Екатерина Трифонова
На фото скамья присяжных в одном из из залов Московского городского суда. Фото сайта mos-gorsud.ru
Верховный суд (ВС) РФ разрешил разговоры прокуроров с присяжными, если они не связаны с рассматриваемым делом. И указал, что тогда это не может быть поводом для отвода заседателя или отмены вердикта коллегии. Тем самым ВС опять подтвердил фактическое неравенство процессуальных сторон, ведь контакты адвоката с «народными судьями» обусловлены множеством запретов. Обвинительный уклон продолжает укрепляться, а институт присяжных так и остается винтиком системы, причем, похоже, лишним.
В ВС обратился защитник осужденного, который указал, что в перерыве судебного заседания гособвинитель о чем-то говорил с одним из присяжных. Это, по мнению адвоката, могло повлиять на объективность заседателя, однако заявленный тому отвод в итоге был отклонен судом.
Разбирательство дошло до высшей инстанции, и ВС посчитал, что в данном случае беседа носила отвлеченный характер, то есть не касалась рассматриваемого дела. А это значит, она никак не могла отразиться на приговоре. «Исходя из пояснения адвоката, которая не слышала содержания разговора между присяжным заседателем и прокурором, учитывая пояснения указанных лиц о состоявшейся кратковременной беседе не в условиях приватности и на отвлеченные темы, не связанные с существом рассматриваемого уголовного дела, суд обоснованно не усмотрел оснований для удовлетворения отвода», – пояснил ВС.
Однако федеральный судья в отставке Сергей Пашин напомнил «НГ» о ровно противоположных случаях, причем во всех смыслах. Это когда суды отменяли приговоры, постановленные на основании решений присяжных, потому что случился контакт между защитником и заседателями, а главное, тогда, когда коллегия выносила именно оправдательный вердикт. Повышенная лояльность судебной системы к государственным структурам приводит к тому, что аналогичное безобидное общение адвоката с присяжным обычно приводит ее к убеждению, что тот «мог склонить заседателя в сторону своего доверителя». Пашин припомнил ситуацию в Ставропольском крае, когда присяжный покивал головой во время речи адвоката на суде – и это послужило основанием для отмены оправдания. «Всякая приязнь заседателей к стороне защиты вызывает негативную реакцию правоохранительных органов и судов», – подчеркнул он.
При этом он заметил, что закон на самом деле прямо не запрещает общение сторон с присяжными, а запрещает он всякого рода действия, которые могут привести коллегию к тенденциозности. Так что это уже сами судьи стараются всячески отделить заседателей от остальных участников процесса. Есть, к примеру, отдельный пристав, который следит за тем, чтобы они ни с кем не беседовали, да и сам председательствующий судья спрашивает присяжных, а не пытался ли с ними кто-нибудь заговорить, когда те возвращались с перерыва. Однако полностью исключить такие контакты довольно трудно в нынешних помещениях большинства судов, пояснил «НГ» Пашин: «Обстановка, особенно в районных судах, такая, что поневоле столкнешься – и тут уже общение неминуемо. Но если оно было не по рассматриваемому делу и если сторона не пыталась внушить к себе какую-то особую симпатию, то тогда ВС в своем решении прав».
Но если это решение исходит из того, что, как думают некоторые судьи, сотрудник прокуратуры стоит на страже закона, а адвокат пытается выгородить преступника, то тогда ВС, значит, подтверждает подобный подход. Между тем, сказал Пашин, действительно вовсе не изжито явление, когда на коллегии пытаются влиять и следствие, и суд. Защитники, обращаясь с жалобами в ВС, сплошь и рядом указывают, что судья или его секретарь заходили в совещательную комнату и что-то разъясняли или советовали присяжным. Иными словами, у отечественной Фемиды по-прежнему есть целый комплекс манипулятивных инструментов в отношении народных заседателей. В это же время адвокаты постоянно сталкиваются с различными ограничениями: в выступлении перед присяжными даже не разрешается сослаться на то, что преступление мог совершить другой человек. То, что предлагают адвокаты в опросных листах для коллегии, тоже «сплошь и рядом игнорируется или искажается хитрым образом». И понятно, что «народным судьям» в сложившейся таким образом правоохранительной системе нелегко сохранять объективность.
Понятно, что речь идет о явном неравенстве процессуальных сторон, причем складывающемся изначально. Например, во многих странах считается, что адвокат не выполнит своей работы, если не попытается поговорить со свидетелями по делу. У нас же защитников, напротив, привлекают к ответственности за беседы со свидетелями – якобы за попытку склонить их к даче ложных показаний. И часть адвокатов, подтвердил «НГ» Пашин, действительно боятся, что их посадят за, по сути дела, исполнение профессионального долга.
В связи с этим он упомянул довольно успешный зарубежный опыт по созданию специальных фондов для параллельных адвокатских расследований, которые, кстати, финансируются из бюджета. И в России, уверен Пашин, это можно было бы предусмотреть, «благоустроенное государство может себе такое позволить». Заодно это показало бы реальные приоритеты государства: «Является ли защита прав человека одной из задач наших властей, о чем они так любят рассуждать, или нет?» И стало бы грандиозным шагом в сторону настоящего равенства сторон. Пока же, по его словам, все выглядит так, что этого равенства власти опасаются. Наверное, потому, что в ходе реального состязания процессуальных сторон могут вскрываться различные злоупотребления, прежде всего – в силовых структурах: «Ведь угрожают не только обвиняемым и подозреваемым, но и очевидцам преступлений, и даже потерпевшим. Из всех них порой буквально выдавливают нужные показания».
