Верховный суд РФ многократно разъяснял процедуры УДО нижестоящим инстанциям. Фото Григория Тамбулова («НГ»-фото)
Отсутствие в законе и на практике четких критериев для решения суда об условно-досрочном освобождении (УДО) требует корректировки правовых норм и разъяснений. В юридическом сообществе есть и радикальные идеи – например о внесудебных механизмах УДО, чтобы это не зависело от усмотрения судей, основанного на их внутренних убеждениях и часто перерастающего в произвол. Другие эксперты настаивают: надо идти долгим путем обновления кадров российской Фемиды.
В юридических кругах складывается мнение о необходимости корректировать ст. 79 Уголовного кодекса (УК) РФ «Условно-досрочное освобождение от отбывания наказания». Сегодня там отсутствуют четкие критерии, на основании которых заключенных должны выпускать по УДО или им в этом отказывать.
Особой конкретики нет и в разъяснениях Верховного суда (ВС) РФ. Статья 79 УК вместе со ст. 9 Уголовно-исполнительного кодекса (УИК) предписывают учитывать «поведение заключенного или его отношение к труду и учебе, возмещение ущерба пострадавшему» и пр. Однако даже выполнение всех этих условий и требований еще ничего не гарантирует, окончательные решения зависят от внутреннего усмотрения конкретных судей. Оно, понятное дело, у каждого свое, а потому выходит, что в схожих ситуациях служители Фемиды прибегают как к различным, так и кардинально различающимся вариантам своих решений. Одни могут захотеть дать заключенному шанс, другие, напротив, начинают искать опровержение его заявлениям об исправлении. Например, нередко выдвигается аргумент, что, мол, данный человек в колонии «не совершил ничего выдающегося». Или, дескать, за отбытый им срок пока «не успела восторжествовать социальная справедливость».
Потому в юридической среде и появилось предложение вроде того, что надо бы конкретизировать условия безальтернативного применения института УДО без необходимости судебных решений. Как пояснил «НГ» председатель комиссии по защите профессиональных прав адвокатов Адвокатской палаты Ленинградской области Евгений Тонков, в Скандинавских странах, к примеру, процедура УДО осуществляется преимущественно без участия судов. Однако там пенитенциарная система настроена на развитие коммуникаций осужденных с внешним миром: если в России звонки и свидания рассматриваются как поощрения, то в норвежских тюрьмах разговоры и встречи с близкими – это фактически социальная обязанность осужденных. И Тонков считает, что и у нас настало время передать право принятия решений об УДО в компетенцию ФСИН, оставив за судами лишь спорные случаи.
«Критики напомнят про незащищенность от надуманных мелких взысканий, но этот произвол со стороны сотрудников мало чем отличается от нынешней свободы судейского усмотрения», – заметил он. Тонков привел такую иллюстрацию: двое соучастников одного хищения подали заявления об УДО, которые попали на рассмотрение разным судьям одного суда, после чего один удовлетворил просьбу, а другой – в ней отказал. При этом оба осужденных были бесконфликтными, документы на них были изготовлены тождественные, в обоих заседаниях участвовали одни и те же адвокат и прокурор. «Американские правовые реалисты отмечают влияние качества завтрака судьи на его последующие решения, однако наша правовая система требует, например, от мотивировочной части судебного акта таких разумных обоснований, которые доступны человеку без высшего юридического образования», – подчеркнул Тонков.
Советник Федеральной палаты адвокатов (ФПА) РФ Нвер Гаспарян пояснил «НГ», что институт УДО представляется как действующим, так и эффективным. Так, согласно судебной статистике, за первую половину 2024 года рассмотрено 18 637 ходатайств осужденных, из которых удовлетворено 7432, отказано в 6993 случаях, прекращено, отозвано и возвращено 4212 ходатайств. То есть уровень удовлетворения просьб об УДО составляет почти 40%, а удовлетворенных ходатайств больше, чем отклоненных. Вместе с тем бывают ситуации, когда суды, желая отказать, используют надуманные основания, подтвердил Гаспарян. Скажем, учитывают непризнание осужденным вины, отсутствие полного возмещения им ущерба, недостаточное количество поощрений, хотя точно эта цифра нигде не установлена, или делают вывод, что осужденный не встал на путь исправления, хотя все поведение свидетельствует об обратном.
