С.Крючков― 19 часов и 9 минут в Москве. Меня зовут Станислав Крючков. И на «Эхе Москвы» со своим особым мнением — Константин Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты». Константин Вадимович я приветствую вас.
К.Ремчуков― Добрый вечер!
С.Крючков― Идет трансляция на основном канале «Эхо Москвы» в YouTube, на Яндекс.Дзене. Пишите, задавайте свои вопросы, используйте наши средства связи, привязанные к номеру: +7 985 970 45 45.
Аккурат к нашему эфире, Константин Вадимович, завершились переговоры Рябкова с Уенди Шерман в Женеве. Во-первых, сам статус зам глав дипломатических ведомств, их продолжительность — 8 часов они шли, и вот эта диспозиция, которая предшествовала, собственно говоря, этим переговорам, когда Рябков говорит: «Мы предупреждаем, что от своих позиций отклоняться ни на йоту не намерены. На ваш взгляд, какова была цель сегодняшних консультаций. И, тем не менее, все-таки наверняка есть те компромиссы, которые Москва для себя допускает, и где границы этих компромиссов?
К.Ремчуков― Мне кажется, что вся риторика Рябкова, а также Лаврова, а также Захаровой последних месяцев отражает установку, которую они получили от президента России. Как известно, внешняя политика по Конституции формируется только президентом страны. Они отражают его установку, которую он дал на совещании в МИДе пару месяцев назад, заявив, что нужно поддерживать напряжение в отношении западных держав. Держать их в напряжении. Потому что если без напряжения — подтекст такой — они ничего не понимают. Значит, нужно проводить эту линию. Дипломаты дисциплинированные, это родные братья военных. Поэтому они не могут отклоняться от указаний и распоряжений командующего. Поэтому это общий контекст: С Западом разговаривать жестко, демонстрировать решимость действовать в соответствии с собственными интересами. Это непосредственный контекст, обусловленный установками Путина.
Более широкий контекст — это примерно 2 года, как в высших кругах российского руководства пришли к выводу, что рассчитывать на какую-то нормализацию отношений с Америкой не приходится, потому что Запад в целом и Америка в частности вообще не слышит наших озабоченностей, игнорирует все наши соображения относительно нашей собственной безопасности, как мы это понимаем. И когда поняли, что бесполезно стучаться, приняли решение вести себя на международной арене в соответствии со своим военным потенциалом. Поскольку военный потенциал считается у России достаточно высокий в отличие от экономического, то, мне кажется, что последние два года как раз происходила трансформация нашей внешней и военной политики под это базовое соображение: мы сильны и мы можем настаивать, в том числе, с помощью силы на решении проблем, если нас никто не хочет слушать, чтобы решать эти проблемы к обоюдному удовольствию.
Я говорю так уверенно про эти два года, поскольку я два года назад, перед самым ковидом летал в Америку, встречался там со всякими умными, яйцеголовыми людьми в Нью-Йорке и Вашингтоне, и я помню, что перед отъездом я встретился с высокопоставленными людьми здесь, в Москве и хотел просто прояснить для себя, какой месседж мог бы быть, даже если он анонимный, от российского руководства. Вот примерно то, что я вам сейчас сказал, это был месседж, что наше терпение закончилось, мы не такие сильные экономически, но в военном плане можем дать пинок под зад любому, если наши интересы будут попираться.
С тех пор я внимательно наблюдаю за развертыванием этой установки и вижу, что все получается так, как и говорилось два года назад. Что касается конкретно сейчас переговоров, то Рябков у нас лучший переговорщик — это первое. Он гигантский профессионал и с точки зрения опыта дипломатического. Но, самое главное, с точки зрения фактов. И, конечно, он как переговорщик обладает терабайтами памяти как на фактическое состояние российско-американских дел в разных сферах, так и на историю дипломатии, какими приемами пользовались в тех или иных обстоятельствах.
