В.И. Сахаров Иероглифы "вольных каменщиков". Масонство и русская литература XVIII- начала XIX века. - М.: Жираф, 2000. 214 с.
Появление новой книги о российском масонстве уже никого не удивляет. Радует другое. К изучению этого уникального явления духовной жизни России обращаются представители различных гуманитарных наук. Широкую известность приобрели исторические исследования Андрея Серкова. В книге Сергей Аржанухина "Философские взгляды русского масонства" рассматривается мировоззрение "вольных каменщиков" с точки зрения интеллектуала конца XX века. К сожалению, эта интереснейшая книга издана в Екатеринбурге и на московские книжные прилавки не попала.
Известный литературовед Всеволод Сахаров продолжает наметившуюся линию. Все это противостоит многочисленным антинаучным спекуляциям, постоянно всплывающим на поверхности безбрежного моря издательской продукции.
Очевидный интерес не только исследователей-профессионалов, но и широкой читательской аудитории к российским "вольным каменщикам" нельзя отнести только на счет пресловутой "масонской тайны". Она не для вдумчивого читателя. Ему необходимо проникнуть в суть исторического феномена. Объяснять обширное распространение масонства в России XVIII века исключительно западным влиянием значит ничего не объяснять. Это то же самое, что приписывать инициативу петровских преобразований Лефорту и Анне Монс. Российское масонство было национальным явлением, отвечающим острым потребностям духовной жизни страны.
Современную оценку российского масонства первым дал Николай Бердяев в книге "Русская идея". Знаменитый философ расценивал этот феномен как "первую свободную самоорганизацию общества в России". Он акцентировал внимание на том, что масонство не было навязано обществу властью. Правда, уже Иван Киреевский отметил, что в эпоху Новикова и других "московских розенкрейцеров" в России впервые появилось общественное мнение.
Широкое распространение масонства было следствием религиозного кризиса российского общества. Внимательный наблюдатель сардинский посланник Жозеф де Местр за долгие годы жизни в столице империи пришел к парадоксальному выводу. По его убеждению, к официальному православию принадлежало лишь меньшинство населения России. Эти слова покажутся не такими уж неожиданными, если вспомнить высказывание Ивана Аксакова почти полвека спустя. "Последний из могикан" славянофильства обмолвился, что в России свобода вероисповедания невозможна. Будь она узаконена, верхи сразу же примут католичество, а народ отойдет к старообрядчеству. Под эгидой государственной религии никого не останется.
В эпоху Екатерины Великой и Александра I положение было еще острее. "Вольтерьянство" стало "мнением века". Российские "вольные каменщики" объявили атеизм своим главным врагом. Ратуя за построение "внутренней церкви", они выдвинули тезис о равенстве всех христианских исповеданий. В стенах масонской ложи православные, католики и протестанты становились "братьями". Однако, будучи государственниками и патриотами, российские масоны отдавали предпочтение национальной "греческой вере". В контексте российской действительности они были не столько "мистическими мечтателями", сколько воинствующими христианами. Как это ни покажется неожиданным, но "новая секта" работала не на разрушение, но, наоборот, на укрепление Церкви. Отсюда терпимое отношение к масонству прозорливого и просвещенного митрополита Платона (достаточно вспомнить его высокую оценку нравственного облика Новикова, данную в ответ на запрос Екатерины II). Этим объясняется участие в "работах" масонских лож таких талантливых и высокомудрых церковных иерархов, как Михаил Десницкий и Филарет Дроздов.
Основная мысль исследования Всеволода Сахарова - масонская философия и эстетика пронизаны идеями многовекового гностицизма. Он пишет: "Тайные учения Древнего Египта, античной Греции и Рима, гностиков и офитов, манихеев, древней Индии и Китая, раннего христианства, иудейской каббалы, арабских мыслителей, средневековых сект, богомилов, катаров и альбигойцев, доктрины рыцарей-тамплиеров, византийского исихазма, алхимия, немецкая и английская мистика XVII века - все это отразилось в масонских трактатах и прочей литературе, рукописной и печатной, свидетельствуя о неожиданном возрождении в век Просвещения тысячелетней традиции мировой эзотерики". Исследователь одним из первых вступает в фактически неизведанную область. О Новикове и других "московских розенкрейцерах" было принято писать исключительно как о просветителях. Российская наука, скованная различными догмами, в эзотерические дебри не забредала.
Таковы предпосылки, на основе которых исследуется так называемое масонское направление в русской поэзии и прозе XVIII - начала XIX века. Большим достоинством книги Сахарова является то, что объектом рассмотрения стало не только творчество таких известных поэтов-масонов, как Херасков и Василий Майков (о них уже достаточно написано), но и мало-известные фигуры (Елагин, Дмитриев-Мамонов, Ржевский, Голенищев-Кутузов, Ключарев). К примеру, о Ключареве до последнего времени было известно только лишь как о масонском деятеле новиковского окружения. В ипостаси литератора он был совершенно неизвестен. Сахаров устраняет эту историческую несправедливость. Он даже предполагает, что пушкинская "Гаврилииада" пародирует вовсе не евангельское повествование, а поэму Ключарева "Воплощение Мессии". Правда, это выглядит проблематичным. Почему исследователю не изложить содержание неизвестной читателю поэмы, а также привести некоторые характерные отрывки?
Исследователь ставит очень важный вопрос о влиянии масонства на творчество писателей-классиков. Это Державин и Карамзин, Пушкин и Баратынский. Он справедливо замечает, что проблема формальной принадлежности их к "ордену вольных каменщиков" является второстепенной. Масонское мировосприятие и масонская фразеология были философским языком просвещенного меньшинства того времени. Недаром многие печатные и рукописные масонские сборники открываются державинской одой "Бог". Очевидна перекличка с масонством в знаменитой "духовной оде" "На смерть князя Мещерского". Разрабатывая тему величия и всемогущества смерти, Державин проявляет себя "сомысленником" "вольных каменщиков". Предположение Сахарова, что эта ода написана по заказу для исполнения в так называемой "траурной ложе", кажется достаточно убедительным. Нельзя забывать также, что и Карамзин духовно созревал в "новиковском кругу". Если пристально рассмотреть окружение молодого Пушкина, то выявляются многочисленные масонские связи. Тем самым раннее творчество великого поэта вписывается в совершенно новый контекст. Наконец, наследником масонов предстает одинокий созерцатель и философский пессимист Баратынский. Достаточно вспомнить такие известные стихотворения, как "Смерть", "Последняя смерть", "Осень".
Большим плюсом книги (как и вообще всей продукции издательства "Жираф") является богатство иллюстраций (портреты, старинные гравюры, масонская атрибутика и символика). Отрадно, что текст снабжен обширной библиографией. Короче говоря, у книги масса достоинств, а недостатки (без которых, к сожалению, ничто не обходится) можно перечислить по пальцам.