Ходатайство об аресте остается самой популярной у следователей мерой пресечения для обвиняемых. Фото РИА Новости
По информации «Независимой газеты», правозащитники забили тревогу по поводу переполненных СИЗО в Москве, Крыму, Краснодарском крае, Ставрополье и ряде других регионов. В ФСИН называют цифру в 96% и отмечают, что для новых подозреваемых мест почти не осталось. Наверное, решить проблему могло бы строительство изоляторов, но, по мнению экспертов, менее затратным и более эффективным стал бы «политический пинок сверху». До сих пор главной причиной отправки за решетку еще не приговоренных людей является удобство следствия. Суды назначают аресты на основании любых аргументов, вплоть до тех, что прямо противоречат принципу презумпции невиновности.
По данным ФСИН, по состоянию на начало августа в российских СИЗО содержались 114 172 человека. При этом они рассчитаны в общей сложности на 118,5 тыс. Выходит, что количество арестантов всего на 4% меньше лимита. Напомним, что уже весной этого года глава управления исполнения приговоров и специального учета ФСИН Игорь Вединяпин указывал, что переполнены 50 из 203 СИЗО. И тогда он предлагал, чтобы в законы были внесены поправки, которые позволят чаще избирать меру пресечения, не связанную с заключением под стражу.
Согласно данным Судебного департамента при Верховном суде (ВС) РФ, в прошлом году число подозреваемых, отправленных под арест, выросло на 4%, составив 205,3 тыс. человек. Из них 90,5 тыс., то есть 44%, обвинялись в преступлениях небольшой и средней тяжести. По мнению экспертов, главная причина, почему всех их держат за решеткой, – это удобство для проведения расследований. От такого подхода, очевидно, страдает и сам ФСИН, когда под стражу берется больше, чем ведомство может «освоить». Однако если суд принял решение, в изоляторе не могут в его исполнении отказать вне зависимости от того, хватает для этого места или нет. Как пояснил «НГ» адвокат Дмитрий Аграновский, когда человек в СИЗО, следователю технически проще, а подозреваемый всегда «под рукой», он быстрее «соглашается» на сотрудничество – и вообще «если человек находится под стражей, то вероятность, что после приговора он там и останется, гораздо выше».
Недаром на практике в ходатайствах об арестах встречались и такие формулировки: дескать, «мера пресечения применяется для обеспечения обвинительного приговора в виде лишения свободы». Если же обвиняемый будет дома, а не в изоляторе, то, мол, с чего ему сотрудничать со следствием?
Между тем Европейский суд по правам человека, который до сентября продолжает выносить решения по искам россиян, в июне указал властям РФ на то, что адрес регистрации не может быть основанием для автоматического помещения человека в СИЗО. Тот факт, что кто-то живет не по официальному месту «прописки» или даже вообще бродяжничает, еще не значит, что он обязательно скроется от правосудия, особенно при современных средствах контроля. Впрочем, похожие разъяснения встречались в исках, рассмотренных в Страсбурге, скажем, еще в 2008 году. Но следователи продолжают повседневно использовать аргумент об отсутствии регистрации – не вообще, а по месту производства предварительного расследования.
В следственных изоляторах России содержится множество лишних людей. Фото РИА Новости |
В советское время, напомнил адвокат, изолятор как мера пресечения применялась редко, была исключительной, а теперь стала основной: «Это настоящий превентивный арест, когда человек помещается под стражу, чтобы априори обеспечить исполнение обвинительного приговора». Он подтвердил, что с таким подходом никаких СИЗО просто не хватит. Весь вопрос в отсутствии гуманизма и соответствующей политической установки. В результате долгие годы держится одна и та же статистика – 97–98% подозреваемых заключают под стражу и примерно в стольких же случаях им продляют эту меру пресечения. «Силовики и суд – это все, одним словом, государство, а по другую сторону баррикады – подсудимые и их адвокаты. По той же причине практически не выносятся оправдания. Отчего и складывается впечатление, что правосудие – это некий производственный процесс по изготовлению приговоров, когда система рассматривает оправдательные решения как брак, стремясь к минимизации их числа», – заявил «НГ» Аграновский.
На все замечания адвокатов – дескать, протокол не соответствует действительности и, следовательно, недопустим, суды отвечают: бумага составлена уполномоченным лицом в рамках своих полномочий. То есть негласно именно авторство априори делает документ правильным и законным. Но Аграновский уверен, что можно было бы быстро добиться сокращения объема арестов и их продлений хотя бы на 20%. Чтобы исправить ситуацию, подчеркнул он, нужна государственная воля, поскольку любые законы все равно научатся обходить. Например, де-юре предпринимателей нельзя в определенных случаях арестовывать, однако следователи говорят, что человек не может таковым считаться, раз его деятельность не предпринимательская, а преступная. Или следствие, к примеру, указывает, что человек может скрыться или давить на свидетелей, но не приводит никаких оснований: ни уже купленных билетов, ни задержания при попытке к бегству, ни заявлений об угрозах или подкупе. А еще один распространенный аргумент – опасения, что человек, мол, может продолжить заниматься преступной деятельностью – вообще напрямую нарушает презумпцию невиновности. Короче говоря, нынешние критерии, позволяющие заключать человека под стражу, оценочные. При этом требования адвокатов, предписания ЕСПЧ и даже постановления ВС о том, что каждому утверждению должны приводиться доказательства, игнорируются на местах. «Есть презумпция виновности во взгляде на человека и презумпция доверия к госорганам, нет реальной состязательности процессов, а главное – желания реально ее обеспечить», – заключил Аграновский.