Поэтому, я думаю, третий аспект — это то, что очень важно войти в эти переговоры. У Путина, видимо, получилось с Блинкеном поговорить не только в Женеве, но и пару раз по телефону. И, понимая, что Байден находится под колоссальным давлением своей внутренней повестки — его критикуют беспощадно не только республиканцы, но и многие демократы за то, что он с Путиным вообще разговаривает, — и я так понимаю, что Байден послал Путину месседж. Это тоже вытекает из моих контактов с людьми, которые может быть в курсе того, что происходит. Байден сказал Путину, что «Владимир, я понимаю, что вы другие чем мы, это не значит, что вы хуже, а мы лучше, просто мы другие». И он довольно четко, без запинок изложил весьма точное представление о том, в чем мы другие. Он сказал: «Мы избрали концепцию, метод или стиль, или методологию, политически процесс плавящего котла, куда все прыгают — разноцветные, религиозные, — а из этого котла вынимают, и все они американцы с определенной системой ценностей: свобода, частная собственно. А вы совершенно по-другому строили. У вас на разное земле жили разные люди, и вы решили не переплавлять всех в одних человечков под названием русские, а оставить их какие они есть этнически, религиозно, культурно и так далее. Я не знаю, чей метод лучше».
И это признание — это было первое реалистическое признание главы американского государства за многие десятилетия. И, мне кажется, что именно этот подход Байдена, который выглядел очень хорошо, четко и бодро, привел к тому, что Путин поеверил ему, что если он говорит в терминах такого и человеческого реализма и политического реализма, и что он представитель старой школы в отличие от представителя старой школы, который знает, что ядерное оружие вообще не шутка по большому счету. Потому что вся молодежь дипломатическая и политическая последних полутора десятков лет показывала что она вообще не понимает последствий ядерного обострения и вообще конфронтации между супердержавами.
И я думаю, Путин считает, что это он выгрыз эту возможность для России беседовать с американцам на серьезном политическом, дипломатическом и военном уровне. И, мне кажется, они достигнут какого-то прогресса.
С.Крючков― Константин Вадимович, я уточню: прогресса в виде документа какого-то рамочного?
К.Ремчуков― Я думаю, и документ будет рамочный и конкретные договоры, из которых Трамп по коротким ракетам вышел, и уже сказали, давайте вернем. То есть я думаю, что будет в военной сфере несколько успехов, которую будут первым большим неожиданным шагом в стороны нормализации российско-американских отношений. И создадут предпосылки при работающих механизмах контроля вырабатывать доверие. Потому что доверие возникает вследствие многочисленных проверок людей разного уровня исполнения договоров, которые докладывают вышестоящему руководству, что до говоры исполняются, и они видят, что никто никого не жулит. Сейчас, когда отношения разрушены, никто даже… когда говорят о доверии, это такая банальность. Его нет, потому что у нас нет даже предмета, чему доверять или в чем сомневаться. Просто тотально: Мы не понимаем вас, вы не понимаете ваших мотивов. Это с двух стороны с одинаковой силой звучит.
Поэтому, я думаю, что это шаг для того, чтобы сдвинуть американо-российские отношения в стороны создания новых механизмов проверки взятых на себя обязательств, и эти обязательства также будут каким-то достижением и для нашей страны и для американской. А говорить о том, что сейчас мы получим письменные заявления о том, что НАТО не будет развиваться, я думаю, этого не будет.
С.Крючков― А принимая во внимание то, что вы говорите о ситуации напряженности, в которой Москва желает поддерживать условный Запад в лице его переговорщиков, и те договоренности, которые по итогам запущенного переговорного процесса могут быть достигнуты, — под держание этой напряженности останется фоном постфактум достижения этих договоренностей или это должно будет уйти со сцены.
К.Ремчуков― Мне кажется, если, действительно, будет достигнуто что-то реальное, то нет смысла. Потому что на самом деле итогом поддержания этой напряженности и явились эти переговоры. Итогом и концепцией напряженности явилась концентрация войск недалеко от Украины. Несмотря на то, что это наша территория, и мы говорим, что мы ни перед кем не обязаны отчитываться, тем не менее, это была демонстрация силы и абсолютная невозможность на Западе что-нибудь этому противопоставить.
Поэтому, конечно, если будут какие-то подвижки, то в том масштабе и в том темпе создавать напряженности, такой дипломатический рык в отношении России и Запада, я не думаю, что будет какая-то вещь…
Я много сейчас читал за зимние каникулы аналитики многостраничной западной. Очень многие недоумевают, как быстро и тупо американцы за последние, буквально, год-полтора подтолкнули Россию к Китаю. До этого еще были дискуссии, писались бумаги на уровне стратегического планирования в Госдепе, в которых указывалось, что «Россия при всех особенностях является христианской цивилизацией и мы христианской цивилизацией, китайцы — нехристианской цивилизацией, поэтому давайте подумаем даже в мировоззренческом плане, в системе ценностей, коль сколь мы говорим в терминах системы ценностей, христианин с христианином легче поймут какие-то экзистенциальные вопросы в этом мире, также цену решения этих вопросов, чем христиане и те же китайцы».
