"Хочу простить, и бог меня простит..."

В светлые пасхальные дни в салоне "Классики XXI века" состоялся поэтический вечер, на котором были торжественно объявлены победители состязания в мировой паутине на лучшее религиозное стихотворение. Напомним, что в прошлом году организаторы (Свято-Филаретовская московская высшая православно-христианская школа, Московский союз литераторов и газета "НГ-религии") уже устраивали подобный конкурс в виртуальном пространстве. В жюри конкурса на этот раз вошли поэтесса Ольга Седакова, поэт и редактор журнала "Арион" Алексей Алехин, критик Илья Кукулин, поэт и редактор Татьяна Михайловская и другие.

Для выявления призеров была разработана следующая процедура. Каждый из экспертов выбрал пятерку лучших авторов. Суммируя число первых, вторых и т. д. мест, оргкомитет и определил лауреатов.

Победителем стала московская поэтесса Наталья Черных. На втором месте житель Красноярска Игорь Смирнов. На третьем - Тимур Зульфикаров.

Девять авторов названы лауреатами конкурса и им вручены памятные награды. Это Надежда Муравьева, Вадим Терехин, Людмила Вязмитинова, Ирина Бессарабова, Оксана Перепелица, Марина Петрова, Александр Зорин, Андрей Борейко и Давид-Амир Садур.

Всего в соревновании приняли участие около 150 авторов из России, Украины, Белоруссии, Латвии, Эстонии и США. Большинство из присланных текстов размещены на сайте www. chat.ru/~ uspenie.

Диапазон стилей был крайне широк: от регулярных стихов до авангардистских медитаций или синкопирующих ритмов. Также широким оказался и диапазон тем: от стандартных пересказов библейских сюжетов до философских пассажей и мировоззренческих коллизий.

Одна из особенностей религиозных стихов состоит в том, что риторика в них часто соприкасается с поэзией. Порой очень трудно отследить, где кончаются витиеватые риторические фигуры и начинается подлинная поэзия, мощный, поглощающий все речевой поток. Показательны в этом смысле тексты классиков. Например, оды Гавриила Державина, построенные на риторической триаде: тезис - антитезис - синтез. К стихам мы их относим во многом благодаря тому, что в них отчетливо явлена личностная "я - Ты" связь. "Трудно говорить о Боге в третьем лице. Бог не "Он", а безмерное "Ты", - писал архиепископ Иоанн (Шаховской).

Эта связь проходит и между людьми. Не случайно на литургии мы говорим друг другу "Христос посреди нас". Очень важным в этой связи представляется утверждение Николая Бердяева: "Бытие сообразно целостной человечности, бытие - человечно, Бог - человечен".

Даже не вполне удачные тексты способствуют глубинному общению людей. Поэзия позволяет многое прояснить внутри и вне нас. Религиозные стихи имеют обостренный жизнестроительный пафос, хотя в последнее время мы видим, что на смену ему нередко приходят речевые стилизации и попытки расширить историко-культурное поле поэтического дискурса. И все-таки религиозная поэзия незримо связана с духовной вертикалью. Уже в силу этого она противостоит господствующему художественному майнстриму, стремящемуся нивелировать все и вся.

Духовный пласт бытия, скрытое присутствие которого придает совершенно иное содержание самым простым вещам, взятым в качестве объектов поэтического дискурса, позволяет взглянуть на поэзию в контексте противостояния добра и зла. Стихи как объективно сильная речь сталкиваются с "вертикальными" интуициями человека. И в этой точке взаимодействия веры и актуального искусства происходят (или, скажем более аккуратно, могут произойти) удивительные художественные открытия.

Подборка подготовлена редакцией "НГР", члены которой имели особое мнение по поводу итогов конкурса. В частности, отв. редактор Максим Шевченко отмечал, что для объективности было бы хорошо пригласить в состав членов жюри такого известного поэта, пишущего на религиозную тему, как Олеся Николаева.

Андрей Борейко

Я скрыл тоску бессмертия в стихах
криптографично, крепко, не на страх
на соразмерную тоске подобной весть,
что не отсюда мы, и, видимо, не здесь
находится домашний тот очаг,
чей отраженный свет в твоих очах
вернул меня, перешагнуть порог
заставил; и уже не одинок
мой голос, и его печальный звук
не в пустоту несется наших двух
опустошенных пепельной средой
нелепых жизней, но в него другой
вплетается и царственно ведет
к иному дню, когда из темных вод
мы вынырнем, с трудом глотая синь,
и этот голос молвит нам "аминь".

ИСХОД

(Исх. 15, 22-25)

Пустыню питает источник Мерра.
Чарует и в полдень, и в полночь.
И завтра он будет журчать, как вчера.
И в сердце накапливать горечь.
Мы, сонно блуждая, к нему припадем.
Прельстясь мимолетной прохладой.
Но честно отпрянем и мир проклянем,
отравленный горькою правдой.
"Зачем самозванцу вослед, от судьбы
уходим?! Чего-то да стоит
треклятое рабство. Там были гробы,
а здесь, как собаку зароют.
Там были и скот, и родительский дом.
И варева с верхом в корчаге.
Зачем нам такая свобода! Кругом
одни миражи... За песчаным холмом
глоток обжигающей влаги..."
Пустынна свобода. Абсурдна. Пьяна.
Нисколько не радужней хлева.
Покуда не примет ее глубина
тяжелое крестное древо,
растущее возле погибельных мест...
В поток погрузился неузнанный крест.
Вобрал, оставаясь глубоко,
всю горечь в себя из потока.
И двинулись дальше - уже не рабы -
но все еще жертвы пустыни - дабы
осилить гряду за грядою.
Прочищены глотки и смочены лбы
той самой - крещальной водою.

