Мигранты-нарушители угрожают бюжету России

В российских тюрьмах продолжает увеличиваться количество иностранцев. Фото РИА Новости

По мнению правозащитников, нужно разгрузить камеры от приезжих. Во-первых, их содержание бьет по карману налогоплательщиков. Во-вторых, мигранты оказываются наиболее уязвимыми перед следствием, их могут использовать для создания хорошей отчетности по раскрытию преступлений. При этом «неговорящие» на русском иностранцы часто не понимают сути обвинений из-за отсутствия переводчиков.

В СИЗО и колониях насчитывается до 26 тыс. иностранцев, большинство из которых – выходцы из среднеазиатских республик, плохо говорящие по-русски. Их права нарушаются повсеместно. Например, правоохранители пытаются повесить на них нераскрытые преступления для улучшения показателей. И хотя о задержании иностранца требуется сообщать в посольство, на практике это происходит редко.

Другая проблема – их бессрочное заточение в центрах временного содержания. Консульства, говорят общественники, не спешат выручать своих сограждан: отказываются посещать их в СИЗО или, например, не дают документов, подтверждающих личность арестантов, без которых их невозможно депортировать на родину. Нередки случаи, когда у мигранта нет денег на обратный билет. Поскольку власти отказываются спонсировать перелет, человек вынужден годами сидеть в спецприемнике.

Как рассказал «НГ» бывший член Общественной наблюдательной комиссии Москвы, вице-президент российского подразделения международного Комитета защиты прав человека Иван Мельников, наблюдатели нередко встречают в СИЗО избитых мигрантов, не понимающих сути обвинений из-за языкового барьера. «Немало ситуаций, когда в изоляторах сидели иностранцы, особенно выходцы из стран СНГ, с видимыми повреждениями. Но из-за незнания языка они не могли никуда пожаловаться», – заявил эксперт.

Мельников сообщил и об отсутствии в уголовно-исполнительной системе квалифицированных переводчиков. Находясь в СИЗО, пояснил он, мигранты могут рассчитывать на профессиональную помощь с переводом лишь во время следственных действий. Кроме того, говорит собеседник «НГ», из-за незнания языка «человек не может объяснить состояние своего здоровья. Допустим, когда он только прибывает в изолятор, местный врач должен узнать о наличии у подследственного хронических заболеваний». Не хватает и литературы на иностранных языках, особенно юридической, которая пользуется среди заключенных высоким спросом. Нужны специальные брошюры с цитированием законов и перечислением прав сидельцев на время их нахождения в местах уголовно-исполнительной системы, считает Мельников.

Вместе с тем в отличие от российских сидельцев мигранты практически лишены общения и переписки с родственниками. Ведь надзиратель должен точно знать, о чем говорится в телефонной беседе, если же человек не говорит по-русски, ему попросту запрещают звонить. То же самое и с письмами, при наличии иностранных слов они не проходят цензуру. Также де-юре у мигрантов есть право попросить помощи у консульства, но для этого надо написать письмо на русском, обращения на родном бракуются. «Человек не может пожаловаться родственникам, попросить передачу, написать жалобу в правозащитные организации, – говорит Мельников. – За годы проверок у наблюдателей созрели предложения по улучшению положения иностранцев в российских тюрьмах. Допустим, создать вакансии переводчиков, которые бы помогали составлять документы, переводили жалобы, обращения с иностранного языка». Кроме того, предлагается пересмотреть правила внутреннего распорядка, чтобы человек мог написать письмо в управление собственной безопасности МВД или СК, прокуратуру на родном языке, и обязать подразделения самостоятельно переводить жалобы, рассматривать их и готовить ответ на том же языке».

Среди инициатив, которые сейчас обсуждаются правозащитниками, также депортация мигрантов, совершивших нетяжкие преступления, сразу же после вступления их приговора в законную силу. Чтобы они отсиживали назначенный срок у себя на родине за счет бюджета своей страны и не перегружали российские камеры. Тем более что такая практика успешно действует в других странах, например в Швейцарии.

Мельников напомнил, что содержание мигрантов в неволе обходится российскому бюджету в значительные суммы – на одного заключенного в год государство тратит около 500 тыс. руб. Нужно, по его словам, заключить соглашение с соседними странами, которое бы гарантировало, что человек не избежит наказания на родине. Кстати, «уехать отбывать срок» некоторые мигранты могут и сейчас, для этого им необходимо обратиться с соответствующим заявлением в посольство. Однако, говорит Мельников, на практике этого не происходит: в основном никто не знает о такой возможности. Поэтому во внутренних регламентах стоило бы прописать обязанность чиновников предлагать воспользоваться этим правом.

Эксперт пояснил, что сегодня, когда мигрант отсидел назначенный срок в российской тюрьме, чаще всего его признают «нежелательным» для страны, тем более к тому времени истекают его правовые статусы в РФ. Тогда человека помещают уже в спецприемник, где он может просидеть еще несколько лет в ожидании депортации. Мельников объяснил «невозможность гражданина для экстрадиции на родину отказом государства оплачивать ему возвращение». Вместе с тем после тюрьмы мало у кого находятся деньги на самостоятельную покупку билета. «У нас есть норма о приобретении билета до дома для российского заключенного за счет бюджета, – сказал эксперт. – Мне кажется, аналогичная процедура должна действовать и для мигрантов – чтобы им спонсировали возвращение на родину». Мельников объяснил это обычной экономией: содержание одного мигранта в спецприемнике, включая обслуживание, питание, коммунальные услуги, обходится в среднем в 25 тыс. руб. в месяц (около 400 руб. в день). Билет до Ташкента стоит всего 15 тыс. руб.

Остальных осужденных – уже по серьезным статьям – предполагается более равномерно распределять по колониям с учетом национальности, чтобы не создавать дестабилизирующих ситуацию факторов. Есть и такие предложения: к примеру, предусмотреть норму, запрещающую арестовывать мигранта, который попался на нанесении имущественного вреда, но до суда сумел возместить ущерб.