Вот это было, когда Трамп пришел. У него была одна дама очень умная зам госсекретаря, и она писала эти бумаги, публично выступала на всяких умных семинарах. А потом эта система санкций как забарабанили — санкции против России, санкции против Китая, санкции против России… — хоп! — и вдруг выясняется, что Путин с Си Цзиньпином опять братья навек. И вот сейчас как раз конец декабря, начало января — то, что я прочитал, — меня поразило разочарование очень многих людей в Америке, которые говорят, что абсолютнейшая ошибка. Вместо того, чтобы сложную игру вести — ту Россию отодвигать, тут Россию нейтрализуем, тут с Китаем, где выгодно сотрудничать, здесь прижимать — в общем, требуется дипломатия сложного типа с многообразными возможностями для Америки. А она сейчас упростилась донельзя
С.Крючков― Скажите, а ситуация, которая разыгралась в Казахстане, в отношения между этими — ну, хорошо, ценностно не братьями, но, по сути, участвующими в диалоге — Пекином и Москвой способно порушить или внести соответствующие коррективы, если да, то по какой линии? Потому что Казахстан — это сфера интересов как Москвы, так и Пекина, это очевидно. Потому что мы имеем большие границы друг с другом.
К.Ремчуков― Да, у нас граница большая, но за 15 лет 19 миллиардов долларов Китай вложил в рамках свое шелкового пути в Казахстан, и они видит его в качестве центрального звена во всей цепочке этого Великого шелкового пути. . Поэтому у Китая одного типа интерес, у нас другого типа интерес. У нас нет такого экономического потенциала и таких инвестиций. Но Китай, безусловно, сейчас, когда он с американцами сильно поссорился, и, я так понимаю, до переизбрания Си Цзиньпина на новый 10-летний срок, что состоится в этом году осенью, линия Пекина — нагнетать риторически антиамериканские, антизападные настроения для внутриполитической повестки, для консолидации китайского общества на фоне большого количества проблем. Прямо скажем, в Китае с экономикой, с экологией много проблем. И в этом году они проявятся намного резче, чем в предыдущие годы.
И в этом смысле, видите, они сразу заявили о безусловном иностранном характере вмешательства и госпереворот в Казахстане. Хотя мы видели, что даже для самих руководителей президента это не было очевидно, потому что первый шаг, который сделал президент Казахстана, он распустил, уволил свое собственное правительство. Вопрос: если у тебя самое главное — внешняя угроза, разве может быть первым жестом увольнение правительства и признание его работы неудовлетворительной в вопросе ценообразования. И только через несколько дней он обратился в ОДКБ, к Путину по поводу того.
И вот эти плавающие трактовки, эти хаотичные заявления о 20 тысячах иностранцев. Я видел какое-то заявление. В начале оно меня поразило. Еще не было никаких доказательств иностранного участия, говорит: «Посмотрите, какие они жестокие: они бьют витрины, они водят людей голыми. Разве казахи могут? Наши люди не могут так делать». И мне хотелось крикнуть ему: «Господин Токаев, могут! Могут и голыми водить и витрины бить и убивать. И, собственно количество убитых показывает, что жестокость, если она проявляется в виде таких вспышек, она присутствует в природе человека. Я не думаю, что она присуща специфически казахам, она присуща вообще всем людям, которые очень долго подавляют естественное свободное волеизъявление. Вот они ходят, ходят… А я наблюдал многократно во многих регионах и нашей страны и вообще Советского Союза, что для нашего человека свобода очень часто принимает форму погрома. Вот погромный характер свободы, храбрости и смелости, он от такого своеволья, когда нет сдерживающих узд со стороны государства, и это можно все моментально поджечь, разбомбить, поубивать и превратить все в хаос.
М.Курников― Ну, уж казалось, где больше сдерживающих узд, чем в Казахстане, который 30 лет эти узды отстраивал?
К.Ремчуков― Выяснилось, что слабенькие, хиленькие ножки у государственности. Они говорят о том, и Путин, по-моему, сегодня сказал, что была угроза казахской государственности. Вообще, использовать такой термин как «государственность» — это показывает, что это какое-то эфемерное здание, которое вдруг оказалось под угрозой в результате того, что люди таким образом решили сначала протестовать против роста цен, а потом к ним примкнули хулиганы, бандиты и прочий криминал.