Надежда МУРАВЬЕВА

Твое сиянье этой ночью
Закрыло небо неуклюже,
И застывало многоточье
В расколотой огнистой луже.
И проповедь была Нагорной
Все потому, что в лужах свечи,
Все потому, что смех узорный
Звучал болезненней и резче.
Лепили маленькие санки
Густые легкие метели,
А небо выплеснули в банку
На самом краешке недели.
В Воротниковском переулке,
Как повернешь чуть-чуть налево,
Под крышей тикает сосулька
И будоражит злое небо.
В легчайшем сумрачном узоре
Густеют шепоты святые,
И набухающее горе
Переставляет запятые.

Давид-Амир САДУР

После отпевания мамы Лены Калининой
Благодарю Тебя
за маленьких, худых
и пряменьких, как свечечка,
старушек.
Кривыми пальцами
с трудом держащих сумку,
залатанную серенькую сумку
с буханкой хлеба
и вилком капусты "в суп".
С глазами, выплаканными
до самых впадин,
губами ссохшимися
и орлиным носом.
Понесшими все тяготы семьи:
Всех внуков, внучек,
алкаша братана,
И все причуды
дочери и сына.
Встающих рано
и с глубоким вздохом
вновь принимающих
все то, что дал им
Ты.

ФИНАЛ РУССКОЙ СИМФОНИИ

Наталья ЧЕРНЫХ

Что в финале? Осень, домик, ложе,
Друг, с которым и не расставались.
Но спроси: на что любовь похожа?
Я отвечу: сам, конечно, знаешь.
Приезжали, плакали, просили,
Даже опускались на колени.
Он лежал и белый, и красивый,
На чужом одре, без смертной тени.
Что в финале? Словно ходом крестным
Уходил он в землю за Загорском,
Со свечами, с пением воскресным,
Брошенною в небо звездной горсткой.
Исходил все ноги, сердце в муках,
Видно, даром в жизни был монах.
Но Господь шепнул ему на ухо:
Я тебя носил в Своих руках. vВот и все. В честь русского финала
Мне позвольте выпить этот сказ.
Или же прочтите все сначала:
Святый Боже,
Святый Крепкий,
Святый Бессмертный,
помилуй нас!

ВОСПОМИНАНИЯ О ПЕРЕДЕЛКИНО

Не надеюсь в прошлое возвратиться,
но, как воля Божия, возвращаюсь.
Тишина здесь, ах, тишина! Как птица.
Не спугнуть ее, хоть спугнуть стараюсь.
Слева - золото, справа - золото,
узкий ход и полумрак.
Смерть! Ну где твой неверный зрак?
Сумки с хлебом и руки с голодом.
Не невеста и не жена,
поперек своего рожна,
чрезмерно и жадно, строго.
Жить зачем и как?
Ради Бога!
А как за сердце возьмет жилец нездешний,
как за ручку поведет топтать ледок вешний
через мир таинственный, странный, сложный.
Как домой ведет в противоположный.
Плакать всласть - покуда хватает глаз.
Слева - Преподобный,
справа - Апостолы,
прямо - Спас.
Говори мне, милый, что меня не любишь,
я послушаю тебя в сладость!
Говори мне, милый, что я не нужна тебе,
моя радость!
Что за свежесть в ветре восточном дующем!
Здесь все умерло. Продолжение в будущем.
Я пришла сюда купить билет,
о жилье просить "на тот свет.
Липы да сосны "ах, какой скверик!
Мы ждали здесь, случается, часами.
Писали письма у зеленой двери,
взволнованными пели голосами.
А он уже так редко выходил!
Впрочем, как теперь "отец Кирилл.
На головы клал ручку "правую, вот эту.
Мальчишкам раздавал конфеты.
Рука прозрачная и теплая, я помню.
Лицо "как воск, и щурится укромно.
Случается, Небесная Царица,
вняв жарким просьбам, допускала нас.
Казанская рассказывала Нина:
они проговорили целый час.
Отец Кирилл казался в духе - весел.
Цветы, крестильня, ранний час воскресный.
Нам было странно и приятно, что мы паства.
Но был веселым дух - дух братства.
Здесь служили Филарет да Антоний,
и однажды весною приехал игумен Илия.
Между диких приступов беззаконий
полыньи литургийной были.
Солнца лучик простым елеем,
с винной радостию на донце.
Ах, как быстро мы все хмелеем!
Что же видим? Ах, солнце-солнце!
Здесь так плакалось, как нигде.
Пища - почве. И честь - судьбе.
Я любила ранней обедни тишь,
пенье редкое. Спишь и совсем не спишь.
Я любила иные виды,
крестный ход, литургии и панихиды.
Вспоминают тех, кто жил,
хлеб кладут рукой из жил.
Словно все мы, как старухи.
Жизни мертвых дышат в ухи.
А в Царствии Небесном точно так
дитя, старуха, девушка и воин.
Как вид их строг, умерен и спокоен!
Морщинками и пылью сыплет враг.
От этого они еще родней,
поскольку столько пережили рядом!
Не в этом дело. Назови хоть адом,
печаль в душе не сделаешь темней,
поскольку сильный слабых защитит.
Хочу простить, и Бог меня простит.