Протоиерей Всеволод С интересом прочел статьи двух авторов о концепции по вопросам церковно-государственных отношений и проблемам современного общества в целом, проект которой разработан Синодальной рабочей группой и представляется на рассмотрение грядущего Архиерейского Собора Русской Православной Церкви. Ценя честную и благожелательную позицию церковных публицистов, хотел бы отреагировать на некоторые высказанные ими мысли.
Прежде всего не соглашусь, что работа группы явилась новостью для людей, наблюдающих за церковной жизнью. Решение о написании проекта концепции было принято еще Архиерейским собором 1994 года. Затем Священный Синод назначил членов группы во главе с митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом. Эти решения, а также краткие сообщения о рабочих заседаниях публиковались в церковной печати. Публицистам, который год пишущим о церковных делах, было бы нелишне о сем знать. Кстати, в состав группы вошли отнюдь не только представители Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата, как можно подумать из обеих статей, - собственно, на последнем этапе в подготовке текста участвовали помимо председателя Отдела лишь три его сотрудника. Группа объединила иерархов из стран СНГ и Балтии, представителей синодальных учреждений, вовлеченных в церковно-общественные процессы, и преподавателей учебных заведений Русской Церкви (огромную помощь оказали Московская духовная академия и Российский православный университет).
Впрочем, к разработке и детальному обсуждению проекта действительно привлекались лишь сотрудники собственно церковных учреждений. Правда и то, что православные и светские общественные организации, а также представители государственной власти имели возможность обсудить базовые положения концепции лишь на симпозиуме "Церковь и общество-2000", который состоялся 14 июня и по итогам которого проект был значительно переработан. Однако, если учесть высокую и разнонаправленную политическую ангажированность объединений "православной общественности", было бы странным, если бы в определении своей позиции Церковь предоставляла им гарантированное право решающего голоса. Многократные попытки собрать вместе эти организации, давая им возможность в прямой дискуссии выработать созвучный взгляд на церковно-общественную жизнь, приводили лишь к непреодолимому столкновению крайних точек зрения, приверженцы каждой из которых в ультимативной форме требовали признать их исключительную правоту. Бесспорно, разномыслия обогащают. Были они и в Синодальной рабочей группе, да еще какие. Но низкая способность православных и околоцерковных общественных деятелей к поиску согласного, то есть подлинно соборного, суждения делает этот процесс в их среде крайне затруднительным. Мало того, для подлинного выражения воли церковного народа совершенно недостаточно и даже неправильно вести дискуссии в пределах трех-четырех тысяч социально активных мирян, объединенных в ряд почти не пересекающихся групп, которые переходят с одной конференции на другую. Паства Московского Патриархата - это десятки миллионов православных христиан, живущих в разных государствах. Организация соборного процесса с участием Священноначалия, духовенства и всех этих людей - наверное, дело будущего, но именно такой процесс позволит выявить настроения пасомых.
Задачей группы было не изобретение "социальной доктрины" католического образца, которая детерминировала бы поведение политиков, предпринимателей и профсоюзных лидеров, а также прозрачно намекала, какие партии поддерживать, а какие нет. Необходимо было сделать другое - откристаллизовать и систематизировать церковное учение по общественным вопросам, содержащееся в Священном Писании и Священном Предании, а также в установлениях самой Русской Православной Церкви. Да, по многим пунктам это учение не вполне сформулировано. Суждения даже самых авторитетных пастырей и мирян по таким, например, вопросам, как участие Церкви в экономической деятельности, трансплантация человеческих тканей, отношение к понятию "православная нация" или определение справедливой войны, - остаются частными мнениями, тем более что подчас расходятся друг с другом. Однако совершенно не соглашусь с Александром Морозовым, по убеждению которого Русская Церковь за последние годы "по социальным вопросам... ограничивалась краткими определениями Священного Синода и Архиерейских Соборов по отдельным пунктам". На самом деле богословский взгляд Церкви на фундаментальные вопросы современности практически обозначен. Как справедливо подметил тот же митрополит Кирилл, ни одна Поместная Православная Церковь никогда в истории не издавала столько документов по общественным вопросам, как Московский Патриархат в 1990-х годах. Достаточно вспомнить, что уже Архиерейский Собор 1992 года в своем обращении изложил "рамочное" учение по основным аспектам жизни стремительно меняющегося общества. Соборы 1994 и 1997 годов практически определили взгляд на государственный строй и политическую деятельность. Документы Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, Священного Синода и других органов Высшей церковной власти давали детальный ответ на самые разные вопросы, будь то собственность на землю, экономическая и информационная глобализация, объединение Европы, демографический кризис, "гуманитарная интервенция" или нравственный облик спортсмена. Снова попросив г-на Морозова внимательно читать церковную прессу, сообщу ему, что проект концепции, за исключением богословских положений и исторических справок, как раз и развивает давно обнародованные элементы церковного учения, которые, впрочем, нуждались в систематизации, ради чего и готовится новый документ.
