Империя и религия. К 100-летию петербургских религиозно-философских собраний 1901–1903 гг.: Материалы Всероссийск. конф. – СПб: Алетейя, 2006,280 с.
Религиозно-философские собрания (РФС) начали свою работу всего за четыре года до первой русской революции и имели закрытый и полуофициальный статус. Светские и церковные участники собраний получили возможность высказываться на равных. Одни лишь имена тех, кто собирался в «малой зале» Императорского географического общества на Фонтанке, гарантируют этим собраниям почетное место в истории русской религиозной мысли.
Организаторами проекта были Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский, видным участником собраний был Василий Розанов. Со стороны Церкви вдохновителем собраний был митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский), а председательствовал на них епископ Сергий (Страгородский), будущий Патриарх Московский и всея Руси.
«Здесь собрались элементы, довольно непереваримые один для другого» – с такими словами епископ Сергий выступил на одном из заседаний. Действительно, «встреча рясы и сюртука» завершилась тем же, с чего и начались все дискуссии: констатацией того, что Церковь и интеллигенция отчуждены друг от друга. «Сюртуки» явно не признавали за «исторической» Церковью монополии на истину. Для большинства столичных интеллигентов православный храм был «выстужен», а проповедь среди интеллигенции выглядела насмешкой. «Рясы», со своей стороны, не могли принять богоискательские построения «сюртуков»: ни третьего завета Мережковского, ни теорий Розанова о браке и семье.
Собрания представляли собой невиданный до того времени гибрид церковного Собора и светского салона. Выступления многих участников проникнуты искренним желанием сблизить Церковь с интеллигенцией (например, доклад Валентина Тернавцева «Русская Церковь перед великой задачей», открывший первое заседание РФС). Но они так и не поняли друг друга.
По определению Александра Бенуа, собрания в итоге превратились в «суесловную говорильню», руководил которой... князь тьмы! В своих воспоминаниях Бенуа пишет, что обнаружил за классной доской в конце зала заседаний «гигантского роста чудовище... Оно наглядно символизировало то самое, что начинало мне мерещиться, выслушивая длинные, топчущиеся на месте прения (...), в которых все меньше и меньше искания истины и все больше и больше самого суетного софистского тщеславия».
Фантасмагория, нарисованная Бенуа, в точности совпадает с реакцией церковных ортодоксов на то, что происходило на собраниях. «Умники неумные выдумали журнал «Новый путь», – сказал протоиерей Иоанн Кронштадтский о журнале, в котором публиковались стенограммы заседаний РФС. – Это сатана открывает эти новые пути». Так был ли, по большому счету, нужен диалог между Церковью и интеллигенцией самим его участникам?
Религиозная философия в России развивалась преимущественно вне церковных стен. Петербургские собрания 1901–1903 гг. можно рассматривать и как подведение итогов ее развития за XIX век, и как первую попытку связать ее с реальным (как с официальным, так и с «народным») православием. Другие христианские конфессии на РФС представлены не были. Более того, никто и не подумал их приглашать, хотя вопросам веротерпимости, так же как и проблемам взаимоотношений Церкви и государства, были посвящены специальные заседания. Публиковать их стенограммы было запрещено.
Сегодня, спустя столетие после того, как РФС были закрыты по распоряжению обер-прокурора Синода Константина Победоносцева, читатель может сам судить о том, что это было – безрезультатный «невозможный диалог» или долгожданный «опыт встречи».