Екатерина Трифонова
Фото сайта to59.minjust.gov.ru
Правоохранители стали более активно пользоваться полномочиями, которые дает им такой институт, как тайна следствия. Подписка о неразглашении данных давно применяется в качестве инструмента воздействия и даже давления на неугодных защитников. Теперь это становится действующим механизмом уголовного преследования адвокатов. Сохранять своего рода обет процессуального молчания их принуждают не только на стадии расследования, но и после ее завершения.
Следственные органы применяют такой инструмент, как подписка о неразглашении, практически по любому делу. Прежде это делалось для того, чтобы пресечь распространение информации и не дать защите возможности обратиться к обществу. Теперь расширенное толкование понятия об охране тайны следствия уже не столько используется для текущего давления на адвокатов, сколько почти сразу же сводится к их уголовному преследованию.
Возможно, конечно, что это окажется лишь очередной попыткой вынудить конкретного адвоката выйти из соответствующего дела. Но в любом случае, сказал «НГ» зампредседателя комиссии совета Федеральной палаты адвокатов (ФПА) РФ по защите прав адвокатов Сергей Краузе, в последние годы случаи привлечения адвокатов к уголовной ответственности в связи с профессиональной деятельностью, к сожалению, стали достаточно распространены. И особое место среди них занимают те, что возбуждены по ст. 310 Уголовного кодекса (УК) РФ за разглашение защитником данных предварительного расследования.
Нюанс в том, что среди легально установленных видов тайны отсутствует «тайна следствия», а понятие «данные расследования» размыто по своему содержанию. Между тем вполне очевидно, что эти данные подлежат уголовно-правовой защите лишь в тех случаях, когда они содержат именно охраняемую законом тайну – государственную, банковскую, семейную или любую иную, подчеркнул Краузе.
И напомнил, что преследование зачастую проводится в отношении высококвалифицированных адвокатов, активная позиция которых откровенно неудобна следствию. Так что «привлечение их к ответственности может быть расценено как попытка обвинения вывести процессуального противника из дела, а может – даже и из профессии». Краузе привел один из ярких примеров – дело новосибирского адвоката Владимира Бузюргина, которого обвинили в разглашении данных следствия в ходе телепередачи о деле его подзащитного. Обнародована часть сведений была по окончании расследования и после передачи дела в суд, когда в соответствии с законом это уже никак не могло представлять собой следственную тайну.
Адвокат вправе защищать подсудимого любым не запрещенным законом способом, в том числе через освещение в СМИ, но «теперь защитников обвиняют в разглашении данных расследования без согласия следователя, хотя получить его на стадии судебного следствия невозможно даже гипотетически». Пока, по оценкам Краузе, масштабной кампании по ст. 310 УК нет, это скорее «пробные шары». Но нельзя исключать, что если эффект для стороны обвинения окажется положительным, то подобные дела будут поставлены на поток. «Представляется, что в правоприменительной практике наступила стадия равновесия: от решения по любому конкретному случаю зависит вся перспектива», – подчеркнул он.
Управляющий партнер адвокатского бюро «Немовы и партнеры» Александр Немов подтвердил «НГ», что следственные органы продолжают трактовать ст. 310 УК расширительно. Выглядит это примерно так: от адвоката требуют подписку о неразглашении, зачастую не конкретизируя, каких именно сведений, при этом отказ от нее все равно могут счесть такой подпиской в силу одного лишь ее объявления. «Даже после передачи дела в суд, то есть окончания следствия, адвокаты подвергаются уголовному преследованию за разглашение информации, которая уже прозвучала в открытом заседании и стала достоянием общественности», – отметил он. Немов подчеркнул, что обвинения против защитников строятся формально: следствие не доказывает, что разглашенные сведения нанесли вред или затронули права участников процесса, а просто констатирует сам факт разглашения. Хотя, настаивает он, применение ст. 310 УК к действиям адвоката после окончания предварительного следствия противоречит не только духу, но и букве закона. Ведь после передачи дела в суд режим следственной тайны прекращается хотя бы потому, что следователь теряет свои полномочия по данному делу, включая ограничения распространения информации о нем. Конституционный суд РФ в определении от 06.10.15 указывал, что «разглашение сведений может быть наказуемо только при наличии общественной опасности и вреда, а не формально по факту разглашения». По его мнению, тут нужны корректировки законодательства, а именно необходимо четко указать, что режим тайны следствия прекращается с момента передачи дела в суд. А еще уточнить, какие именно сведения ее составляют, и обязать следователя конкретизировать их перечень в подписке о неразглашении. Возможно, добавил Немов, стоит разработать и специальный механизм обжалования или оспаривания подписок о неразглашении в суде.
Однако московский адвокат Андрей Гривцов полагает, что проблема прежде всего не в недостатках законодательства, а в искаженном его правоприменении. Стадия предварительного расследования заканчивается направлением уголовного дела прокурору для утверждения обвинительного заключения, а потому говорить о том, что данные такого расследования не могут быть разглашены после его завершения, – это «абсурд с точки зрения законодательной нормы». «Поэтому никаких законодательных изменений не требуется, достаточно лишь справедливой судебной оценки ситуации по конкретному делу в виде оправдания подсудимого», – убежден он. При этом Гривцов подтвердил, что дела по ст. 310 УК стали одним из наиболее часто применяемых инструментов воздействия на адвокатов, неугодных из-за их процессуальной активности. По его словам, «по каким-то неведомым причинам некоторые правоохранители видят в адвокатах врагов, с которыми следует по-настоящему бороться».