Требуя конкретного ответа на злободневные реалии российской жизни, оба автора забывают, что около половины приходов Московского Патриархата находятся вне пределов Российской Федерации и подчас объединяют людей, которые не являются ни русскими, ни вообще славянами и живут интересами совершенно других государств. Возможно, в будущем надо будет свести воедино церковную позицию в области именно российской государственной и общественной жизни (а об этом Святейший Патриарх и Священный Синод говорили необычайно много). Однако Церковь сейчас остро нуждается не в конкретных указаниях, связанных с реалиями узкого времени и пространства (таковые есть), а в более фундаментальном взгляде на современный мир, который, цитирую г-на Морозова, "будет потом работать десятки лет" и, добавлю, одновременно в России, Молдавии, Латвии, Узбекистане и даже Китае, не перестающем, кстати, быть канонической территорией Русской Церкви.
Теперь о главном. Владимир Семенко вслед за отцом Владиславом Свешниковым считает, что настрой проекта концепции слишком "социально оптимистичен". Мало того, автор статьи усматривает противоречие между критикой принципа свободы совести и нынешнего направления глобализации, с одной стороны, и готовностью к сотрудничеству со светским государством и межправительственными организациями - с другой. Конечно, Церковь не может не скорбеть по поводу нарастающей секуляризации и обезбоживания государства. Но, на мой взгляд, было бы совершенно недопустимо отказать в положительной ценности даже секулярному государству, объявить современные общественные процессы "ползучим пришествием антихриста" и занять глухую оборону, отказав светской власти в сотрудничестве. Глобализация экономики и политики - также процесс неоднозначный, но единственной альтернативой ему является призыв к отказу от развития техники, коммуникаций и международного сотрудничества, которое в условиях нынешнего "тесного мира" не может не означать согласования многих вопросов на региональном и всемирном уровнях.
Да, современная национальная и международная политика обычно строится на приоритете земных интересов человека над его духовной жизнью и над достижением вечного Царства Божия, что для меня как православного христианина далеко от идеала. Да, "весь мир во зле лежит" (1 Ин. 5. 19), как, впрочем, всегда было и до конца истории будет. Однако призвание Христова последователя - не только личное спасение, но и научение ближних, и преображение окружающего мира, за который Церковь перед Богом ответственна. И это значит, что мы должны влиять и на собственные власти, и на межправительственные инстанции, которым государства сейчас передают свои полномочия, и на мир политики, науки, культуры - словом, на всех тех, от кого зависит нестесненное совершение Церковью своей миссии. Нам надлежит побуждать этих людей помогать или по крайней мере не препятствовать ее осуществлению. Не стоит и отвергать с порога неверующих, ставя условием сотрудничества с ними в общественно полезных делах их немедленное обращение в Православие. Даже не являясь христианином, человек - будь то президент любой страны или генсек международной организации - способен творить добро, руководствуясь богоданным нравственным законом, заложенным в его сердце. И чаяния такого человека могут во многом совпадать с чаяниями православных христиан.
Церковь, светское государство и секуляризованное общество не тождественны друг другу. Их интересы могут различаться, поскольку различны их природы. Но секулярный мир не должен быть отторгнут от церковной среды стеной нашего "социального пессимизма", горделивым чувством "избранности" и "отделенности". Иначе кто-нибудь попросит, как недавно предложил один почтенный человек, назначить светскую власть неким коллективным императором, "епископом внешних дел", и передоверить ему всю общественную деятельность Церкви и выражение ее позиции по актуальным вопросам современности. Слишком удобная позиция, не правда ли? Однако Церкви есть что сказать и власти, и политикам, и всему человечеству. Она не может не иметь собственного суждения на любую тему, затрагивающую жизнь ее паствы. Церковь выносила такие суждения в прошлом и, хочется верить, будет это делать в новом тысячелетии.
