Екатерина Трифонова
К психиатрам на исследование обычно доставляют обвиняемых, но могут направить и потерпевшего. Фото РИА Новости
Психиатрическая экспертиза в России используется не только для объективного расследования, но и для формального затягивания дел. Все чаще она становится и способом разнообразного давления на потерпевших. Однако главная проблема заключается в том, что выводы государственных экспертов не перепроверяются в судах на реально состязательных процессах.
Назначение психиатрической экспертизы участнику процесса должно быть обосновано, но порой с ее помощью затягивают время, чтобы, например, истек срок давности привлечения к ответственности. В постановлении пленума Верховного суда от 2010 года говорится о необходимости устанавливать психическое состояние и потерпевшего «при наличии сомнений в его способности правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела, и давать показания».
Так что уже бывали такие ситуации, когда жертва нападения бежала не от обидчиков, а вслед за ними – и суд соглашался, что это, мол, явно не адекватное поведение, несмотря на все объяснения, что надо было зафиксировать номер автомашины. Однако большая часть объектов психиатрической экспертизы – это все-таки обвиняемые, отношение к которым в госучреждениях, монопольно действующих на этой ниве, не выходит за общие рамки обвинительного уклона.
Как пояснил «НГ» управляющий партнер юркомпании AVG Legal Алексей Гавришев, заявлять ходатайство о назначении каких-либо судебных экспертиз по уголовному делу является правом практически любой из сторон процесса. «Судьи осознают необходимость назначения тех или иных судебных экспертиз, заявляемых сторонами по делу, чтобы удостовериться в правильности своего вердикта», – заметил он. Но одновременно подтвердил и наличие случаев, когда участники процесса злоупотребляют этим правом, заявляя ходатайства с единственной целью потянуть время. При этом у суда всегда есть право «в случае отсутствия разумности» оставить ходатайство без удовлетворения. В общем, подчеркнул Гавришев, злоупотребление правом встречается намного реже, чем сама необходимость назначения экспертиз.
Федеральный судья в отставке Сергей Пашин подтвердил, что психиатрическую экспертизу могут использовать и как средство психологического давления на потерпевшего: чтобы он согласился на мировую или вообще, чтобы выбить его из процесса, лишив возможности давать показания. «Понятно, что человеку неприятно, когда ему перемывают косточки и подозревают в психической неадекватности. Не говоря уже о нервотрепке, хождении по врачам, сидении в очереди с очень специфическими людьми», – заметил он, согласившись, что само пребывание на экспертизе можно считать разновидностью жестокого обращения. Тем более не факт, что это еще и для самого пострадавшего не обернется приобретением официального и довольно неприятного диагноза, а то и постановкой на спецучет. Конечно, принудить потерпевшего к прохождению такой экспертизы невозможно, но, если он откажется, это может быть истолковано судом в неблагоприятную сторону. В целом же, пояснил Пашин, закон о назначении экспертизы в отношении потерпевшего говорит общими словами, а таким образом, аргументом для ее назначения может послужить и чудаковатое поведение человека, намеренно составленные полицейские протоколы или вообще плохой анамнез, скажем, старые травмы головы. Проще говоря, подпасть под экспертизу шансы немаленькие, хотя по обычным делам суды все же стараются не затягивать их рассмотрение, ставя под сомнение нормальный ход процесса. «Никто тут не заинтересован в том, чтобы ждать несколько месяцев, а то и год, пока экспертиза завершится», – сказал Пашин.
Однако назначение экспертизы становится выгодным стороне обвинения и суду, когда дело рассматривается с участием присяжных, явно склоняющихся в сторону обвиняемого. Как разъяснил ВС, психиатрические вопросы находятся в введении профессионального судьи, из-за чего и возникла лазейка, которой нередко пользуются обвинители. Видя перспективу оправдательного приговора, они начинают настаивать на психиатрической экспертизе. Суд, страдающий обвинительным уклоном, такие ходатайства обычно поддерживает: «И потом уже присяжных в том же составе не соберешь. Если человека признают здравомыслящим, судить его придет другая коллегия, которая будет настроена скорее всего в пользу обвинения. При выводах же о душевном расстройстве подсудимого присяжных и вовсе распустят». При этом на Западе, подчеркнул Пашин, ссылка на невменяемость – это, напротив, одна из разновидностей защиты в суде присяжных.
Он отметил и наличие таких дел, где решения об экспертизе «кроме процессуальных явно подчинялись и каким-то другим вспомогательным факторам – скажем, влиянию местных властей». Потому что самая главная проблема всего правосудия – это отсутствие состязательности результатов таких экспертиз. Юристы давно настаивают, что помимо казенных экспертов свое заключение могли бы представлять и адвокаты, а точнее – чтобы им не чинили в этом помех. Сейчас же, когда защита приводит специалистов, находится много причин их проигнорировать. Например, самая распространенная отговорка – «конкретный специалист недостаточно компетентен». «Есть все возможности убрать специалиста, а права назначить экспертизу в уголовном процессе у защиты нет, возможна только госэкспертиза. Что она сказала, то и есть истина в последней инстанции», – подчеркнул Пашин. При этом в отличие от медэкспертизы, которая проверяема, имея стандартные методики, психиатрическая экспертиза скорее «вкусовая», а еще она сильно зависит от уровня познаний и опыта экспертов. Правильность же ее результатов проверить гораздо сложнее, так что с учетом того факта, что «все чиновники братья, не важно – в мундирах или в белых халатах», результат вполне предопределен. Пашин напомнил «НГ», что в нашей стране «богатый опыт расправы с политическими противниками экспертными способами», а «карательная психиатрия – это одно из изобретений структур, занимающихся госбезопасностью». Он уверен, что эта система окончательно и не сломана – вплоть до теоретического обоснования постановки тех или иных диагнозов: «Она притаилась и прежних масштабов не носит, как было в советское время. Но в свернутом состоянии карательная психиатрия ждет отмашки, при необходимости она будет задействована». На стадии же следствия получить диагноз для обвиняемого означает потерю возможности знакомиться с его материалами, а также получить казенного адвоката по назначению. «То есть тут за какую ниточку ни схвати – большой клубок проблем завязывается», – считает Пашин.