Однако внесудебный механизм УДО, заявил «НГ» советник ФПА Борис Золотухин, будет «противоречить основам уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного законодательств», которые относят все подобные вопросы к исключительной компетенции суда. И само законодательство, и руководящие разъяснения ВС по вопросам УДО, и судебная практика дают четкие критерии, которыми и руководствуются ФСИН и суды, рассматривая ходатайства осужденных. Так что иная, напоминающая какую-то незыблемую математическую формулу регламентация не нужна. «И не нужна именно потому, что в этих видах судопроизводства не может быть зеркальных ситуаций, применимых под кальку», – убежден Золотухин. Поэтому судейское усмотрение как при назначении вида и размера наказания, так и при освобождении от него «было, есть, будет и должно быть». Поскольку, по словам Золотухина, судебная власть – это живой механизм, а не вычислительная машина, выдающая результат в зависимости от загруженных алгоритмов.
Федеральный судья в отставке Сергей Пашин и вовсе допустил, что сужение тут судейского усмотрения, напротив, может препятствовать освобождению людей, вставших на путь исправления, именно из-за формальных критериев. Так что для сокращения числа отказов в УДО, по его мнению, сперва, например, стоило бы отменить разъяснения пленума ВС о необходимости учитывать взыскания осужденного на протяжении всего его срока. Есть масса примеров, когда человеку не дают УДО только за то, что лет пять назад он получил наказание, скажем, за незастегнутую пуговицу, но на самом деле это значит, что его просто не хотят отпускать на волю. «Эта правовая позиция ВС совершенно не правовая, потому что делает итоговые решения совершенно непредсказуемыми и произвольными», – заметил Пашин. Он напомнил и о порочной практике «выкручивания рук»: когда правоприменители убеждены, что если заключенный продолжает настаивать, что он невиновен, стал жертвой судебной ошибки, то это якобы означает, что на самом деле тот ничего не осознал и не исправился. Хотя Конституционный суд РФ уже не раз пояснял, что признание или непризнание вины не должны влиять на УДО, данная позиция игнорируется на местах.
Действительно, подтвердил Пашин, люди жалуются, что зачастую судейское усмотрение превращается в обыкновенный произвол. Вот потому, по его мнению, юристы и ищут способ разрешить эту серьезную проблему, хотя и «чересчур простым способом». Так можно управлять лишь заводом, заметил он: «Попытка построить судебную систему как набор технологий выглядит утешительно, поскольку сразу все становится четко и понятно. Но и правосудия тогда становится все меньше». Судья в отставке убежден, что для реальных улучшений требуются не точечные корректировки, а оздоровление атмосферы внутри судейского корпуса: правильный подбор кадров, сменяемость руководства. «Нам нужно меньше карьерных судей, которые растут из секретарей и смотрят в рот своим шефам. И нужно больше адвокатов, доцентов, чтобы прививать системе представление о человеческом достоинстве. А сейчас в мантии облачают людей, которые с младых ногтей тянутся к судейскому молотку и ради этого готовы на все. Они послушны своему руководству, в первую очередь заточены на показатели – быстрое описывание дел, отсутствие изменений в решениях», – подчеркнул Пашин. И конечно, нужно перестать наказывать служителей Фемиды за дальнейшее поведение досрочно освобожденных, когда «проще перестраховаться и оставить человека в колонии». Возможно, здесь могло бы помочь внедрение стандартов доказанности при решении вопросов об УДО: при достаточном количестве доказательств в пользу исправления человека он подлежит освобождению, и в этом случае судья уже не несет персональной ответственности.