Присяжных поместили в информационно-процессуальный вакуум

Решение Первого кассационного суда стало лучом света в темном царстве Фемиды. Фото с сайта www.sudrf.ru

Первый кассационный суд общей юрисдикции отменил достаточно суровый приговор из-за отказа суда поставить перед присяжными вопрос, предложенный защитой. Это разбирательство приведено как пример в документе, обобщающем практику данного суда по уголовным делам за второй квартал 2023 года.

По закону стороны могут высказать свои замечания по содержанию и формулировке вопросов и вносить предложения о постановке новых. В конкретном же деле защита настаивала, что телесные повреждения, нанесенные обвиняемым потерпевшему якобы по неосторожности и повлекшие смерть, образовались при падении этого лица. Защитник просил включить в вопросный лист пункт об иных фактических обстоятельствах, таким образом рассчитывая добиться существенного смягчения приговора. Однако при окончательном формулировании вопросного листа председательствующий судья поставил лишь четыре вопроса в соответствии с предъявленным обвинением. Дело было передано на новое рассмотрение, при этом саратовская кассация указала, что судья «не вправе отказать подсудимому или его защитнику в постановке перед присяжными вопросов о наличии по уголовному делу фактических обстоятельств, исключающих ответственность подсудимого за содеянное или влекущих за собой его ответственность за менее тяжкое преступление».

По словам федерального судьи в отставке Сергея Пашина, возможности суда присяжных все время намеренно ограничиваются. Например, адвокатам в выступлении перед ними не разрешается сослаться на то, что преступление мог совершить другой человек. Между тем даже Конституционный суд уже неоднократно подтверждал это право защитника, но де-факто судьи «продолжают во многих случаях придираться и строить искусственные препоны». С вопросными листами то же самое: то, что предлагают адвокаты, «сплошь и рядом игнорируется или искажается хитрым образом». Объяснения тому даются самые разные. Допустим, что основной вопрос уже учел соображения адвоката, хотя, заметил Пашин, перед присяжными вопросы обычно ставятся «по логике обвинения».

Показательный пример, когда адвокатам с формулировкой «нет надобности» не дают возможности спросить о вынужденной самообороне, ведь тогда есть большая вероятность, что присяжные придут к мысли о невиновности обвиняемого. Но есть способы и похитрее: скажем, суды могут сослаться на то, что адвокат в прениях и не ставил вопроса о необходимой самообороне, а просто ссылался на невиновность своего доверителя. Это значит, дескать, что такая просьба защитника и не может быть удовлетворена, ибо суд ставит вопросы с учетом результатов прений и позиций сторон. А еще адвокатам часто говорят, что их вопрос не годится, поскольку якобы выходит за рамки обвинения. «То есть суды напирают на то, что защита пытается таким образом выяснить обстоятельства, которые отсутствуют в обвинительном заключении», – пояснил «НГ» Пашин. Когда адвокат пытается заявить, что преступление совершил не его подзащитный, а другое лицо, или когда пытается описать действия доверителя иначе, чем это представляет следствие, ему обычно и отвечают, что, мол, это выход за пределы разбирательства. И в любом случае сторона защиты в итоге оказывается более слабой и вообще обманутой. А судьи еще и играют очередностью вопросов. Дело в том, пояснил Пашин, что вопросный лист – это как алгоритм, последующие пункты присяжным следует обсуждать уже в зависимости от их ответов на предыдущие. Или же при определенном ответе не обсуждать вообще, оставляя без внимания. Поэтому судьи могут такую последовательность составить, что сводит на нет самый хороший адвокатский вопрос: «Вроде бы формально его включили, но до него либо не дойдут, либо просто оставят без ответа».

Вопросов же адвокатов в судах боятся потому, что они дают присяжным информационную альтернативу, причем довольно разумную. Снимают с глаз шоры, которые на них пытаются каждый раз надеть, чтобы заседатели двигались в пределах обвинения, тогда как попытка защитника расширить предмет обсуждения, по сути дела, срывает осуждение человека. Потому-то в ряде судов вообще стояли на том, что вопрос о мотивах деяния не должен входить в компетенцию присяжных, хотя даже было несколько решений Верховного суда (ВС) на тот счет, что мотивы обсуждать с присяжными все-таки можно. Но такая позиция ВС – это все-таки редкость, подавляющее большинство его решений на данный счет выглядят «злой казуистикой, по сути, издевательской над духом права и на законе совсем не основанной». «Все то, что творится с присяжными, – это продуманные манипуляции, в законе ничего подобного нет. Но еще и ВС серией своих решений ужесточал и ограничивал деятельность присяжных. Запрещал, к примеру, при них пытки обсуждать. А где такой запрет в законе? Нет его. Во всем мире такой вопрос может поднимать подсудимый перед присяжными, объясняя, почему на следствии он давал одни показания, а на суде – другие. У нас это запрещено, потому что присяжные при малейшем намеке охотно верят, что человека пытали, а раз так, то они не склонны его осуждать. А если это и делают, то обязательно со снисхождением», – пояснил Пашин.

Короче говоря, закон написан точно и четко, а дальше уже происходили всякого рода искажения. А ВС их одобрял сначала для облсудов, а когда райсуды с 2018-го стали рассматривать дела с участием присяжных, эти традиции стали транслировать вниз. «Но есть еще ситуации, когда судьи колеблются, потому что на районном уровне эту практику не усвоили. И бывает, что там удается добиваться оправдательных приговоров», – заметил он. Вероятно, именно поэтому в 2020 году около 80% таких приговоров и отменили. «Суд присяжных ограничивают, обрывают и делают так, чтобы люди его не выбирали. Для этого гражданам демонстрируют две вещи: если вас осудят – получите по максимуму, а если оправдают – вышестоящие структуры все равно отменят такой приговор. И в конечном итоге суд присяжных просто оказывается невостребованным обвиняемыми», – подытожил Пашин. 

Что же касается кассации, то Пашин нисколько не верит, что для кого-то это решение станет примером или уроком. Вероятно, сказал он «НГ», там все-таки было слишком явное нарушение закона со стороны нижестоящей инстанции, так что даже формальное объяснение не подходило для отказа защите в постановке ее вопроса. Он напомнил, что «вообще-то кассационная инстанция работает и в том, и в другом направлении, но чаще все же отменяет оправдательные приговоры, примерно в пять-шесть раз больше, чем обвинительных». При этом бывают и случаи, когда приговоры отменялись и из-за того, что сам судья поставил перед заседателями смягчающий вопрос. Это происходит, когда есть предварительное понимание, что присяжные человека не осудят. Вот тогда и ставится смягчающий вопрос в расчете «на мягкой подушке обвинение все-таки спасти». То есть чтобы гражданина осудили хотя бы за что-нибудь. Если же присяжные все равно оправдают, то мягкий вопрос вменяет в вину судье уже в вышестоящей инстанции, которая на этом основании отменяется весь оправдательный приговор, «вроде бы как в виду существенного нарушения закона». И это, по словам Пашина, сейчас тоже вполне рабочая схема. «А вот если приговор обвинительный, то на такие ошибки и нарушения, как правило, даже не обращают внимания. То есть они специально закладываются, скорее всего, для страховки», – не исключил Пашин.