В поисках «сладчайшего соприкосновения»

Христос Яннарас. Избранное. Личность и Эрос. Серия «Книга Света». – М.: Изд-во РОССПЭН, 2005, 480 с.

Во вторую русскую книгу современного греческого философа и богослова Христоса Яннараса вошли три работы разных лет: «Хайдеггер и Ареопагит» (1971), «Личность и Эрос» (1976) и «Вариации на Песнь Песней» (1992). Если начало всякого философствования лежит в изумлении, то Яннарас прежде всего изумлен тайной личности, которую он понимает как «недостижимую «cердцевину» человеческой субстанции, ее личностную инаковость».

Характерным для своего мышления Яннарас считает «апофатическое понимание истины» (то есть никакое слово не в состоянии выразить ее), которое, по его же утверждению, решающим образом определяет греческую культурную идентичность «со времен Гераклита и вплоть до Григория Паламы». От богослова, заявляющего себя апофатиком по преимуществу, ожидаешь предельной скупости на дефиниции и их предельной образности, если уж пришлось что-то определять.

Однако первые 300 страниц «Личности и Эроса» буквально пестрят неудобоваримыми терминами, такими, как «при-сутствия», «пред-меты», «эк-стазы», «интеллектуально-онтические интерпретации сущности» и т.д. В их потоке и сами драгоценные понятия «логоса», «личности» и «любви» начинают бряцать металлическим звуком, как доспехи ахеянина, падающего с колесницы. Вспоминается философ Сергей Хоружий с его звонким теоретизированием об исихии (по-гречески «тишина, молчание»).

Влияние Хайдеггера, которого Яннарас называет «последний мистик «сущности» на Западе», в этом тексте присутствует постоянно. Даже самый метод спиралевидного кружения вокруг центральной темы восходит к этому немецкому мыслителю. Ведь, по меткому замечанию другого немецкого философа Ханса-Георга Гадамера, у Хайдеггера «понятийный анализ не идет путем аргументирующего перехода от одной мысли к другой, он все с новых и новых сторон рассматривает одну и ту же мысль». Но если у Хайдеггера языковая мощь, отраженная в первоклассных переводах Владимира Бибихина или Александра Михайлова, «придает понятийному описанию как бы пластику и третье измерение осязаемой действительности» (Гадамер) и его тексты властно затягивают чуткого читателя, то ученое труднословие «Личности и Эроса» просто наводит тоску. Не исключаю, однако, что в греческом оригинале этот текст более «читабельный».

К счастью, совсем не то мы находим в «Вариациях на Песнь Песней», завершающих книгу. Этот небольшой текст, подобный жемчужине редкой красоты, был написан Яннарасом в 1990 году. Сознательная ориентация на музыкальные вариации проступает здесь не только на поверхности, в таких элементах оглавления, как Modulatio, Ricercare, Cantus Firmus и т.д., но чувствуется и в композиции текста. Здесь уже немецкие удобрения, видимо, перебродили и видны дивные плоды подлинно современного богословия.

Думаю, текст этот централен не только для данной книги, но и для всего творчества Яннараса. Действительно, он относительно прост и доступен, но не потому, что «написан в более легком жанре религиозно-философского эссе», как утверждается в послесловии, а потому, что является плодом «свойственной зрелости простоты души, которая позволяет видеть невидимое», по словам самого же Яннараса. Централен он еще и потому, что вдохновлен самым таинственным текстом Библии.

Ведь Песнь Песней – это неуловимый центр Священного Писания, его стержень, на котором, как сказал когда-то рабби Акиба, «стоят весь Закон и Пророки». «Вариации» Яннараса – достойное приношение этой тайне Писания от философа, который, «глядя дальше понятий, «знает», что полнота жизни коренится только во взаимности отношения», то есть в торжестве Любви.

Вот, к примеру, одна из апофатических тем «Вариаций»: «Как ухватиться за ветви глиняными пальцами? Восхождение в любви подобно сизифову труду. Но мы существуем, только поднимаясь к парению неощутимого, только испытывая желание». Это сизифово «поднимание к парению неощутимого» и задает основной ритм «Вариаций» с его срывами в ад эгоцентризма и взлетами к экстатическим состояниям, в которых «даже математическая символика выражает опыт непосредственной эротической близости».

В таких состояниях рождается «язык любви», который сохраняет их, как ноты музыку, и позволяет к ним прикоснуться при чтении. «Ласка учит читать по складам на неведомом дотоле языке прикосновений. Малейший жест, неуловимое телодвижение, мимолетная улыбка – словно речь, впервые услышанная и захватывающая в своей значимости┘ Когда рождается любовь, рождается жизнь. С изумлением мы чувствуем, как нищета биологического существования вдруг преображается в богатство жизни. Рутина будней превращается в праздник, ибо теперь повседневность воплощает в себе взаимность отношения. Время перестает быть прошлым или будущим, пространство – ближним или дальним. Время есть только настоящее, пространство – только непосредственность присутствия».

Как видим, реальность хоть и противостоит дефинициям, но она, как выражается сам Яннарас, «проговаривается языком любви». Только языку любви даются метафоры «сладчайшего соприкосновения», как их ласково называл св. Иоанн Дамаскин. И вот еще одно «проговаривание» греческого богослова, ценное для всех любителей радостей жизни: «Если тебе случится – пусть на долю секунды – полюбить Бога личной любовью, трепет желания подстерегает тебя повсюду: в каплях весенней росы; в снеге, осыпающем серые кружева рябиновых ветвей; в лазури неба и моря в летний полдень; в осеннем благоухании первого дождя. Каждое проявление красоты, каждое исполненное мудрости творение – плод любовного порыва, дарованный именно тебе».

Хочется верить, что у Яннараса это не единственная работа такого уровня и что российские книгоиздатели нас еще порадуют именно его «легкими» текстами.