Но в целом я хочу сказать, что я поражен низким уровнем анализа событий в Казахстане со стороны экспертов, профессоров всевозможных. Это мне напомнило то, как первый год ковида масса профессоров-медиков выходило на телевизоры, чего-то нам рассказывали, абсолютную чушь, которая не соответствовала действительности. Так и здесь. Каких только версий не наслышались. Что это борьба кланов, что это Назарбаев борется с Токаевым. Это переворот, это госпереворот, это все для того, чтобы свалить Токаева. Кто-то говорит: «Да нет, это чтобы Назарбаева окончательно зачистить и его убрать».
Госизмена Масимова. Госизмена Масимова из уст Токаева, мне кажется, в этом ворохе хипотеза самое серьезное, на что можно обратить внимание. потому что обвинить этого человека в госизмене — фактически дать нам всем сигнал о том, что события эти обусловлены человеком, который предал присягу, предал президента и решил сыграть свою игру. И поэтому подробностей никаких нет, кроме того, что измена или госизмена — это же серьезная уголовная статья для такого человека, который дважды премьер-министр в прошлом был. Сейчас на ключевом посту национальной безопасности. Стало быть, я понимаю, что логика следствия будет идти туда, что за всеми этими событиями стоит как раз именно госизмена этого Масимова…
С.Крючков― Это же не история, когда ты сказал А, должен говорить и Б. Если ты говоришь 20 тысяч террористов действует на твоей территории, то нужно искать ответственного за то, кто допустил их развертывание. А кто? Глава спецслужбы.
К.Ремчуков― Могу себе так представить. Если бы потом не стерли в Твиттере заявление о 20 тысячах, потому что 20 тысяч — это по 450 человек…
С.Крючков― Ну, XXI век, Константин Вадимович…
К.Ремчуков― Но тогда бы и выпустили. Если ошибся тут, то и выпусти… Но само обвинение, просто задержать: халатность, не справился… У нас, когда горят и Следственный комитет кого-то арестовывают, они же не говорят о госизмене. Они придумают что-то, связанное с плохим исполнением своих обязанностей.
Здесь, я думаю, что сейчас интерес всеобщий к Казахстану. Я знаю, экономически все нулевые годы при Назарбаеве Казахстан очень любил быть любимцем Запада с точки зрения реформ, с точки зрения рыночных подходов с точки зрения решения тех или иных проблем. Американцы всегда ставили Казахстан в пример нам. Вот мы медленно все реформируем — они быстро. И, мне кажется, что если посмотреть на снятие ограничений в ценообразовании на пропан и бутан, из-за которых все началось, то здесь тоже это была рыночная мера. Фактически пусть рынок определяет цену. И они тоже хотели… Может быть, Токаев хотел понравиться Западу: слишком мало у него достижений в последнее время было. А если бы эта мера удалась, и они бы перешли на рыночный метод регулирования цен, то они бы сказали: «Какой же прогрессивный человек. А вы, Россия, все госрегулирование увеличиваете».
А здесь получилась классическая ошибка такого подхода. Ты не можешь либерализировать цены, если ты не обеспечил избыток предложения или отсутствие настоящей конкуренции. Там же может быть и сговор ценовой. И как только они допустили эту ошибку, сразу цены взлетели. Но это ошибка менеджмента, потому что вас никто не заставлял это делать. Но если получилось, казахи, действительно, были бы впереди всех, кто в нашей части мира. И все бы говорили: «Господи, какие же они прогрессивные!»
С.Крючков― А вот это казахстанское экономическое чудо, оно не уперлось в конечном итоге в то, что не были созданы для самих людей эти возможности отвечать на либерализацию, то есть, собственно, денег у людей не оказалось банально.
К.Ремчуков― Если у них средняя заплата, насколько я понимаю, в районе 100 долларов, а они подняли цены, и цена стала 27 центов, то есть меньше чем 4 литра ты на доллар берешь. А масса людей занимается извозом, частным местным бизнесом, где машина ключевая. Это абсолютная ошибка экономическая.
С.Крючков― Верну вас, Константин Вадимович, к теме, с которой мы стартовали. Сейчас проходит брифинг Серея Рябкова, замминистра иностранных дел после переговоров с делегацией США в Женеве, где обсуждались вопросы о гарантиях безопасности. И довольно сдержанной, с одной стороны, тональность, то с подчеркиванием императивного характера всех установок, которые были даны. «Разговор был сложным, конкретным, профессиональным, без попыток приукрасить острые углы. У российской делегации сложилось впечатление, что американцы досконально и тщательно изучили предложения Москвы по безопасности».
