Екатерина Трифонова
Высшая судебная инстанция по-прежнему привержена курсу на гуманизацию уголовного процесса. Фото Reuters
В Верховном суде (ВС) РФ констатировали продолжение последовательного курса на гуманизацию правосудия. Отечественная Фемида теперь чаще прибегает к альтернативным видам наказания, а главное – все реже арестовывает фигурантов уголовных дел. Однако, по мнению экспертов, тут скорее игры с цифрами, чем реальные улучшения. Судьи все так же удовлетворяют почти каждое ходатайство следствия о заключении под стражу, по-прежнему игнорируя доводы защиты. Видимо, статистические улучшения можно попытаться объяснить тем, что СИЗО переполнены, а это создает неудобство уже самим правоохранителям.
Статистика ВС, действительно, показывает, что за последние годы в России наблюдается устойчивая тенденция гуманизации законодательства и правоприменения. В том числе в отношении лиц, заключаемых до суда под стражу. За восемь лет удалось сократить число арестов подозреваемых на 40%.
Например, «в 2015 году судами было удовлетворено свыше 140 тыс. ходатайств о заключении под стражу, а в 2019 году – менее 95 тыс., в 2023 же году – около 82 тыс.». Одновременно растет доля применяемых более мягких мер пресечения – домашнего ареста и запрета определенных действий. В целом, подчеркивают в ВС, проводится последовательная правовая политика, направленная на минимизацию применения мер принуждения и усилению гарантий защиты прав человека и основных свобод в уголовном судопроизводстве.
Однако эксперты связали растущую гуманизацию правосудия скорее именно с отсутствием мест в изоляторах, то есть с ситуацией, которая обусловлена как раз тем, что судьи почти стопроцентно удовлетворяют ходатайства следствия об арестах. Как сказала «НГ» адвокат коллегии адвокатов Pen & Paper Алена Гришкова, чтобы утверждать, что ВС продолжает последовательный курс на гуманизацию, надо было бы соотнести два показателя – поступивших в суды соответствующих ходатайств и удовлетворенных. «Из такого соотношения видно: мало что изменилось в деятельности судов, они как в 2015-м, так в 2019-м и 2024-м, удовлетворяют все ходатайства следователей за редким исключением. И позиция по игнорированию доводов стороны защиты каких-либо существенных изменений не претерпела», – подчеркнула она. По-прежнему серьезной проблемой остается формальный подход судей к изучению материалов, предоставляемых следствием, что приводит к решениям о заключении под стражу без достаточных оснований. Изменить тенденцию, по ее мнению, может лишь не декларируемая, а настоящая независимость судей. То есть возможность принимать решения, руководствуясь исключительно нормами закона, а не интересами правоохранительной системы. Тогда и отношение следователя к сбору и формированию доказательств изменилось бы существенно.
Впрочем, адвокат юридической группы «Яковлев и Партнеры» Евгения Рыжкова подтвердила «НГ», что заключение под стражу и впрямь стали избирать реже, а также, по ее мнению, «и процент арестов стал существенно ниже». Но она сильно сомневается, что это последствия гуманизации уголовного процесса. Вероятнее всего, дело в постоянной переполненности СИЗО и очередях на свидания с арестантами не только из адвокатов, но уже и из следователей. Поэтому суды и правоохранительные органы просто вынуждены избирать более мягкие меры пресечения. Наиболее это распространено, по словам Рыжковой, в отношении лиц с ментальными заболеваниями и еще предпринимателей. Но «заключение под стражу все еще применяется достаточно часто – и мест в изоляторах все время не хватает». Поэтому обвиняемых могут отправлять в отдаленные места, что тоже замедляет ход следственных действий и усложняет судопроизводство. «Хотелось бы надеяться, что начнут применять сейчас не работающие меры пресечения, например залог, что и разгрузит систему, и облегчит жизнь обвиняемым», – заметила она.
Руководитель уголовной практики адвокатского бюро «Соколов, Трусов и партнеры» Анна Миненкова отметила, что тенденция, отраженная в статистике ВС, кардинально не изменила расстановку сил между защитой и обвинением. Следователи по сей день воспринимают заключение под стражу не столько как предотвращение какого-либо обстоятельства, указанного в УПК, сколько как чуть ли не основной способ сбора и закрепления доказательств. Однако судьи действительно стали чаще применять альтернативные меры пресечения, хотя уровень их продуманности и качество их реализации так и остаются на низком уровне. Скажем, в региональных уголовно-исполнительных инспекциях отсутствуют электронные браслеты – по крайней мере работающие, что фактически делает невозможным контроль над помещенными под домашний арест. В случае же избрания запрета определенных действий, например общаться с определенными людьми либо пользоваться средствами связи или интернетом, также возникает вопрос о способах контроля. Любая встреча может произойти втайне, а нужный разговор – через чужой телефон. В таких обстоятельствах вполне понятны сомнения как следственных органов, так и суда в том, что альтернативные меры смогут гарантировать «примерное» поведение обвиняемого. «В теории в случае улучшения способов контроля наметившаяся тенденция по минимизации применения заключения под стражу обретет более четкую и понятную форму, которая будет отвечать основным принципам уголовного процесса», – подытожила Миненкова.
Адвокат, партнер Criminal Defense Firm Анна Голуб допустила, что сокращение числа арестов может быть связано в том числе с нежеланием следователей часами пребывать в СИЗО. Но говорить о тотальной гуманизации уголовного закона, по ее мнению, преждевременно, «никто не исключил применения суровой меры пресечения для давления на подозреваемых или к лицам, совершившим особо тяжкие преступления». Она подтвердила, что позитивные тенденции прослеживаются, скажем, «недаром законодатели совершенствуют раз за разом те нормы закона, которые запрещают избирать заключение под стражу к лицам, совершившим преступление в сфере предпринимательства».
Как сказал «НГ» адвокат, управляющий партнер «Альтависта» Владимир Воронин, статистика ВС соответствует действительности хотя бы потому, что раньше выбор мер пресечения, которые избираются обвиняемым, был сравнительно невелик. Это либо заключение под стражу, либо подписка о невыезде и надлежащем поведении. Логично, что в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжких преступлений, как правило, избиралось заключение под стражу. Теперь же тому, кто, скажем, обвиняется хотя и в тяжком, но в экономическом преступлении, возможно назначить домашний арест или запрет определенных действий. Что также налагает достаточно строгие ограничения по перемещению за пределами своего жилья и существенно снижает возможность общения с окружающими. То есть как и в условиях СИЗО – с той лишь разницей, что обвиняемый при этом находится в своем жилище. Таким образом, практика судов действительно все более и более гуманизируется, правда, «только при оценке исключительно статистических показателей»: «Адвокатская же практика показывает, что когда рассматриваются ходатайства следователей об избрании меры пресечения при невозможности заключения под стражу, то она заменяется судами на домашний арест или запрет определенных действий. Доводы защитников об избыточности указанных принудительных мер, как правило, отвергаются». При этом без надлежащей оценки остаются и аргументы адвокатов о том, что человек, ограниченный в передвижении пределами своего жилища и лишенный всех видов связи, фактически не может зарабатывать и содержать семью. «Данная порочная практика судов в настоящее время не преодолена, и тенденций к тому в обозримой перспективе не наблюдается», – подчеркнул Воронин. Для устранения данной правовой проблемы УПК должен предусматривать, что при избрании домашнего ареста или запрета определенных действий суду надо учитывать индивидуальные особенности обвиняемого, обстоятельства его жизни, а также членов его семьи, в том числе несовершеннолетних детей.
