Проанализировав рассказ о последних часах жизни Иисуса перед распятием (и апеллируя в том числе к еврейским традициям празднования Пасхи), Эрман приходит к следующему неожиданному и шокирующему для многих выводу: «Иоанн изменил историческую дату, чтобы подчеркнуть богословский момент: Иисус – жертвенный агнец. И чтобы преподнести этот богословский момент, Иоанну пришлось создать расхождение между своим и прочими повествованиями». Какой может быть реакция верующего, неоднократно читавшего и слышавшего фразу из Нового Завета «Все Писание богодухновенно»!
Но, пожалуй, самой важной для верующего христианина в книге Эрмана является глава «Лжец, безумец или Господь? Поиски исторического Иисуса», в которой автор поднимает сразу две проблемы – реальности исторического существования Христа и его божественности. Свою критику он начинает с изложения формулы «Трех L» знаменитого Клайва Льюиса: «Поскольку Иисус сам называл себя Богом, отсюда вытекают только три логических следствия – он был либо лжецом, либо безумцем, либо Господом». В ходе исследований до Эрмана «дошло, что божественность Иисуса – элемент богословия Иоанна, а не учения самого Иисуса». Эрман расширяет логическую триаду Льюиса, добавляя четвертый вариант – легенду. «Разумеется, четвертое слово я выбрал так, чтобы сохранить аллитерацию (англ. Liar, lunatic, Lord, legend. – А.Б.)», – пишет Эрман. И тут же считает необходимым пояснить: «Но это не значит, что я считаю Иисуса всего лишь легендой. Разумеется, нет! Я твердо верю, что он существовал и что нам кое-что известно о нем... То, что он называл себя Богом, – легенда, и я верю, что так могло быть... Ему вовсе незачем было быть либо лжецом, либо безумцем, либо Господом. Он вполне мог быть палестинским иудеем I века н.э., который распространял некое учение, но ни словом не упоминал о своей божественности».
В заключение позволю себе вернуться к одной из основных, если не главной теме книги – истории трансформации веры и убеждений самого автора, его превращению из фундаменталиста в агностика, произошедшему с ним в процессе изучения Библии. Будучи честным исследователем и добропорядочным человеком, Эрман на протяжении всего повествования постоянно напоминает читателю, что эта метаморфоза – его личный и сознательный выбор, а вовсе не неизбежный результат, к которому должен прийти каждый исследователь Библии. «Как только я понял, что Библия – человеческая книга, я осознал, что и христианство – на редкость человеческая религия. Она не спустилась к нам с неба. Ее создали здесь, на земле, последователи Иисуса – за десятилетия и века, прошедшие после его смерти. Но все перечисленное не сделало меня агностиком».
Так в чем же истинная причина его агностицизма? Оказывается, все дело в проблеме мирового зла. «Я расстался с христианской верой не из-за проблем, присущих самой вере, и не из-за осознания, что Библия – человеческая книга, а христианство – человеческая религия, – признается Эрман. – Все это верно, но не эти мысли помешали мне и впредь принимать христианский миф. Я утратил веру по причине, которую считал и продолжаю считать никак не связанной со всем перечисленным выше, – из-за страданий, которыми переполнен мир».
