С.А. Иванов. Блаженные похабы: Культурная история юродства. – М.: Изд-во «Языки русской культуры», 2005, 448 с.
Юродство – один из самых странных феноменов в разного рода религиозных практиках. Во все времена во многих странах по городам и селам возле храмов и монастырей бродили плохо одетые или голые, дурно пахнущие люди, сознательно нарушавшие моральные принципы общества. Они заходили в трактиры и публичные дома, опрокидывали лавки торговцев, плевались на храмы, могли голыми спать на морозе вместе с собаками, говорить правду царям и предсказывать будущее.
Естественно, что разные религиозные институты, в частности и Православная Церковь, так и не выработали абсолютных критериев того, как отличить юродивых от обычных проходимцев, желавших выделиться столь необычным образом.
Книга Сергея Иванова посвящена именно этим странным людям, или блаженным, как их часто называли в народе. Автор прослеживает культурную историю и эволюцию юродства от Византии до Российский империи XIX века. Парадоксальным образом читатель не найдет однозначного ответа на вопрос, что же такое юродство. Автор пытается вывести определение этого типа святости апофатически, то есть методом отрицания. По сути, каждая глава представляет собой размышление на тему, кем не является «похаб».
Он не революционер и не модернист. Его «надругательства» над обрядами, сознательное нарушение привычного, в частности монастырского, распорядка жизни носят индивидуальный, принципиально невоспроизводимый характер. Кроме того, они направлены не на реформирование существующих традиций и замену их какими-то иными, а на обличение ханжества и лицемерия окружающих людей или общества в целом.
Например, некий старец приходит с учеником в женский монастырь, где одна из насельниц «чудачит». Она лежит «пьяной» у ворот монастыря, и игуменья с раздражением рассказывает о ней старцу. Ночью старец подсматривает за «пьяницей» и застает ее за усердной молитвой, которую блаженная прерывает, как только одна из сестер идет по нужде. Агиограф показывает всю затхлость жизни женской обители, с которой борется юродивая, вводя яркую бытовую зарисовку трапезы и заставляя игуменью долго и нудно объяснять, почему она предложила гостю одну еду, его ученику другую, а монахиням достаточно обильную трапезу. «Автор притчи старается быть беспристрастным, но его недовольство монахинями и занудностью объяснений игуменьи прорывается в том, что они, по его словам, «ели много и хорошо, и никто не разговаривал». Все это по отдельности вроде бы нормально и придраться не к чему, но в целом выходит пресное приземленное существование, в котором нет места ослепительному сиянию вечности». Именно против «пресного приземленного существования» и был направлен вызов юродивых во все времена и во всех традициях.
Блаженный – не сексуально озабоченный и сребролюбивый грешник и обжора, хотя все его действия внешне направлены на то, чтобы создать у очевидцев его подвига такое впечатление. Автор приводит множество примеров такого рода поведения. Например, в публичном доме один из юродивых рассказывает блудницам о Христе, заставляя их тем самым покаяться. Принародно поедая мясо в Великий четверг, юродивый весь Великий пост до этого ничего не ест, но об этом никто не знает.
В свою очередь, русские юродивые не политические деятели и не «борцы с тиранией». «Похабы», обличая пороки Ивана Грозного, не ставили под сомнение ни сам институт монархии как таковой, ни полномочия царя. Они лишь указывали на несовместимость отдельных поступков властей предержащих с христианской моралью. Блаженный Никола, кладя перед Иоанном IV кусок мяса в Великий пост, подчеркивает абсурдность внешнего соблюдения поста и убийство невинных людей.
Наконец, блаженный – не сумасшедший. Доказать это на протяжении всего периода существования юродства было особенно тяжело. Многие считали, что блаженные – это душевнобольные люди, чье место в лечебнице.
Однако примеры, приводимые Сергеем Ивановым, убедительно доказывают, что реальные юродивые вполне вменяемы, поскольку они без труда могут прекратить свои фокусы и без дурашливости отвечать своим немногочисленным ученикам, которые по большей части и стали основным источником информации для авторов последующих житий.