Это вносит какие-то коррективы в то, что вы говорили? Стоит ли ожидать, что мы близки к тому, что бы получить на выходе тот самый обязывающий к чему-то документ рамочный?
К.Ремчуков― Что можно сказать… По-моему, это подтверждение того, что я сказал, что очень высокая оценка со стороны Рябкова профессионализма американской дипломатии, которая глубоко проработала российские предложения. Когда глубоко проговариваешь, появляются нюансы, появляется возможность маневрировать, сохраняя формальную целостность, делать уступки так, чтобы это не было обидно ни одной из сторон. Поэтому я считаю, что это очень хороший знак подал Рябков относительно откровенных содержательных переговоров. Потому что, что такое «хорошо проработанная позиция» партнера на переговорах? Это ты сразу показываешь партнерам своим, что вы очень четко изложили все свои озабоченности, не ушли наши. Потому что если вы говорите: «Вот так, вот так… Мы видим слабости в нашей позиции». А мы же говорим, ведь вся философия новой попытки запустить российско-американские переговоры по безопасности — это создание равной безопасности для всех сторон. «Равная безопасность» как термин остался, а как явление в международных делах улетучился просто. После распада Советского Союза о равной безопасности говорить не приходится.
И американцы, изучив, наверняка положили на стол Рябкову свое видение тех позиций, которые не учтены в этом договоре. Они не учли озабоченности американцев, не учли озабоченности американцев по поводу их союзников. Потому что, что такое союзники, мы видим сейчас по Казахстану, как быстро Путин отреагировал.
Я помню, на брифинге в августе, когда Байден принял решение вывести войска из Афганистана, он совершенно с таким раздражением взрослого человека говорили: «Вы представляете, мы столько лет, столько сил и столько средств вложили в подготовку афганской армии, и армия афганская — 300 тысяч человек. Талибов ("Талибан" - запрещенная в РФ организация) идет 75 тысяч человек. С нашей точки зрения 300 тысяч хорошо вооруженных и хорошо подготовленных войск в состоянии противостоять 75 тысячам. А они не противостояли. Они занимали один город за городом».
Вот сейчас случай в Казахстане показал: армия, Вооруженные силы в Казахстане — 120 тысяч, Национальная гвардия — 60 тысяч ориентировочно. Даже если 20 тысяч (20 тысяч — это фейк), 10 тысяч до зубов вооруженных, но им противостоит 180 тысяч. Это вообще в порошок стереть. А мы видим, как все разбежалось. Так кто-то погиб из силовиков небольшое количество. Но в целом не было организовано противостояние. И это, вероятно, с моей точки зрения, является характерной чертой поведения силовиков в авторитарных режимах. Видимо, пока авторитарный лидер силен, все тоже ходят, мускулами играют. Как только он слабеет, его судьба становится неопределенной, с ним никто не хочет связывать свою судьбу.
И еще я хотел сказать. Там очень много лет рассказывают про модель Дэн Сяопина. Как настоящий лидер может уйти, а преемственность будет продолжаться. Вот сейчас, мне кажется, совершенно очевидно, что модель Дэн Сяопина — нельзя сказать, что это китайская модель и нельзя сказать, что надо как по-китайски управлять в Казахстане, России , Беларуси и у вас все получится. Нужно понять абсолютно четко: это модель управления — кем? — китайцами. Вот управлять, если у тебя сильная КПК, если у тебя такой мудрый Дэн Сяопин, если он поставил свои кадры на ключевые посты, если у него такая судьба, что он дважды попадал в опалу и его унижали, с женой выводили на площадь хунвейбины, позорили и он был на перевоспитании. И все равно он выразил совершенно другой тип характера и другой тип представления, что нужно с этой страной делать.
Поэтому, я думаю, что в итоговом смысле модель Дэн Сяопина как переходная в Астане… в Алма-Ате, где больше всего было беспорядков, в Нур-Султане, потерпела крах. На постсоветском пространстве никогда больше даже говорить не будет о такой модели, при которой формальный или неформальный лидеры находятся в разных креслах.
С.Крючков― Собственно, о том человеке, который, видимо, пытался реализовать эту модель, но неудачно. У вас есть понимание, почему Нурсултан Абишевич сейчас затаился? Где он?
