Надя Кеворкова В ПОСЛЕДНИЙ день декабря Борис Ельцин в очередной раз заставил страну онеметь - как в заключительной сцене "Ревизора". Президент сообщил народу, что уходит и попросил прощения┘ Ельцин, как ни один политик со времен Сталина, заставил нас, толпу или граждан, несколько раз за десять лет своей политической карьеры отвлечься от частных интересов и личных амбиций. Что же это такое - покаяние и уход: русский национальный обычай, проиллюстрированный масленицей в "Сибирском цирюльнике", хитрость старого номенклатурщика или подвластность неведомой руке, пишущей на стене царской залы кровавые "мене, текел┘"?
Фарс - знак эпохи. Нереальность происходящего, поиск тайных рычагов, скрытых сил, осознание беспомощности отдельного индивида перед лицом мира, шквал бесстыдного потока взаимных обвинений во имя достижения власти - само по себе все это не является признаком нового порядка вещей. Но отказ воспринять событие как реальную, а не вымышленную трагедию, бесконечное "заговаривание" событий, отсутствие внятного понимания делает нас участниками фарса.
При смешении стилей и понятий, при актуализации приемов и жестов, смысл которых принадлежит другому времени, мы обречены на глобальную катастрофу - наш последний шанс в деле возвращения к образу.
В русской традиции живо корневое ожидание покаяния власти перед народом. И не менее устойчиво недоверие к любой форме покаяния. Наша традиция диктует причудливое сочетание взаимоисключающих и обязательных компонентов: обоюдной искренности и обоюдной подозрительности. Именно поэтому так неуклонно русская мысль обращена в прошлое и работает на пересмотр неизменного былого. Именно там, в прошлом, должна быть найдена идеальная модель, укоряющая несовершенное "ныне".
Ельцин стал первым отечественным лидером, попросившим прощения добровольно и вне рамок церковной дисциплины. Собственно говоря, среди его предшественников - Иван Грозный, Алексей Михайлович, Пугачев.
По сути, только невероятное и немотивированное действие власти может быть оценено обществом положительно. Единственным идеальным примером поведения владыки является лишь история Федора Кузьмича, старца, в котором с готовностью узнавали черты императора Александра I. Невозможно найти никаких веских доказательств тому, что царь покаянно удалился в чужом костюме, дожил до глубоких седин и искупил отцеубийство. Однако вот уже два века легенда жива и невероятно популярна.
Иван Грозный, единственный царь, неизменно приносивший церковное покаяние, не раскаялся ни в убийстве печорских монахов, ни в казни митрополита Филиппа. Угодливые историки сняли нравственную проблему: Филипп заступался за "своих", имя его отсутствует в синодике, видно, не грешен царь. Иван любил каяться и умел это делать со вкусом и размахом. Удалялся вон из Москвы, сажал вместо себя татарского царевича, постился, облачался в рубище, покорно выслушивал дерзости юродивых обличителей. И неуклонно творил жестокости.
При дефиците обличения возникает дефицит покаяния. В России в ходу обвинения в адрес бессильных или донос. Шолохов обмолвился в нобелевской речи: "Писатель должен преданно смотреть в глаза власти". Преданные взоры исключают покаянный мотив.
Европейская история знает Каноссу. Генрих IV, отлученный от Церкви, три дня стоял на коленях перед папскими покоями, обморозил ноги, с готовностью принял все условия и сразу же их нарушил. Его жена, к слову, сестра Владимира Мономаха, отреклась от нечестивого мужа, встав на сторону осуждающих. Но император победил: Папа Григорий VII умер в изгнании. И тем не менее покаяние состоялось.
Никон и царь Алексей Михайлович простили друг друга, но не просили прощения. Никого не простил Аввакум и прощения не просил. Последствия раскола живы до сих пор. Дмитрий Ростовский укорял молодого Петра. После смерти владыки не нашлось никого, кто осмелился бы перечить царю.
Лютер обвинил Рим. С тех пор прошло 500 лет, и Рим покаялся в совершении крестовых походов, инквизиционных судах и религиозной нетерпимости.
Людовик ХVI покаялся перед Богом и народом, мужественно ожидал казни и поразил палачей самообладанием. В толпе раздался крик: "Тамплиеры отомщены ценой твоей головы!"
В русской истории власть искала одобрения больше, чем покаяния.
Даже политическое завещание Ленина, написанное разбитым параличом и отстраненным от дел вождем, вполне согласуется с национальной жалостливостью.
Отпевание гонителей Христа, нераскаянных и не искавших прощения ни у людей, ни у Бога, имеет странный характер на фоне причудливого смешения понятий, в плену которых пребывает постсоветское общество. Ярослав Мудрый выкопал кости своих братьев-язычников, крестил их и захоронил по-христиански. Киевский князь имел горячую веру. Мы имеем смутное томление и тягу к обряду - к жесту, смысл которого темен.
Политическая история не знает таких категорий. Политическая история состоит из фактов, которым пытаются найти объяснение.
Первый президент России покаялся не в совершенных деяниях. Он попросил прощения за то, что не смог совершить. Возможно, в рамках секулярного мышления это максимально полная форма осознания ошибок. Возможно, это интуитивное исполнение национального покаянного канона.
Первый президент России, когда-то писавший, что его единственное впечатление от христианства - смутное воспоминание о том, как пьяненький священник чуть не утопил его в купели, встретил Рождество в Вифлееме вместе с патриархами. "Присутствовал на бдении", как сообщали СМИ. И заявил корреспондентам, что "на Святой Земле чувствует себя святым". Были святые благоверные князья. Есть святой президент, способный прервать службу объятиями с "генералами от религии", - это эпоха.
Юродство в крови русской власти. Юродство, усиленное кощунством от незнания. Было бы прекраснодушием полагать, будто президент не есть плоть от плоти нашего общества.
Покаяния за дела не случилось. Оно могло произойти в 91-м году, было уместно в 93-м, его ожидали в связи с захоронением останков царской семьи, в связи с восстановлением храма Христа Спасителя. Оно могло быть срежиссировано в рамках черного или белого PR. Но ничего этого не произошло. Эпоха фарса перемалывает чувство в жест. Сопереживать жесту невозможно - зато его удобно анализировать.