К.Ремчуков― Я считаю, что Масимов, госизмена его ставленника… Два срок премьер-министром был у Назарбаева этот человек. Когда он ушел, поставил на ключевой пост, который контролирует всех силовиков КНБ. То есть если говорить о том, кто был самой главной рукой формально занимающей должность, самой опытной, самой умной, — это, конечно, «Уйгур», как его называют, хотя и говорят уйгур, он несколько раз говорил, что «я на самом деле казах» — Масимов. И когда происходит его арест с формулировкой о госизмене, то, я думаю, что это, скорей всего, в создавшейся ситуации Токаев… Тебе страшно, ты видишь, что тебя может никто не защитить, если вдруг вспыхнет здесь. А потом кто-то приходит и говорит: «А вы знаете, что за этим стоит Масимов — это человек Назарбаева. За этим стоят несколько полковников в разных района страны, которые попустительствуют. За этим стоит группа силовиков, которые выпускают каких-то бандитов из тюрем». И тогда никакой оценки, даже если она не до конца корректная, кроме как, что это госизмена с целью смещения, быть не может — у Токаева. И Токаев (видимо, у него недостаточно сил), ему, собственно, войска ОДКБ были, с моей точки зрения, что в этот момент он усомнился, что эти 120 тысяч военнослужащих и 60 тысяч национальной гвардии будут на его стороне, а не стороне Масимова, и тогда ему захотелось к Путину обратиться. И Путин подослал людей, которые для обычных, особенно если там нейтрализован Масимов, там нет больше идеологов, — появились свои ребята. И, конечно, сейчас уже может казахская армия и казахская Нацгвардия наводить порядок. И поэтому быстро переориентировались в информационном месседже наши все люди, которые начали говорить: «Это для занятия стратегических объектов только. Это вообще не для взаимоотношений между прибывшими военными людьми и обществом казахстанским. Типа общество взаимодействует с другими силовиками».
С.Крючков― Скажите, а перед Масимовым в этом смысле стоял вопрос, в конечном счете, эту активность демонстрировать в пользу самого себя? Каково место патрона было? Для меня это остается непонятным.
К.Ремчуков― Оно для всех остается непонятным, поскольку у нас нет никакой информации о месте патрона. Но, я думаю, что, вполне возможно… Поскольку фактуры никакой нет, мы находимся в поле чистых домыслов. Вот если человек два раза был премьер-министром, если такой близкий к Назарбаеву — теоретически мы исходим из того, что в политике все люди честолюбивые и все мечтают о маршальском жезле, — могло ему быть обидно, что именно Токаева выбрал Назарбаев, а не Масимова? Ведь у того и практический опыт был. Чем бы был плохой преемник. Но он выбрал другого. Хотя этому дал очень хороший пост, поэтому и в новом Казахстане, условно говоря, после Назарбаева у него хорошая позиция. У меня фактуры нет, но я личные амбиции в политике никогда не сбрасываю со счетов. Они вообще часто являются мощнейшим драйвером поступков.
С.Крючков― Еще раз верну вас к переговорам Рябкова и Шерман. «США не позволят никому закрывать двери для какой-либо страны», — после переговоров сказал она. И вот позиция: Стоим на своем, но тем не менее признаем, отдаем отчет в том, что переговоры были сложными, но они необходимым. На ваш взгляд, это свидетельствует о том, что серьезно были восприняты озабоченности, о которых мы говорили?
К.Ремчуков― Вы меня радуете тем, что вы подтверждаете то, что я говорил 5 минут назад из головы, а вы — из ленты. Потому что на самом деле это и есть, что есть вещи, которые они принять не могут. И когда они развернуто объясняют, почему… Переговоры такой процесс, особенно когда они тянутся 8 часов, где твой ум очень важен. Ты не можешь на логические аргументы говорить: «Да пошел ты!»
С.Крючков― В Нью-Васюках возможно все. У нас строятся Нью-Васюки подчас. Книга этих выходных, этих первых январских дней от Константина Вадимовича Ремчукова.
К.Ремчуков― Я хотел порекомендовать очень хорошую книгу. Яков Буркхардт «Размышления о всемирной истории». Великолепно написано, великолепно изложено. Поражаешься, как 150 лет назад можно так точно давать все характеристики современным языком. В отличие от многих культурологов достаточно категоричен в суждениях. Короткие, на страничку, на полстранички события мировой истории с хорошими, четкими характеристиками. Про Россию — полторы странички. «Россия использует чужой ум, но отвергает чужие идеи», — пишет Буркхардт. Так правильно, что трудно лучше сказать.
С.Крючков― Константин Вадимович, я благодарю вас. Это был — Константин Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты». Я, Станислав Крючков прощаюсь с вами. До свидания!
Олег Никифоров 
комментарии(0)